— Теперь, мистер Мюррей, меня ждут другие неотложные дела. К вашей старой знакомой, леди Эмили, проводит вас мистер Паттерсон. Со вчерашнего дня она, к сожалению, занемогла и не покидает каюты. До новогодней встречи через час, господа!

Мистер Мюррей вышел вслед за Паттерсоном. Внутренние помещения корабля были освещены. У дверей каюты Эмили островитянин постоял несколько мгновений, чтобы унять бешеное биение сердца. Паттерсон, не смея взглянуть ему в глаза, тихонько постучал и приоткрыл дверь в каюту. Увидев ее обитательницу, Паттерсон вздрогнул: прекрасное лицо ее, бледное и осунувшееся, светилось сейчас надеждой и неуверенной, еще сдерживаемой радостью, но от виска к маленькому розовому уху курчавилась, отливая серебром, прядка седых волос, которой нынешним утром еще не было и в помине!

Онемев от неожиданности, с захолонувшим сердцем, Паттерсон попятился из каюты, пропуская островитянина вперед. Тот переступил через порог... Почти вытолкнув Паттерсона в коридор, он захлопнул дверь и протянул руки к девушке, бросившейся ему навстречу.

— Фред! — задыхаясь, простонала она каким-то чужим, не своим голосом и упала ему на грудь.

Прижав ее к себе, он почувствовал, что тело ее тяжелеет в его объятиях и сползает на пол. Она упала бы к его ногам, если бы он бережно не подхватил ее на руки.

Паттерсон, прислушиваясь, постоял несколько минут у дверей. У него трясся подбородок. Он отошел от порога на цыпочках и побрел к себе, шумно сморкаясь и пряча лицо в платок.

С высоко поднятой головой Грелли шел по коридору в каюту леди Стенфорд. Голос леди уже ответил ему, и дверь гостеприимно распахнулась, как вдруг до его слуха донесся заглушенный вопль с палубы и сильный всплеск за правым бортом. Прислушавшись, стоя на пороге, он уловил как будто звяканье уключин и быстро удаляющиеся всплески весел. Он прикрыл дверь каюты и вернулся в коридор. У выхода на палубу горел сильный фонарь. Выглянув наружу, Грелли оказался на фоне освещенного прямоугольника дверного проема. В тот же миг с воды грянул выстрел, и пуля, отщепив кусок дерева от фальшборта, на излете ударила Грелли в пах и застряла под кожей живота. Второй выстрел ранил его в плечо. Хозяин острова, цепляясь за дверной косяк, сполз на темную мокрую палубу. Приподнявшись на колени, он добрался до перил и с трудом различил на воде шлюпку, уходившую к берегу на двух парах весел.

Вслед шлюпке раздались два выстрела с мостика, и пули булькнули где-то у кормы суденышка. Стрелял Эдуард Уэнт, только что принявший вахту от Ольсена. Свисток боцманской дудки вызвал на палубу всех вахтенных, которые перед прибытием шлюпки с островитянином были, по приказанию Грелли, отправлены в кубрик.

Грелли, в залитом кровью мундире, встал на ноги, но левая рука его беспомощно свисала. От боли в животе он сгибался и не мог смотреть вперед. Теперь выстрелы гремели вдоль всего борта. Стреляли матросы и офицеры.

— Батарея, к бою! — услышал Грелли команду Уэнта и почти одновременно с нею стук открываемых орудийных портов.

Сгоряча пересиливая тупую, быстро нарастающую боль, Грелли сделал несколько шагов по палубе. Он хотел добраться до носовой батареи, но вдруг наткнулся на чье-то тело, ничком распростертое на палубе. Человек был мертв. Повернув голову убитого, Грелли увидел в свете фонаря, принесенного боцманом, остекленевшие глаза Роя. В них застыл ужас.

— Смотрите, — раздался с мостика голос Уэнта, — течение уносит какой-то предмет!

Каррачиола перегнулся через правый борт. При вспышках выстрелов он разглядел на воде треуголку часового. Самого матроса не оказалось на палубе.

Одновременно Грелли заметил распахнутое окно каюты Доротеи. Из глубины помещения доносились заглушенные жалобные стоны. Со скрученными назад руками и обвязанной одеялом головой, вся оплетенная обрывками простыни, на полу каюты билась Доротея Ченни, пытаясь освободиться. В каюте все было перевернуто вверх дном. Колыбелька Чарльза с разорванным надвое пологом и раскиданными подушками была пуста. Маленький виконт Ченсфильд исчез!

На батарее раздался удар колокола, и первый орудийный залп сотряс борта. Ядра взрыли водяные столбы вокруг шлюпки, уже приближавшейся к берегу.

— Не стрелять! — завопил Грелли диким, страшным голосом. — В погоню! Они похитили моего сына!

Голос его захлебнулся на штормовом ветру. Он уже не различал очертаний шлюпки; только сноп красных искр взвился на дальнем берегу. Это резкий порыв вихря разметал остатки костра одиноко догоравшего у самой воды.

Мгла и крутящийся вихрь царили над островом. Выше прибрежных мысов поднимались черные водяные горы. В скалах рушились свисающие глыбы и осыпались песчаники.

Ветер выл и ревел, врываясь в ущелья. Сплошная стена ливня, низвергаясь на голые гранитные утесы, разбивалась в мелкую водяную пыль. Облака этих рассеянных брызг наполняли все ущелье, от ложа ручья до зубчатого гребня, подобно клубящемуся дыму. Ручей превратился в коричневый поток и бесновался в каменном ложе. Вековые платаны и кедры, вырванные ураганом, деревья о скалы, обламывая пышные кроны и превращая могучие стволы в щепы. Глыбы камня с грохотом ворочались на дне потока.

В глубокой горной пещере Бернардито Луис и Педро Гомец прислушивались к вою бури. Они только что покончили с трапезой и сидели на деревянных чурбаках у грубо сколоченного стола. Огонек горящего в растопленном жире фитилька, мигая, освещал личико кудрявого ребенка, спавшего возле стола, на связке звериных шкур. Ребенок, съежившись, лежал под нарядным одеяльцем из голубого атласа.

— Пожалуй, нынешняя буря не слабее той, что прибила тогда «Черную стрелу» к подводной гряде! Не завалило бы лавиной выход из пещеры... Если камни обрушатся, мы с тобой, Педро, живьем окажемся в просторной могиле.

— Я захватил железную мотыгу и лопату, капитан. Припасов нам хватит недели на две. За это время мы откопали бы себе другой выход отсюда. Ложись отдохнуть, капитан Бернардито!

— Я не могу спать. Отдыхай сам, мой друг Педро... Какой красивый ребенок у Грелли! И смотри, он похож на него, как тигренок на тигра.

— Да, вплоть до родинки над ключицей. Дай-ка мне еще раз взглянуть на медальон.

Бернардито вынул из кармана своей кожаной куртки медальон, снятый с шеи мальчика и завернутый в тряпку. Оба пирата долго рассматривали миниатюры на эмали.

— Воображаю, какой переполох на «Орионе»! Что-то делает сейчас наш мистер Фред? — сказал Педро.

— Вероятно, целуется со своей милой. Она славная девушка.

— Не задушил бы Грелли их обоих!

— Ну нет, об этом-то я позаботился. Куда ты положил мое письмо?

— Туда, куда ты велел: в пустую колыбельку.

— Значит, о мистере Фреде ты можешь не тревожиться, Педро. Грелли оставит и его и мисс Гарди в покое. Только, вероятно, им не разрешат сходить с корабля А вот за нами они начнут охоту по всему острову, как только утихнут буря и ливень.

Ребенок пошевелился и открыл черные глаза. Вместо привычных предметов и людей он увидел два склонившихся над ним бородатых лица и захныкал. Однако, пробудившись окончательно, он произнес не то обычное слово, что всегда первым приходит на уста всем просыпающимся ребятам его возраста. Сморщив рожицу в плаксивую гримаску, ребенок проговорил: — Дороти! Выражение его лица было при этом таким же, с каким все дети зовут мать. Мужчины переглянулись... Мистер Фред весной прочел своим друзьям письмо Эмили, доставленное на остров капитаном Брентлеем, и тайна рождения Чарльза была им известна.

— Гнусное животное! — процедил Бернардито. — Он даже ребенка приучил к притворству. Родную мать бедный мальчишка зовет, как служанку. Жаль, что я промахнулся вчера ночью! Впрочем, кажется, мой второй выстрел все же зацепил его.

Ребенок расплакался, испуганный сверкающим глазом пирата. Бернардито поставил мальчика к себе на колени: