Бакро гладит собаку в последний раз, после чего подзывает меня к себе.

— А теперь посмотри вот на это.

Он поворачивается и тут же исчезает в ворохе сухой травы. Я следую за ним, а он уже ждет меня у входа в кроличью норку, вырытую между корней кедра. Рози стоит позади нас, но я уже не нервничаю, и мне приятно сознавать, что я могу попросту игнорировать ее присутствие.

— Ты здесь живешь? — спрашиваю я.

— Не совсем так. Мне нужны запасные норы, где я мог бы спрятаться, если меня кто-нибудь увидит и захочет поймать. У меня в этой местности полно таких убежищ. Я убираюсь в них и оставляю там свечи и запас хвороста.

Все это хорошо, но зачем ему шататься по ночам, тем более в таком месте? Я осторожно осведомляюсь:

— А разве не опасно ночью оставаться на улице?

— Если ты хочешь избежать контакта с верзилами, то нет.

— А мне всегда приходили на ум только хищники, которые могут съесть меня в любую минуту, — признаюсь я. — Вроде той кошки, которая приняла меня за аппетитную закуску.

Но он со мной не соглашается.

— Если ты много времени проводишь на природе, вероятнее всего, с тобой ничего плохого не случится. Кроме того, у меня есть Рози. — Заметив недоверчивое выражение на моем лице, он тут же добавляет: — Она, как правило, не отходит от меня надолго.

Я вспоминаю весь ужас встречи с кошкой. Рози мне не кажется надежной защитницей. Ведь кошка могла бы уже придушить меня и наполовину съесть, прежде чем появилась Рози.

— А что делать, если тебе нужно выйти на открытое пространство? Ну, скажем, перейти поле или очутиться на другой стороне улицы?

Я спрашиваю об этом, потому что до дома Ти-Джей придется перейти немало улиц.

Бакро улыбается:

— В этом случае нужно быть предельно осторожным. Ты зайдешь внутрь?

Я с сомнением разглядываю кроличью норку.

— Там полный порядок, — добавляет он. — Я уже закончил уборку.

Внутри действительно здорово. Я убеждаюсь в этом, как только следом за Бакро захожу в норку. Поначалу мне кажется, что здесь очень темно, но, когда мы заворачиваем за поворот, норка расширяется. В ее конце горят свечи, освещая путь. Спуск не слишком крутой. Мы с Бакро передвигаемся свободно, нам даже не приходится пригибаться, а вот Рози испытывает некоторые неудобства, пробираясь внутрь.

В норке пахнет землей, но не сыростью, как я предполагала раньше. С потолка этого странного жилища торчат корни кедра, и мне забавно смотреть на дерево снизу вверх. Оказывается, у деревьев корни растут примерно так же, как и ветви, но только об этом никто не задумывается, потому что редко кому посчастливится увидеть дерево с такого необычного ракурса.

На полу расстелено сено. В углу я даже замечаю кровать. Хотя нет, это не то, что вы подумали. Это соломенное ложе с веточками, которые придают ему определенную форму и поддерживают ее. Тут же свалена охапка хвороста, о котором он говорил, а рядом лежит его рюкзак. Рози подходит к кровати и устраивается рядом с ней. Она некоторое время смотрит на Бакро, потом кладет голову на передние лапы и закрывает глаза.

— Ну, и что ты скажешь? — вопрошает Бакро, испытывая гордость за созданное им жилище.

— Здесь… интересно, — замечаю я. — Простовато немного.

Он хохочет:

— Но я ведь здесь не живу. Это только убежище, чтобы спрятаться в случае опасности.

— Верно, я забыла, — смущаюсь я и судорожно соображаю, что нужно сказать, чтобы замять промах. — Но где же очаг?

— А тут его вообще нет как такового. Зато имеется запасной выход. Вон там, видишь?

Он указывает на более узкое отверстие, которое я поначалу и не заметила. По тому, как расставлены свечи и как они освещают комнатку, я понимаю, что запасной выход находится в самом темном ее месте.

— Видишь, тут воздух продувается, и если бы я захотел выстроить очаг, это было бы возможно. Гаснуть он не будет. Тяга здесь хорошая, а вот сквозняка не наблюдается.

— По-моему, ты продумал все до мелочей.

Он пожимает плечами.

— Каждый лесничий должен иметь такие местечки, где он всегда может спрятаться. На тот случай, если его кто-нибудь прогонит из его основного жилища.

— А вдруг эту норку займет какое-либо животное?

— Перед тем как мы уйдем отсюда, я надежно закрою оба входа, и сюда никто не проникнет.

— Потрясающе.

Мы садимся на соломенное ложе, и я начинаю изучать свои туфли, соображая, как можно еще поддержать беседу. Но ему, кажется, не требуется постоянно говорить. Иначе он никогда не стал бы лесничим и не жил в одиночестве. Но на меня тишина почему-то действует угнетающе.

— А разве ты не скучаешь по телевизору и другим чудесам техники? — интересуюсь я.

Он улыбается.

— А ты не скучаешь по бесконечному небу и птичьему пению?

— Не знаю. Я к их песням, в общем-то, никогда и не прислушивалась. Кстати, про мир верзил я знаю только то, что мне удалось подслушать в доме, да еще из телепередач. Я неплохо разбираюсь в современной музыке и последней моде.

— Моде, — повторяет он.

В его голосе я не чувствую неодобрения, но мне кажется, что он просто не может понять, почему мода вообще важна для кого-то.

— Да-да, и представь себе, что это очень нелегкий труд — сшить для себя какую-нибудь вещь из последней коллекции известного модельера, которую видела всего раз, да и то по телевизору. Учти, я могу рассчитывать только на тот материал, который мне самой удастся раздобыть. И вот что меня больше всего бесит в Ти-Джей. Она ведь верзила. Она может просто прийти в магазин и купить себе самую модную, самую сексуальную одежду, какую только ей захочется. А ей этого не надо, она носит только джинсы и футболки.

— Может быть, ей так удобнее?

— Скорее всего. И все равно мне кажется, что она зря не пользуется огромными возможностями. Уж я бы не стала ограничивать себя джинсами и футболками.

Я замечаю, что эта тема, больше подходящая для девчачьего разговора, его совсем не интересует, а потому заставляю себя замолкнуть. Но возникшая тишина снова начинает действовать мне на нервы. Ему и Рози, похоже, нравится вот так отдыхать, развалившись, и ни о чем не думать. Но мне требуется постоянное действие, движение. А уж если нет возможности перемещаться, то мне просто необходимо с кем-нибудь болтать. Или слушать кого-нибудь. Кажется, что тут должен присутствовать еще какой-то звук, кроме мирного посапывания Рози.

Наверное, это происходит потому, что я очутилась в замкнутом пространстве. Точнее, в незнакомом замкнутом пространстве. Я привыкла к маленьким помещениям. В конце концов, я же малявка. Но при этом мне обязательно нужна свобода передвижения в них. Да, вот я какая неугомонная. Мама называла меня непоседой, а я и на самом деле не могла спокойно усидеть на одном месте даже несколько минут. Теперь вам понятно, почему я чуть с ума не сошла, когда очутилась в рюкзаке Ти-Джей.

Но прежде чем я нахожу нужные слова, чтобы заполнить тишину, Бакро спрашивает меня:

— Эта женщина в книжном магазине… писательница. С чего ты решила, что она сможет помочь тебе?

Я пожимаю плечами.

— Это был единственный пункт нашего с Ти-Джей плана. Я не знаю, где найти других малявок. А у нее я бы спросила, куда переехали мои родители. Если учесть, какие книги она пишет, она может это знать. Писательница мне скажет: «По-моему, я начинаю кое-что понимать». И я отвечу: «Ну, вот мы и повстречались. Вы же знаете, куда подевались мои родители, так ведь?»

— Мне известно, где они были несколько недель назад, — говорит Бакро. — Но когда я увидел их в следующий раз, они переезжали на новое место. А куда именно, они мне не сказали.

— Но с ними было все в порядке? Они хорошо выглядели?

Он кивает.

— Да, похоже, что так. Только они очень волновались за тебя.

— А чего им за меня переживать? Подумаешь… — фыркаю я. — Ти-Джей вообще о них разговор не заводила. Я прожила с ней долго, но она никому про меня не рассказала. Ни единой живой душе, даже самой лучшей подруге. А я знаю, как это тяжело.