Я начинаю учащенно дышать. В груди давящее ощущение, и я чувствую, как будто сейчас упаду в обморок.
Коул останавливается как вкопанный и смотрит на меня. Его выражение лица смягчается, и он выглядит раскаявшимся. Он начинает:
— Солнышко, я...
Но я прерываю его хриплым шепотом:
— Пожалуйста, Коул. Просто уходи.
Он кладет руку на бедро и кивает, соглашаясь:
— Хорошо, я пойду. — Он подходит ко мне. Я снова отталкиваюсь ногами назад, но врезаюсь в стену. Я хныкаю, когда он опускается на колени около меня. Он касается моей щеки нежно и говорит:
— Посмотри, что ты вынудила меня сделать, солнышко.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
«Это ублюдок сказал так на самом деле?»
Это трудно, но я удерживаюсь, чтобы не выцарапать ему глаза. Он улыбается мне:
— Мы попробуем снова завтра, ладно?
Его руки ложатся на мои щеки, и он опускает свое великолепное лицо к моему, целуя меня нежно. Я не целую его в ответ. Мой рот вялый и напряженный. Это делает его злым. Используя свой большой и указательный пальцы, он держит мой подбородок в своей ладони, впиваясь пальцами в мои щеки достаточно жестко, чтобы заставить меня взвизгнуть. Его наполненные яростью глаза сверлят меня. Он требует:
— Поцелуй меня. Как ты, черт побери, делала это.
«Кто, черт возьми, этот человек?»
Я размыкаю дрожащие губы, и Коул опускает лицо к моему. Я пытаюсь поцеловать его, как обычно. На самом деле довольно трудно сделать, когда все, что я действительно хочу, — это прокусить его губы. Кажущийся удовлетворенным, он отклоняется назад и улыбается мне.
— Так-то лучше, солнышко. — Он вздыхает, когда встает: — Я ухожу. Подумай о том, что ты сделала. Я не хочу повторения этого завтра.
Не отрывая от него взгляда, я смотрю, как он открывает дверь, поворачивается ко мне, улыбаясь, затем посылает мне воздушный поцелуй и закрывает за собой дверь. Осознание того, что что-то очень плохое только что произошло в моем доме, поражает меня, и я пытаюсь встать. Я успокаиваюсь, насколько это возможно, и иду на ватных ногах к входной двери. Закрываю засов и цепочку трясущимися руками. Невозможно думать о чем-нибудь еще прямо сейчас, поэтому я отправляю сообщение Тине.
Я: Эй, извини за позднее сообщение, но я простыла! Я обливаюсь потом и меня лихорадит, так что меня не будет завтра.
Я перечитываю сообщение десять раз, прежде чем остаюсь довольна, как оно звучит, и нажимаю: «Отправить». Через несколько минут слышу сигнал телефона.
Тина: Ох, милая! Я надеюсь, что ты не заразилась от Татьяны! :( Конечно, лечись столько времени, сколько нужно. Сесилия присмотрит за ней завтра, так что я выйду на работу. Хочешь, чтобы я что-нибудь привезла тебе?
Мысли о том, что она увидит меня, достаточно, чтобы заставить меня расплакаться. Я всегда была сильной. Я не могу позволить Тине увидеть меня в таком виде. Я успокаиваюсь достаточно, чтобы написать ответ.
Я: Спасибо, детка. У меня есть все, что нужно. Люблю тебя! Я дам знать, как буду чувствовать себя завтра днем.
Тина: Ладно, милая. Поправляйся. Мы тебя тоже любим! Целую.
Есть только один человек, который я уверена, поможет мне в этой ситуации.
Вместо того, чтобы остаться дома и слушать сексуальные крики из квартиры Нат, я решаю потусоваться с парнями. Мы долго ждали, и наконец-то пришел Ловкач.
— Всё выглядит довольно серьезно с Лолой. Ты знаешь, что должен сказать ей, мужик. Она думает, что ты больше в нее не влюблен, — Ник говорит Ловкачу.
Ловкач отвечает без задержки:
— Я понимаю, братан. Понимаю. Я просто не знаю, как это сделать.
Ловкач, за неимением лучшего термина, выглядит как дерьмо. Он — тень человека, которым был год назад. С мешками под глазами и постоянным плохим настроением, всем понятно, что с ним что-то не так.
