– И какая же?

Натаныч наконец-то перестал есть и развалился в кресле:

– Незадолго до своей смерти в 1953 году Сталин вызвал к себе Косыгина и сказал ему, что существует секретная государственная разработка, благодаря которой страна идет уверенным курсом. Это научное открытие советских ученых, связанное с временными парадоксами. После этого он объяснил ему, что для корректной работы этой системы в 1974 году Косыгин должен будет составить подробный отчет с описанием того, во что за эти годы превратился мир и СССР. И добавил, что отдать этот документ ему придется человеку, которого приведет… Ну и он назвал мне мое имя. То есть того меня, который живет в их 1974-м. Но дело в том, что Косыгин сделал из этого всего неверные выводы!

– Да что ты! – удивилась я. – А мне казалось, что он вообще не может ошибаться!

– Не ехидничай! – Натаныч бросил в меня мятой бумажной салфеткой. – Он после своего разговора со Сталиным свято уверовал в то, что речь идет о постоянно корректирующейся системе. То есть что каким-то образом великий «Генеральный план развития Советского Союза» ежегодно или ежемесячно меняется в зависимости от обстоятельств. Ну ты понимаешь… Он просто-напросто переоценил мои возможности, но недооценил Сталина. Я же не летал все эти годы к руководителям государства и не давал им советы, как править миром и страной. А Сталин, изучив организацию современного мира, то есть мира начала XXI века, въехал в эту проблему и понял, как можно буквально вслепую управлять еще практически несуществующим государством в условиях, которые еще не сложились. Ты, кстати, спроси у него! Может, он хоть тебе на этот вопрос ответит!

– Не знаю, – вздохнула я. – Может, и ответит… Пойдем в комнату, а то я уже устала тут сидеть.

Когда мы ушли из кухни, я прилегла на диван, а Натаныч встал передо мной, как лектор:

– Так вот, вернемся к вопросу о том, что творилось внутри страны. К 1953 году авторитет Сталина был незыблем. Загранка от него рыдала, а советский народ его обожал. Получилось, что он практически искоренил преступность, избавился от инакомыслия, заставил всех жить в мире и согласии, работать и счастливо жить. А почему бы и нет? Войны там не было. Народу было много, строились новые города, работала промышленность, двигалась вперед наука, развивалось мое любимое сельское хозяйство… Так и не знаю, как именно оно развивалось, но да ладно! А экономика была такая, что для нормального работающего человека устроить себе комфортную жизнь не составляло труда. При этом надо помнить, что мы шли с огромным отрывом от Запада не только из-за войны, но и благодаря политике государства. Ну и в семидесятые годы мы уже не были по сравнению с Европой и Америкой средневековыми жителями, как это происходило в нашей с тобой брежневской реальности, а имели такое ультрасовременное изобилие, которое Западу и не снилось. Достаточно сказать, что в 1964 году в СССР работал Интернет, к которому были подключены десятки тысяч пользователей по всей стране. Конечно, на тот момент это были, так сказать, корпоративные, а не частные клиенты, но все равно…

– Слушай, – прервала я его рассуждения. – Интернет – это, конечно, очень хорошо, но ты мне скажи, когда именно и как Сталин умер и кто после него СССР возглавлял.

Натаныч развел руками:

– Косыгин сказал, что 5 марта 1953 года Сталин, будучи абсолютно здоровым, скончался в полном сознании от сердечного приступа. Наверное, у него просто судьба была умереть в тот день. Что же касается нового вождя… То тут получилось следующее. Поскольку существовал этот генеральный план, то стране был нужен уже не гений стратегии, а верный сталинским идеям исполнитель, который бы обладал талантом дипломата, чтобы справляться с международными проблемами. Ну и ты, конечно, понимаешь, что на эту роль годился только один человек…

– Молотов?

