В доме послышалось неясное движение. Высокая женщина приблизилась к двери и отворила ее.
Женщина была худенькой, в черном платье по щиколотку и с белой овальной булавкой у горла. Смуглое лицо ее было сплошь усеяно нитевидными морщинами. Мистер Кетчэм по привычке снял шляпу.
— Входите, — сказала женщина.
Мистер Кетчэм ступил в переднюю.
— Вы можете оставить шляпу здесь, — указала женщина на вешалку, которая напоминала дерево, опустошенное пламенем. Мистер Кетчэм повесил шляпу на один из крючков и задержался взглядом на большом портрете возле подножия лестницы. Он хотел уже спросить, но женщина пригласила:
— Сюда, пожалуйста.
Они прошли по передней. Мистер Кетчэм не сводил с портрета глаз.
— Кто эта женщина, — не утерпел он, — рядом с Захры?
— Его жена, — ответил начальник.
— Но она…
Мистер Кетчэм осекся, ощутив клокотание в горле. Как бы он ни был потрясен, он пересилил себя, резко откашлявшись. И все-таки… это жена Захры?
Женщина открыла дверь:
— Подождите здесь.
Тучный мистер Кетчэм вошел внутрь. Он обернулся, желая что-то выяснить у начальника. И увидел, как дверь захлопнулась.
— Послушайте… — Он подошел к двери и взялся за шарообразную ручку. Она не вращалась.
Он нахмурился, но постарался не замечать гулкие удары бешено заколотившегося сердца.
— Эй, что происходит? — его обманчиво-бодрый голос эхом отразился от стен.
Мистер Кетчэм сделал разворот на месте и оглядел комнату. Она была пуста. Пустая квадратная комната.
Он снова повернулся к двери. Губы его шевелились, выискивая нужные слова.
— Ладно, — отрывисто произнес он, — это очень… — Он судорохно подергал ручку. — Ладно, это очень забавная шутка. — О, Господи, он терял разум. — Я получил все, что…
Он крутанулся при каком-то возникшем звуке. Зубы его были оскалены.
Никого и ничего. Комната была по-прежнему пуста. Голова его шла кругом. Что это за звук? Монотонный и глухой, как звук текущей воды.
— Эй, — непроизвольно вырвалось у него. — Эй, сейчас же перестаньте! Что вы себе воображаете?
Звук усилился. Мистер Кетчэм провел рукой по лбу: он был покрыт каплями пота. В комнате становилось тепло.
— Ладно, ладно. Это отличная шутка, однако…
Он не закончил и вдруг сорвался на ужасные, предгибельные рыдания. Его повело на ослабевших ногах. Какое-то время он в изумлении озирал комнату, затем развернулся и навалился на дверь. Его откинутая в сторону рука коснулась стены и… Он резко отдернул ее.
Стена была горячая!
— Что-о? — не веря себе, воскликнул он.
Это невозможно. Это шутка. Это их ненормальное представление о веселой забаве, игра, в которую они играли, под названием «Испугать городского пройдоху!»
— Хватит! — заорал он. — Хватит! Это забавно, это очень забавно! Вы уже посмеялись, а сейчас выпустите меня отсюда, или быть беде!
Он забарабанил кулаками в дверь, пнул ее ногой. Комната нагревалась все больше. Было жарко, почти как…
Мистер Кетчэм окаменел. Челюсть его отвисла.
Эти вопросы, которые они задавали ему. Болтающаяся одежда на всех, кого он встретил. Обильная пища, которой они потчевали его. Пустынные улицы. Дикарски-смуглый цвет кожи мужчин и этой женщины. То, как они все смотрели на него. И, наконец, женщина на портрете, жена Ноя Захры — туземка с зубами, отточенными словно лезвие бритвы. Транспарант:
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ — БАРБЕКЮ.
Мистер Кетчэм завопил. Он бил и колотил в дверь. Налег на нее всем весом своего массивного тела Он молил людей снаружи:
— Выпустите меня! Выпустите меня! Вы-пус-ти-те… МЕНЯ!!!
Хуже всего, что он никак не мог поверить, что это происходило наяву.