— Будь честен с ней. Она любит тебя. Она поможет. Ты знаешь, что она поможет, — говорит Макс.
Ловкач говорит иронично:
— Я знаю, что поможет, Макс! Вопрос в том, почему она должна делать это? Я хочу ее больше, чем что-либо, но я не могу быть с ней, пока она не будет понимать, что ее ждет в отношениях со мной. Еще не поздно. Она молода. Она может найти кого-то без багажа проблем.
Я качаю головой и пытаюсь поспорить с ним:
— Ты не можешь решать за нее, Ловкач. Ты должен просто выложить ей всё и дать возможность решить самой, чего она хочет.
Ловкач опирается локтями на колени и прикрывает рот руками. Он выглядит разбитым. Если бы я как-то мог помочь ему, я бы сделал это, но это не то, в чем я могу быть полезен. Ловкач проводит руками по лицу и отвечает спокойно:
— Что, если она оставит меня?
Я смотрю на парней. Никто не говорит, тогда Ловкач продолжает:
— Это было самое трудное время в моей жизни. Даже хуже, чем потерять папу. Если я потеряю Лолу, я не знаю, что буду делать.
Я протягиваю руку и сжимаю его плечо:
— Ты потеряешь ее, если не расскажешь ей. Она уже думает, что ты что-то скрываешь от нее, братан.
Ник говорит ему:
— Ты знаешь, что мама и девочки помогут, насколько будет возможно. Мы — семья. Мы сделаем все, чтобы помочь.
На моем телефоне отключен звук, но он вибрирует в кармане. Я проверяю дисплей. Мои глаза расширяются в недоумении.
«Какого черта?»
Я проверяю текстовое сообщение, и моя кровь холодеет.
Нат: Можешь приехать домой?
Явно что-то не так.
Глава седьмая
Сестры Ковач
Тук-тук-тук
— Кто это? — спрашиваю хрипло.
«Черт побери! Что с моим голосом?»
Он как у курильщика с пятидесятилетним стажем!
Дух отвечает сурово:
— Открой проклятую дверь, Нат.
Мой желудок ухает вниз, а ладони потеют. Я действительно не хочу, чтобы он видел меня такой, но у меня нет выбора. Или он или Тина, но я не позволю Тине увидеть меня в таком состоянии.
Дрожащими руками я открываю входную дверь на несколько сантиметров. Пряча часть лица, говорю тихо:
— Ты не будешь психовать, ладно?
Он закатывает глаза и вздыхает, но кивает. Я отворачиваю лицо и открываю дверь, чтобы он зашел внутрь. Я слышу, как Дух аккуратно закрывает дверь за собой, а затем спрашивает:
— В чем проблема, Нат?
Стоя к нему спиной, я снова шепчу:
— Ты не будешь психовать, ладно?
Тишина. Затем он отвечает мягко:
— Хорошо, красавица. Я обещаю. Теперь скажи мне, что случилось.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, закрываю глаза и поворачиваюсь к нему лицом. Его глаза расширяются в гневе, и он отступает от меня. Его дыхание учащается, и он сжимает кулаки. Я понимаю его реакцию. Я видела себя в зеркале в ванной.
Мои глаза опухшие, и нижняя губа стала больше в два раза. Щеки покрыты фиолетовыми синяками там, где Коул сжимал их, чтобы заставить меня поцеловать его. Мое запястье также немного опухло и болит, когда я двигаю им.
Дух сглатывает, прежде чем отходит дальше от меня, сжимая челюсти. Его глаза полны ненависти. Сквозь стиснутые зубы, он шепчет:
— Скоро вернусь.
Он уходит, оставляя меня в замешательстве и очень одинокой. Приглушенный рев потрясает меня:
— Бл*дь!
Когда я слышу отдельные звуки разбрасывания вещей и разбившегося стекла по соседству, мои легкие сжимаются, становится трудно дышать, и слезы размывают зрение. Кровь ревет в ушах. Поднимая руку к груди, я делаю шаги назад, пока не ударяюсь о стену и опускаю свое больное, хрупкое тело на пол. Охваченная глубокой печалью, я закрываю лицо руками и тихо рыдаю.