— Ищи джихов, Друг!

Друг взвизгнул в знак понимания и бросился вдоль канала. Он бегал большими кругами, внюхивался в землю. Наконец он что-то почуял, остановился, копнул лапами, схватил какой-то предмет в пасть и побежал к ребятам. Судя по гарцующей походке, он был доволен и горд собой.

Но, увы, на этот раз Друг опростоволосился. Он принёс всего лишь самый обычный голыш, каких здесь тысячи.

Снова и снова бегал Друг по берегу, обнюхивая с озабоченным видом сотни камней, пока, наконец, не находил какой-то камень, более или менее похожий, по его представлению, на орудие первобытного человека, и подносил его ребятам. Неизвестно, какими соображениями руководствовался он в выборе, но ни один из принесённых им образцов не представлял никакой ценности ни с археологической, ни с геологической точки зрения.

Скоро запасы сахара иссякли, а с ними иссяк и интерес Друга к науке. Вместо того чтобы бескорыстно продолжать поиски джихов, он выгнал из воды уток с утятами и попытался загнать в воду курицу с цыплятами. Наконец в поисках его наметилась какая-то цель. Уткнув нос в землю, он побежал прямо к тому месту, где тогда копался Пал Палыч. Миша схватил Адгура за руку и крепко её сжал.

Тут вмешалась какая-то птичка с красным хохолком на голове. Она выпорхнула из-за куста ажины, с пронзительным чириканьем упала перед самым носом Друга и заковыляла, припадая на одно крыло. Делала это она для того, чтобы все думали, что её кто-то подбил. Видно, у неё где-то поблизости было гнездо.

Друг остановился, приветливо помахал хвостом, хотел было вежливо обойти храбрую пичужку и продолжать свой путь, но пичужка снова бросилась ему под ноги. Тогда Друг прыгнул на неё, но она ловко увернулась, и челюсти его хлопнули впустую.

Пока Друг стоял, пытаясь понять, что же, собственно, произошло и куда делась птица, та отлетела в сторону и снова припала на одно крыло. Друг разозлился. Забыв про всякое чувство овчарочьего достоинства, он стал гоняться за птицей, прыгать, щёлкать зубами в воздухе.

Так продолжалось, пока птичка не решила, что отвела глупое чудовище достаточно далеко от своего гнезда. Она — вскочила на веточку, прочирикала что-то весёлое и насмешливое прямо в физиономию Друга и была такова.

Несолоно хлебавши Друг затрусил обратно к ребятам. И хотя он делал вид, что прекратил преследование только потому, что не пристало ему, чистокровной овчарке, гоняться за всякой птичьей мелюзгой, было понятно — ему не по себе. Поиски джихов он не возобновлял.

— Продажная душа твой Друг! Ищет, пока есть сахар! — мрачно сказал Адгур. — Леска у твоего спиннинга не сгнила?

— А твой нож не заржавел?

— Сколько метров в твоём спиннинге? Метров двадцать есть? — спросил деловитым топом Адгур, и в этой деловитости заключалось всё ехидство вопроса.

— А ты давно точил свой нож? — поинтересовался Миша.

— Тебе же всё равно! Ножа-то тебе не видать как своих ушей!

— Нет, видать! Смотри на Друга!

И действительно, Друг, как бы натолкнувшись на невидимую дорожку, по которой он бежал, пока его не отвлекла своими страхами птичка, резко переменил направление и затрусил к ямке Пал Палыча. Молодец, Друг! Видно, вышел-таки из тебя археолог!

— Ищи джихов, Друг! Ищи! Ищи! — закричал Миша.

Подбежав к ямке, Друг запустил в неё нос, с шумом втянул в себя воздух и, убедившись, что нужный запах есть, стал копать изо всех сил. Он то засовывал в ямку голову по самые уши, то, вытащив её, отфыркивался, прочищая нос от земли и посторонних запахов, и снова копал и копал. Из-под ног его летела земля вперемешку с камешками. Один камешек ударил Мишу по колену и упал у самых ног. Миша осмотрел его. Камешек был очень странным, совсем не похожим на обычные голыши. Миша поднял его, очистил от налипшей глины. Нет, это не камень, а черепок. Похож на кусок, отломанный от пузатого графина. Плакал твой перочинный нож, дорогой Адгур!

