— Помните, Томпсон, — быстро проговорил Грелли, — ваша жизнь была в моих руках, и я сохранил вам ее. Будьте и вы джентльменом!

— Идите к черту! — пробормотал адвокат. — Господа! — продолжал он, восстановив в памяти все происшедшее. — Этот человек не тот, за кого выдает себя. Это похититель женщины и злодей, присвоивший себе чужое имя! Позовите капитана, офицеров, врача! Этого человека, — он указал на Грелли, — нужно арестовать и предать в руки закона.

Грелли захохотал:

— Закон остался за бортом этого корабля, на котором вы все находитесь в моей власти. Я уничтожу тебя, бумажная крыса, сующая нос в чужие дела! Если понадобится, я потоплю «Орион» со всеми, кто находится на нем.

— Топить корабли с невинными жертвами — привычное занятие пирата Джакомо Грелли! — презрительно сказал адвокат.

— Успокойтесь, мистер Ричард, — умоляющим голосом произнес священник. — Успокойтесь и опомнитесь!

— Рассудок Ричарда Томпсона помутила оскорбленная ревность, — пролепетал перепуганный Паттерсон. — Вероятно, та невольная и... невинная дань восхищения... которую некая дама... как и все мы... неизменно приносит сэру Фредрику...

— Молчите, Паттерсон! Не смейте упоминать имя этой дамы рядом с моим! Ступайте за капитаном, господа! Мы должны немедленно арестовать пирата.

— Да, ступайте за капитаном, Паттерсон! — злобно прохрипел Грелли, заметив колебания своего компаньона. — Судно ремонтировалось в вашем доке, и вы не хуже моего знаете, что стоит мне из этой каюты подать тайный сигнал одним нажатием кнопки — и в пороховом погребе корабля вспыхнет подготовленный фитиль. Правда, вы не знаете, кто это выполнит из числа моих людей на корабле, но вам известно, что моя шлюпка успеет отвалить прежде, чем мачты «Ориона» скроются под водой. И вас не будет с нами на этой шлюпке, господин Паттерсон, нарушитель нашего договора! Вместе с господином адвокатом вы достанетесь в пищу акулам, а я с моими людьми через день высажусь на африканском берегу, а через полгода вернусь в Бультон. Вам должно быть ясно, что я не рискую ничем, кроме потери корабля. Выполняйте желание мистера Томпсона, ступайте за капитаном, это поможет мне быстрее покончить со всем этим клубком змей на бриге!

— Стойте, стойте, дорогой сэр Фредрик! — воскликнул Паттерсон, бледный и, по-видимому, весьма ясно осознавший грозящую ему участь. — И вы, мистер Ричард, не горячитесь. Придите в себя, джентльмены! Опомнитесь, ссора завела вас слишком далеко! Здесь не зал канцлерского суда, здесь нет ни шерифов, ни констеблей. Мы живем одной большой дружной семьей на борту, и все недоразумения должны решаться на семейном совете. Присядем к столу, попросим хозяина достать со льда бутылочку и спокойно выслушаем друг друга. Не так ли, достопочтенный мистер Редлинг?

Растерянный пастор недоуменно молчал, силясь осознать происшедшее.

— Рад слышать слова, достойные рассудительного джентльмена, — меняя тон, сказал хозяин. — Худой мир лучше доброй ссоры. Садитесь, синьоры, и помогите мистеру Томпсону привести себя в порядок.

С этими миролюбивыми словами Грелли скрылся за занавеской и через несколько минут предстал перед собравшимися в своем обычном платье, причесанный и умытый. Оправившийся тем временем мистер Ричард сумрачно сидел за столиком под пристальными, предостерегающими взглядами Паттерсона.

Вызванный слуга отправился за Мортоном. На столе появилось вино и стаканы...

«Семейный совет» в каюте Грелли продлился два часа. После начала совещания джентльмены пригласили леди Эмили. Она пробыла в каюте недолго и вышла с заплаканными глазами. При ней не осталось ни письма, ни тетради в тисненом переплете.

Когда джентльмены разошлись, над морем уже спускалась ночь. Паттерсон по дороге в свою каюту заглянул к леди Стенфорд, чтобы выполнить поручение, возложенное на него Ричардом. Из всех намерений Ричарда, вначале столь решительных и пылких, лишь это единственное — возвращение кольца — оказалось выполнимым.

После «семейного совета» адвокат почувствовал себя так, как, вероятно, чувствует себя муха, угодившая в банку с жидким клеем. В каюте он повалился на свою постель и, тупо уставившись на пламя свечи, лежал с открытыми глазами до тех пор, пока Паттерсон не потушил ее.

Еще одна участница плавания на «Орионе» была втайне подавлена горем и находилась в состоянии полнейшей растерянности.

У колыбели спящего мальчика в чисто прибранной каюте, освещенной лампадкой, молилась перед распятием молодая черноглазая женщина. Когда в тишине наступающей ночи прозвенели три коротких сдвоенных удара корабельных склянок, ребенок пошевелился, приоткрыл сонные, такие же черные, как у женщины, глаза и, почмокав губами, снова уснул.

Женщина слышала, как на палубе, почти под самым окном каюты, остановились, тихо разговаривая друг с другом, леди Райленд и молоденькая мисс Мери Мортон.

Северо-восточный ветер заставил капитана делать сложные маневры; судно двигалось галсами по пять-шесть миль вдоль атлантического побережья Африки, отклоняясь от основного курса то на восток, то на запад: рулевая цепь скрежетала, и звонкий голос Эдуарда Уэнта, отдававшего приказания вахтенным, доносился с мостика.

— Курс?

— Зюйд-зюйд-ост, брали три румба вправо, — отвечал штурвальный.

— Так держать!

— Есть так держать, господин лейтенант!

Через несколько минут молодой офицер подошел к беседовавшим дамам.

— Противный ветер отклоняет нас к югу, — сказал он.

— А разве курс наш не лежит прямо на юг? — удивились обе леди.

— Нет, мистер Райленд приказал следовать к берегам острова Фернандо-По, в Гвинейском заливе. Там он рассчитывает получить сведения об африканской экспедиции двух своих кораблей. Но встречный ветер мешает... Завтра мы пересечем экватор, потом развернемся на четыре-пять румбов и пойдем курсом на восток. Если ветер не переменится, придется повторить такие маневры несколько раз.

— Скажите, мистер Уэнт, надолго ли эти маневры и стоянка в Гвинейском заливе задержат наше плавание? — с беспокойством спросила старшая леди.

— Трудно сказать. Быть может, недели на две, если не больше. Зато вы уже завтра увидите обряд крещения новичков, когда мы будем пересекать экватор.

— Это я уже не раз наблюдала на других кораблях. Меня тоже «крестили» соленой водой, когда мне было десять лет.

— Вы бывалая путешественница, леди Райленд! Наверно, вы ожидаете сейчас восхода звезд? Правда, что Южный Крест — любимое созвездие вашего супруга!

— Да, мистер Уэнт, он верит, что находится под покровительством созвездий Южного Креста и Ориона... Смотрите, какие-то птицы пролетели там, за кормой!

Обе женщины подошли к самому борту. За кормой расходились две длинные полосы, и в них светились зеленоватые искры, точно тысячи светлячков жили в водах океана. Неслышно шевеля упругими длинными крыльями, пронеслись над бортом корабля две большие белые птицы.

— Альбатросы, — вздохнул лейтенант. — Мелькнут и исчезнут, как обманчивый призрак счастья!

Поэтическая меланхолия лейтенанта рассмешила леди Эмили.

— О, мистер Уэнт, — сказала она, — у вас нет препятствий для настоящего, совсем не призрачного счастья. Оно всегда лежит на очень простой дороге, его не встретишь на путях необычных!

И, оставив свою юную спутницу в обществе лейтенанта любоваться четырьмя звездами Южного Креста над океаном, леди Эмили поспешила к себе.

Проходя мимо одной из кают, она услышала свое имя, произнесенное тихо, с мольбой и волнением. У чуть приоткрытой двери, спрятавшись за кисеей занавески, стояла Доротея Ченни.

— Умоляю вас, синьора, выслушайте меня! Я ведь ни в чем не виновата перед вами!

— Приходите ко мне в каюту, — так же тихо ответила леди Эмили. — Против вас в моем сердце нет никакого зла...

— Сядьте, Дороти, и успокойтесь, — приветливо встретила она молодую женщину, когда та, войдя через несколько минут в каюту, сделала движение, чтобы упасть на колени.