Мне снова стало страшно:

– Натаныч, а может, к нам спустимся? Там Маша обед сделала. Суп сварила…. Что-то мне как-то не по себе. Давай ты вообще не будешь из дома выходить?

– Ерунды не говори, – буркнул он и встал со стула. – Успокойся. Если хочешь, я тебе ночью позвоню. Все, иди уже наконец…

После десятиминутных препирательств я наконец-то согласилась. Мы покинули квартиру и зашли в лифт. Когда двери открылись на шестом этаже, он сказал:

– Ну, привет! Если что… Считай меня коммунистом.

– Стой! – вцепилась я в его ветровку. – У меня предчувствие нехорошее… Пойдем к нам. Ну чего тебе дался этот магазин? Утром сходишь.

Он отцепил меня и выпихнул из лифта:

– Жалко все-таки, что у нас так долго генетика в загоне была. Хорошая наука. Только жестокая.

– Тебе не страшно? – прошептала я.

– Я боюсь всего, что происходит, начиная с 1937 года. Этот страх меня вымотал…

С этими словами он нажал кнопку и уехал. Я пришла домой и первым делом включила компьютер. Мне хотелось разобраться, что он мне записал. Быстренько отыскав папку программных файлов, я ткнула в нее и увидела две лиловые иконки и текстовый документ под названием «Начни с этого». Может, так он назвал руководство для начинающего пользователя временных программ? Я открыла файл и стала читать:

«Я только что вернулся из 2010 года. Безусловно, ты уже знаешь обо всем, что я там видел. А также о том, что я собираюсь с твоей помощью запустить итерационную переделку мира. Кроме того, я обещал тебе, что сделаю копии временных программ. Ты мне, конечно, веришь, а как же иначе! Ведь мы познакомились, когда тебе было шестнадцать лет, и я не мог не стать для тебя авторитетом. И вот что получилось! Я тебя знаю прекрасно. А ты… Ты так и не поняла, что я за человек. И хотя я постоянно говорю тебе, что никому никогда не выдаю государственных секретов, ты всячески пытаешься заставить меня записать тебе эти файлы. Ну что ж! Я подчиняюсь. Смотри. Перед тобой две программы. Если ты запустишь любую из них, то первое, что ты увидишь, будет экран с вопросом «Продолжать?». Если ты выберешь ответ «Нет», то все закроется. Если решишь, что тебе имеет смысл нажать «Да», то… Все рухнет без возможности восстановления. Потому что я записал тебе эти программы, на которые по традиции поставил свою непрошибаемую защиту, просто на всякий случай, чтобы создать резерв для самого себя. Если же меня не станет (а вероятность этого растет день ото дня), то тебе придется смириться с тем, что ты никогда больше не попадешь в 1937 год и никогда не запустишь итерационную переделку мира. И все это произойдет по одной простой причине: я ни с кем никогда не делюсь своими исследованиями. Я, конечно, представляю себе, что мне предстоит от тебя выслушать, когда ты, прочитав это, придешь ко мне объяснять, кто я такой (если, конечно, я там еще жив). Но мне на это наплевать. И кстати. Ты можешь перерыть всю мою квартиру, поднять паркет, оторвать плинтус… Ты не найдешь резервных копий. Потому что их в этом мире не существует».

– Ну Натаныч! – прошептала я. – Ты лапши на уши навешал не только мне, но и Сталину.

Подумав о том, что удушу его, когда он вернется из магазина, я пошла на кухню. Меня все еще трясло, и я хотела выпить валерьянки. Через некоторое время зазвонил мобильник.

– Мам, ты где?! – Глеб буквально орал в трубку.

– Дома. А что случилось?

– Быстро иди вниз на улицу! Натаныча машина сбила. Я «скорую» вызвал. Как назло, Маша это видела, теперь ей дурно, и мне надо ее срочно домой отвести!

Я вылетела из квартиры и через минуту была на проезжей части. Натаныч без сознания лежал в луже крове и едва дышал. Маша в полуобморочном состоянии сидела на бордюре, а Глеб метался вокруг, пытаясь привести ее в себя.

– Ну наконец-то! – воскликнул он, увидев меня, и быстро потащил Машу к подъезду.