— Смотри, Адгур! Черепок!

— Черепок? Давай сюда черепок. Сейчас мы его обследуем, — сказал Адгур.

Он взял черепок, привычным движением сунул руку в планшетку, извлёк из неё лупу и стал рассматривать находку, приговаривая: «Ага! Угу! Ага! Угу!» Вид у него был такой же учёный и умный, как у самого Пал Палыча.

— Ну, убедился? — неторопливо спросил Миша.

Адгур не сразу ответил. Он выждал добрую минуту, потому что настоящий учёный так углубляется в своё исследование, что всякие вопросы, грохот падающих камней и всё остальное доходит до его сознания потом-потом, когда кончается научная мысль. Наконец ответил:

— Да… фрагмент что надо. Конфигурация — лучше желать нельзя. Можете поздравить спою собаку — она сделала замечательное открытие. — Адгур так вжился в роль учёного-археолога, этакого второго Пал Палыча, что, незаметно для самого себя, стал называть Мишу на «вы».

Если бы кто-нибудь в этот момент напомнил ему, что признать археологическую ценность находки — это значит согласиться, что пари проиграно, и расстаться с собственным любимым ножом, то и тогда он продолжал бы восхищаться конфигурацией фрагмента, хотя, по правде говоря, в глубине души он был больше склонен думать, что это вовсе не научный фрагмент, а самый обыкновенный черепок от цветочного горшка, выброшенного какой-нибудь хозяйкой. Что же касается конфигурации, то он не очень хорошо представлял себе, что это за штука такая — конфигурация.

— Ну что? Я же говорил… Это Друг по запаху патины нашёл!

— Пусть копает! — милостиво разрешил Адгур.

А Друг продолжал работать. Он зарылся так глубоко, что головы его уже не было видно. Стоять позади Друга было небезопасно: того и гляди, получишь какой-нибудь археологической ценностью по голове или по коленке.

— Стой, Друг! Стой! Назад! — вдруг закричал Миша и схватил Друга за загривок. — Кто тебе дал право! У тебя же нет диплома! Адгур, тащи его обратно.

— Нет диплома? А диплом на выставке в Краснодаре? И почему диплом? Разве копать могут только собаки с дипломом?

— Чудак человек! Археологический диплом, а не собачий! Даже мы с тобой не имеем права делать раскопки. А если нашёл что, то докладывай учёному. И учёный достанет открытый лист на право раскопок. Без открытого листа даже учёному с дипломом нельзя копать.

— А как же быть с тем, что уже выкопано?

— Оставим здесь! — председательским тоном сказал Миша. — Пал Палыч должен увидеть, как лежат фрагменты.

Друзья вытащили Друга из ямы, высыпали все черепки обратно, притрусили их травой, чтобы кто-нибудь из жителей не соблазнился кремневым топором или наконечником для стрелы, и побежали домой.

Следующее заседание археологического общества проводили на месте, где Друг сделал своё удивительное открытие. Заявились все участники казачебродской экспедиции — даже Арсен и Зоя Николаевна. Не было, правда, прохиндеев, но они вовсе не участники экспедиции, раз они ушли в горы, как только дело дошло до настоящих исследований. А кроме того, если верить словам Линючки — в чём-чём, а в таких делах она ещё не ошибалась, — они до сих пор никак помириться друг с другом не могут. Ну, а если так, то пусть себе сидят по домам, злятся и скучают. Без злючек лучше.

Пал Палыч сел около дружковской раскопки на корточки и запустил руку в ямку. Он вытащил несколько черепков, очистил их травой от земли, от одного отколол кусочек своей археологической палкой, посмотрел на излом и пробормотал:

— Гм! Фрагмент гончарной керамики. — После чего зачем-то сунул черепки обратно в раскоп и пошёл вдоль канала.

Он то и дело останавливался, пробовал землю палкой, поднимал какие-то камешки и черепушки, но в планшетку их не прятал, а клал на прежнее место. Когда это занятие ему надоело, он вернулся к раскопу и сказал: