А маузеры бываю разными. Наиболее известна модель тяжелого боевого самозарядного пистолета Mauser C-96. Но есть маленький «карманный» пистолет Mauser 1910 калибра 6.35мм. А еще выпущены: Mauser модели 1934 года, калибр 7.65 мм.; Mauser HSc модели 1970 года калибра 7.65mm., Mauser M2 (США). Есть винтовка Mauser Gew. 98. Удачное изобретение долго живет и даже давно снятое с вооружения и производства сохраняет свою способность стрелять и убивать.

Этот Маузер был человеком. Уже не молодым человеком, его можно даже назвать стариком. Он и был стар, так же как бывает стар хорошо ухоженный сохранивший свои боевые качества и снаряженный патронами Mauser.

В отличии от молодежи я его легко понимал и говорили мы на одном языке. На нормальном русском языке, без раздражающего нас обоих современного сленга. Мы были людьми одного советского поколения как говорится сделаны в СССР. Он старше, я младше, но все равно в этом новом мире мы оба уже чувствуем себя как последние могикане. Впрочем он не любил «индейский» роман Фенимора Купера «Последний из могикан», предпочитая из творчества это писателя иногда перечитывать его первую книгу «Шпион». Потому что он и был шпионом. Советским разведчиком нелегалом. Не бывшим — действующим. Он наверно последний из поколения советских разведчиков в одиночку продолжал работать на «холоде». В холоде современного и чужого ему мира. Холодом в терминах разведслужб всех стран называют враждебное нелегалу окружение. А ледяное настоящее этой страны было ему глубоко враждебно.

— Про меня романы не напишут, — скупо краешком узких блеклых губ улыбнулся он, — я не Рихард Зорге, Лев Маневич, Рудольф Абель или Николай Кузнецов.

— Всегда считал, что лучшие разведчики, это те про кого до сих пор ничего неизвестно, — утешающе заметил я.

Он промолчал. Мы сидели в комнате за столом, а на маленькой кухне съемной квартиры возился готовя чай Вадим. Слушая в наушниках мини плеера хард — рок он негромко подпевал музыкантам. В комнате было слышно, что он поет, а вот о чем непонятно, про качество исполнение вообще молчу. Явно его предку мамонт «на уши наступил» и это передалось потомкам. А может все дело в том что я эту музыку просто не понимаю?

— Я про вас напишу, — пообещал я Маузеру, — конечно я не Александр Куприн, не Юлиан Семенов, да и роман вряд ли получится. А то что получится никто не опубликует. Так что…

— Дело совсем не в этом, — остановил меня шпион.

— А вот я думаю, что как раз в этом, — максимально тактично, стараясь не обидеть собеседника, заметил я, — любой человек боится абсолютного небытия, мы все так созданы, что нам непременно нужно одобрение окружающих. Пусть даже одобрение немногих. Даже иллюзия одобрения. Даже просто чтобы хоть кто-то знал: был такой парень. Так?

А парнем он был самым обычным. Мечтал стать офицером разведчиком, хотел бороться с врагами страны, мечтал защищать свою Родину. Зачитывался романами о героях — разведчиках и старался быть похожими на них. Тогда все мечтали. Хотели стать космонавтами, офицерами, врачами, учеными, чемпионами, учителями, художниками, артистами и при всех недостатках советской системы, в СССР у каждого был реальный шанс добиться осуществления своей мечты. В своей юности мы были мечтательны и романтичны, даже слишком романтичны, в массе своей не практичны. Глупые смешные юные идеалисты. Последнее поколение легко просравшее и свои идеалы и свою страну. Поколение променявшее свои мечты на равнодушный цинизм и девиз: «Умри ты сегодня, а я завтра».