Я свернула куртку и села рядом с Натанычем. У меня на глазах умирал мой друг, который на протяжении двадцати лет действительно являлся для меня непререкаемым авторитетом. Он был символом настоящего ученого, готового на любые безумства ради науки. Я считала его не просто гениальным, он всегда казался мне человеком будущего, который был способен практически из ничего создавать бесперебойно работающие механизмы и непонятные приборы. Он был создателем машины времени, полностью изменившей мою жизнь и мое мироощущение. Ему удалось разработать итерационную программу, с помощью которой мы могли бы сделать из России счастливую и процветающую страну. И именно он! Именно он непонятно с какой целью лишил меня любви, о которой в параллельном мире слагали легенды. И именно он оставил граждан нашего государства без светлого будущего.

– Натаныч! – взяла я его окровавленную руку. – Не умирай. Пожалуйста. Ты не можешь так поступить со мной. Я знаю, ты наверняка что-то придумал. Сейчас придет твой двойник из альтернативной реальности и принесет мне машину времени. Ты столько всего пережил… И собираешься вот так просто умереть? Я не могу, не хочу в это верить… – Я попыталась нащупать его пульс, но ничего не смогла обнаружить.

Наконец-то приехала «скорая». Суровый врач оттеснил меня в сторону и после осмотра сказал:

– Он умер. Сейчас приедет милиция, и нам надо будет все записать. Вы можете рассказать, как это произошло?

– Нет. – Я растерянно посмотрела на свои испачканные кровью пальцы. – Все видели сын с женой. Ей стало плохо, и они пошли наверх. Может быть, его позвать?

– Да, пожалуйста, тем более что он должен будет рассказать, не запомнил ли номера машины. А сами идите домой. Вам дать таблетку, чтобы вы успокоились?

Я кивнула, проглотила неизвестно что, позвонила Глебу и, как только он появился, ушла домой. Маша плакала на кухне, а я прошла в комнату и автоматически стала снимать испачканное в крови платье. В голове моей царил хаос, поэтому я подумала: «Сейчас переоденусь и пойду к Сталину. Надо все ему рассказать. У него же там куча ученых, которых он из лагерей выпустил. Если он прикажет, они моментально работать начнут и все программы восстановят…» Тут до меня наконец дошло, что все пути в 1937 год отрезаны и ни к какому Сталину я уже не попаду. Стиснув руками голову, я села на кровать.

– Этого не может быть! – прошептала я. – Мы были вместе в 1952 году. Никакой альтернативной реальности я там не создавала. Значит, где-то существует диск или компьютер, с помощью которого я смогу туда летать. Где? Где он может быть?

Я вскочила и, схватив ключи от Натанычевой квартиры, которые он дал мне на всякий случай еще лет пять назад, побежала на девятый этаж. К моему удивлению, дверь была не заперта. Я толкнула ее, прошла внутрь и увидела, что из дома вынесли все, хоть как-то связанное с его исследованиями. Остались только мебель, посуда, груда одежды и скомканные бумаги. Было понятно, что здесь провели тщательную работу. Искать что-то еще было бесполезно.

Вернувшись к себе, я позвонила брату Натаныча, рассказала, что произошло, обещала, что если понадобится, то обязательно помогу ему все организовать, и, повесив трубку, легла на кровать. Итак, Натаныч сказал Сталину, что программы у меня дома. Может быть, он передал их Глебу? Или Маше? Специально, чтобы, как говорил Сталин, я до поры до времени ничего не знала. Где они могут быть? Я снова загрузила ноутбук и стала скрупулезно исследовать каждую папку. Я запускала поиск, открывала какие-то немыслимые файлы, залезала в непонятные компьютерные дебри, но, кроме двух лиловых иконок, ничего не могла найти. Наконец, уже почти потеряв надежду, я решила попробовать запустить итерационную программу. «А вдруг он наврал в своем письме, что они защищены? Так… Для отвода глаз», – подумала я и кликнула по лиловому пятнышку. На экране, как и обещал Натаныч, высветился прямоугольник с вопросом «Продолжать?». Я ткнула в «Да» и через долю секунды увидела какой-то глюк, мигание, наглядную демонстрацию удаления и снова иконки в папке системных файлов. Все мои попытки запустить эту программу снова оканчивались неудачей. Ее больше не было в моем компьютере. Остался лишь все тот же лиловый ярлычок, который, видимо, по замыслу Натаныча должен был символизировать памятник на могиле прекрасного будущего России.