– Именно он. А потом, когда он по возрасту уже не мог вести дела, его сменил другой политический деятель. Я утром посмотрел, но у нас в Интернете его нет. Не знаю, откуда он взялся. Возможно, в нашей реальности его расстреляли в юные годы, а может быть, он не смог пробиться к власти. Но я так понял, что этот тип хорошо там соображает. Да! И я же забыл тебе сказать! После смерти Сталина согласно его плану стали немного приоткрывать железный занавес, дабы показать людям, что за бугром сплошной кошмар: вечные кризисы, безработица и восстания. Начал развиваться международный туризм, и шаг за шагом все сильнее укреплялись отношения с разными более-менее терпимо к нам настроенными странами. Началась полоса международной дружбы, благо что Молотов был спец и мог это все разруливать.

– Интересно, а как у них там дела с партноменклатурой? – спросила я, почему-то представив себе Брежнева на трибуне Мавзолея.

– А… – Натаныч усмехнулся. – Я ждал от тебя этого вопроса. Ведь в той реальности ты, дорогая моя подруга, стала первой, из-за кого глава государства поступился принципами и черпанул из государственной казны.

– Да что ж ты наговариваешь-то на него постоянно?! Неужели не понимаешь, что ерунду мелешь?

– Мелю? – он рассмеялся. – Да ладно тебе… Я же не слепой в самом-то деле и вижу, что между вами происходит. Но… Конечно, все это жалкие гроши, копейки медные в сравнении с тем, что сегодня творится там, – показал он на потолок. – Но дело не в этом, ведь мы говорим о другой реальности. А в ней… Оказалось, что сталинская система работала так, что каким-то образом даже спустя десятилетия было исключено любое, даже минимальное использование служебного положения в корыстных целях. Взяточничество и взяткодательство каралось огромными сроками. Ну а та партноменклатура, которая была в нашем с тобой прошлом… В таком виде там ее вообще не существовало. Я так думаю, потому что госаппарат был небольшой, вкалывали в нем убежденные патриоты, да и вообще сама система государственного устройства там была иная. Нет… Ну конечно, Косыгин там жил лучше, чем среднестатистический работник ЖЭКа. Но, извини меня, это вполне нормально, учитывая, так сказать, заслуги перед отечеством. Так что получилось, что твой драгоценный вождь в 1937 году решил, что лишь ему будет дозволено дарить своей даме украшения из Алмазного фонда. А всем остальным он дал такой окорот, что испугал их на долгие годы… Кстати сказать, в нашей-то с тобой реальности он этого не сделал. А распустил своих прихлебателей так, что они в блокадном Ленинграде пирожные жрали, пока остальные на улицах падали. Не знаю уж чем это объяснить, но, как видно, ты там на него очень отрезвляюще действовала, ну или начитался он чего-то умопомрачительного…

Я слушала все эти рассказы, пыталась представить себе удивительную, созданную Сталиным страну, и вдруг почувствовала, как в мою в душу начала проникать щемящая тоска. Это было трудно объяснить, но в последние месяцы для меня существовали лишь два мира: реальность 2010 года и реальность 1937-го. Они никак не пересекались между собой, и это было как-то понятно и привычно. Но сейчас, после того как Натаныч рассказал мне обо всем, что узнал от Косыгина, мир стал глобален. Кроме того, что в нем вновь остро появилось прошлое нашего государства с Хрущевым, Брежневым и прочими людьми, там стал заявлять о себе и альтернативный расклад, основа которого была заложена в 1937 году. Да, это, по словам Косыгина, был успешный мир, но мы в нем никогда не жили. И, кроме того, я ощутила, что никакая машина времени не отменит такие понятия, как старость и смерть, а значит, моя реальность там, по ту сторону ограничена 1953 годом. И от этого становилось страшно.

– Скажи, а про меня там хоть что-то известно?

Он замялся:

– Ну… Тебя там нет. Не существует в принципе. Видишь ли, я знаю твою семью, а значит, нетрудно сделать выводы. Войны не было, а следовательно, твой дед по маминой линии не был военным разведчиком и не поехал в конце сороковых на Дальний Восток. Ну и значит, мама твоя не родилась, как не родилась и ты…

– Натаныч, Натаныч… – покачала я головой. – Меня не интересует, родилась я там или нет. Я спрашиваю, известно ли там хоть что-то о третьей жене Сталина!