Все трое молчали.
Арсен никогда не был весёлым, не то что прежний пионервожатый, который только и знал, что шутил да смеялся.
На этот же раз Арсен казался особенно угрюмым и неприступным.
Но вот водитель помахал рукой табачной продавщице, одним рывком вскочил в кабину, закурил, ловким щелчком выбросил спичку в окно, заглянул в водительское зеркальце и стал поправлять чуб, а девушка взялась рукой за поручень, поставила ногу на ступеньку автобуса и замерла.
— Значит, так надо понимать — ты изменил делу Славного Войска Прохиндеева? — спросила она Арсена, не оборачиваясь.
— У меня же работа.
— Скажешь, и по воскресеньям тоже работа?
— Именно по воскресеньям и надо проводить пионерработу. Мы с ребятами в походы ходим, — сказал Арсен, не глядя на неё.
Это было чистейшее враньё: с тех пор, как Арсен стал старшим пионервожатым, никаких походов и вылазок не было.
— Ну зачем ты всё усложняешь? Скажи, зачем? А ещё хочешь, чтобы я тоже стала вожатой! — И девушка поставила вторую ногу на ступеньку.
— Это ты усложняешь, не я, — ответил Арсен, не поднимая головы.
— Правильно действуешь, Арсеня! — воскликнул вихлястый, хлопнув Арсена по плечу. — Топай дальше в этом направлении. Докажи Мэри, что у вожатого не может быть ни одного свободного часа. Расскажи про нравы своих огольцов, может, она скорее станет пионервожатой!
— Джо! Перестань паясничать! — прикрикнула девушка. — Это дело серьёзное.
— А я разве не серьёзно? Я тоню серьёзно… С кем ты, о великий мастер культуры? С прохиндеями или огольцами?
— Смотри, прохиндеи не прощают измены! — сказала девушка Арсену с угрозой в голосе.
Арсен ничего не ответил. И тогда девушка вскочила в автобус, а за ней — вихлястый.
Водитель щелчком послал вслед за спичкой ещё горящую папиросу, подмигнул табачной продавщице, дал сигнал, и тогда Арсен, не дожидаясь отправления, круто, по-военному, повернулся на каблуках и зашагал к школе, а автобус покатил по дороге в Адлер, громыхая и сотрясаясь во всех своих сочленениях.
— А ну, кавалеры, давайте получим билеты, — сказала тётя Анюта.
Миша сунул руку в карман, но ничего, кроме застарелой дырки, там не обнаружил. Уже румянец стал пробиваться у него на щеках и он стал чувствовать собственные уши, как тут вмешался Адгур:
— Брось ты по карманам шарить! Тётя Анюта нас и так провезёт. Правда, тётя Анюта?
— Правда-то правда… А только давайте получим билеты! — ответила тётя Анюта, обращаясь неизвестно к кому — к ребятам или к остальным пассажирам.
— Я же говорил, что со мной не пропадёшь! — сказал торжествующе Адгур. — Я кого хочешь без билета провезу. Хоть до Сухуми, хоть до Туапсе. Вот тётя Анюта подтвердит. Все кондукторши меня знают. И водители тоже.
— А контролёры тебя знают? — спросила тётя Анюта, не поворачивая головы.
— Да ты, тётя Анюта, не беспокойся! Разве я когда тебя подводил? Ты только отцу не говори.
— Обязательно скажу, — ответила тётя Анюта и стала спиной к ребятам.
Теперь уже можно было не сомневаться, что отцу Адгура она ничего не расскажет и насчёт билетов придираться не будет.
Тем временем человек с бородой-кавычкой продолжал свои расспросы: поинтересовался у соседей, куда идёт эта дорога, да где кончаются земли совхоза, да далеко ли отсюда абхазские селения, да кто больше строит — абхазы или русские. Такие вопросы мог задавать и шпион и не шпион. А вдруг они преследуют честного советского человека?..
И тут Миша вспомнил, что существует способ, которым можно сразу же определить шпиона.
— Купокуди куобкунюкухай кугокулокуву кушпикуокуна! — приказал он Адгуру на «ирокезском» языке.
Впрочем, не надо думать, что Миша и Адгур умудрились каким-то таинственным образом изучить язык этого почти вымершего индейского племени. Нет, и ещё раз нет! Просто однажды они обнаружили, что если разбивать слова на слоги и напихивать в них как можно больше частиц «ку», то тогда тебя поймёт человек посвящённый и не поймёт человек непосвящённый. Сделав это открытие, они назвали свой тарабарский язык ирокезским и в течение двух недель так рьяно тренировались, что теперь болтали на нём с невиданной быстротой.
Услыхав столь необычное предложение выяснить, пахнет ли голова шпиона по-заграничному, Адгур удивился так, что даже забыл про ирокезский язык.
— Зачем?
Щеголяя своим ирокезским произношением, Миша подробно объяснил, почему именно надо обнюхать шпиона: дело в том, что от настоящего шпиона всегда исходит тонкий запах заграничного одеколона, которым он смачивает щёки после бритья.
Адгур согласился. Вообще, в сегодняшнем преследовании шпиона он во всем подчинялся Мише, должно быть, потому, что Миша первым догадался, что перед ними был шпион. Ну, а кроме того, кто больше прочёл шпионских книг — Адгур или Миша? Конечно, Миша. А раз так, то он и должен руководить охотой за шпионом… Но легко сказать — обнюхать голову шпиона. А как это сделать, чтобы не спугнуть его?
К счастью, такой способ скоро нашёлся. Ребята наскребли по карманам медяшек в достаточном количестве, чтобы купить один билет до Адлера, и Адгур подошёл к тёте Анюте. Передавая деньги, монетку за монеткой, он понюхал шпиона в левое плечо.
— Кудокурокугой кузакупах? — крикнул Миша через весь автобус.
— Кудокурокугой.
— Кузакугракуничкуный?
— Куне кузнакую.
— Кунюкухай куекущо!
Адгур понюхал шпиона в правое плечо.
— Кузакугракуничкуный! — сказал Адгур, которому уже порядком надоело изображать из себя собаку-ищейку. С билетом в руке он вернулся к Мише.
И вот, когда ребята обсуждали на ирокезском языке, приклеена или не приклеена борода у шпиона, произошли два важных события. Едва автобус остановился, как вихлястый Джо выскочил через заднюю дверь и одновременно с ним, через переднюю, протиснулся контролёр — сухонький и очень сердитый человечек, не знакомый ни Мише, ни Адгуру. Первым, у кого он потребовал билет, был Миша. Миша стал шарить по карманам и даже сунул палец в карманную дыру, что было совсем уж нелепо, учитывая, что контролёр все равно не мог заглянуть к нему в карман и увидеть её. Миша уже оглядывался по сторонам, не зная, что говорить, что делать. Как всегда, на помощь пришёл Адгур. Он протянул билет контролёру:
— Вот его билет.
Миша посмотрел на друга вопросительно. Адгур же подмигнул: «Ничего, не беспокойся!» — и подобрался поближе к выходу.
Когда контролёр спросил билет у Адгура, Адгур не растерялся:
— Билет? А билет у мамы. Вон она стоит у задней двери! — И он показал головой на девушку в арбузовой юбке.
Пока контролёр проверял билеты у пассажиров, пока старая армянка, закутанная так, что даже смотреть на неё было жарко, развязывала зубами узелок на платке, доставая билет, пока контролёр доказывал какому-то пареньку все преимущества выплаты штрафа здесь, на месте, чем потом, в милиции, автобус добрался до Адлера.
— Ваши билеты! — строго сказал контролёр, обращаясь к девушке.
Та протянула свой билет.
— А за сына?
— Какого сына?!
— Эй, хлопец! Это, что ли, твоя мама? — спросил контролёр.
— Она самая, — ответил Адгур, опускаясь на подножку и берясь за поручни. Когда же автобус замедлил ход. Адгур крикнул:
— Купскуукупукусти кушпикуокуна! Приходи к летнему кино. Пуду ждать! — и спрыгнул на ходу.
— Ну, так как? Будем платить за сына? — деловито спросил контролер у девушки.
— Нет у меня сына! Он выдумал всё! — В голосе девушки слышались ужас и обида.
— Будем платить штраф на месте или в милиции? — И контролёр стал между девушкой и дверью.
— Мне же всего девятнадцать лет! — воскликнула девушка с негодованием.
— Да ты не расстраивайся, милая! — сказала тётя Анюта. — Это же наш Адгур. Он всегда в разные истории попадает. Мать не наплачется с ним. Джикирба ему фамилия. Это сын нашего водителя.