Этот немолодой человек скрывающий свое имя под оперативным псевдонимом «Маузер» был человеком ушедшей советской эпохи и сумел добиться осуществления свой мечты. Институт, знание двух иностранных языков, отличное здоровье, высокая психологическая устойчивость, хорошие характеристики. Он был образцовым продуктом советского времени и не ведал сомнений в том, что свою Родину надо защищать всегда и везде. Его пригласили на собеседование, проверили и послали учиться. Он проходил профессиональную подготовку на том отделении, где готовили грядущую суперэлиту советской разведки, нелегалов. Людей которые сознательно выбирают жизнь «на холоде», жизнь под чужой личиной, риск гибели и горькое знание, что им за их неизвестный подвиг никогда не будут стоя аплодировать сограждане. Я употребляю почти забытое слово «подвиг» потому что иначе эту работу назвать невозможно. А еще потому, что мы люди одного поколения, люди для которых слово «подвиг» никогда не было только словом, по крайней мере во время нашей юности.

Он работал на «холоде» и вполне успешно. Сначала легализируясь в новой стране пребывания он закончил престижный университет, легко и ненавязчиво стал своим парнем среди студенческой молодежи из которой в недалеком будущем будет сформирована правящая финансово-политическая элита не только этой страны, но и всего блока стран противостоящих СССР. Используя свой круг знакомств он уже на третьем курсе университета стал получать конфиденциальную информацию. Его все хвали. Везде. Он был восходящей звездой советской разведки, он стал восходящим светилом в университете которой заканчивал и в мире против которого работал. После окончания университета его пригласили делать карьеру в международной финансовой корпорации. Сдержанный, умеренно консервативный, отлично образованный, ответственный, он быстро добился успеха и был в курсе в курсе многих операций которые финансировала эта корпорация. Это были сведения анализ которых мог позволить руководству СССР правильно выстраивать внешнюю политику и адекватно реагировать на существующие и потенциальные угрозы, стране. И не его вина, как и не вина многих таких как он, что стратегическая информация добываемая ими осталась не нужной и не оцененной. Мистер Горби с веселыми ужимками и глубокомысленным видом страдая безудержным словесным поносом играл в поддавки с противником. Этот лауреат «Нобелевской премии мира» был настолько туп, что считал себя умнее всех. Потом Горби чтобы скрыть свою тщеславную глупость, загримировать свое ничтожество, кокетничал: утверждая, что предательство и гибель страны и было конечной целью его политики.

В августе девяносто первого года Маузер окончательно осознал: все это конец. Началось позорное бегство на Запад многих высших чинов КГБ СССР. За «тридцать серебряников» они захлебываясь от усердия продавали патриотизм тех нелегалов которые еще продолжали свою работу. Предатели торговали их честью и совестью потому что своей у них никогда не было. А честь и совесть патриотов всегда в цене. Вот ее и выставили на продажу, просили за нее недорого, этим новоявленным господам вполне хватало и объедков с барского стола.

Советская разведка была почти разгромлена и Маузер не дожидаясь пока продадут и его, умер. Купался в океане и утонул, трагическая случайность, так было написано в некрологе, который он прочитал в газете. Теперь и он стал тенью, не мертвый и не живой. В тени Маузер успешно провел свою последнюю, личную операцию. Используя имеющиеся у него данные он через сеть вошел в систему электронных платежей корпорации и перевел из кредитных организаций на подставное лицо более чем солидную многозначную сумму. Он стал свободен, весьма богат и независим. Соблюдая минимальные и привычные для него требования безопасности он мог спокойно и безбедно существовать и дальше. Маузер не хотел существовать, он вернулся жить в неспокойную тяжело больную Россию. Тогда был дикий бардак и за минимальную мзду, он документально сделал себе новое имя и новую биографию. Тут на Родине он продолжил жить «на холоде» никому не доверяя и уже не во что не веря. Первые годы он еще пытался найти и установить контакт с теми кто будет противостоять общему предательству, а потом с холодным отчаянием понял: таких сил просто нет. Это было время распада, время гибели страны, время ее самоубийства, научный термин такого состояния общества: «обскурация» производное от латинского слова obscurus — темный, затемнение. Над страной сгустилась тьма и этот термин был вполне уместен. Он попробовал найти утешение в религии и не смог. Он был патриотом в самом лучшем и самом худшем смысле это слова, его богом была Россия и он не мог и не хотел принимать других богов. Его можно было бы даже назвать узколобым одержимым манией фанатиком, если можно назвать фанатиками тех для кого вера сильнее страха. Он ждал, долго, упорно, терпеливо и незаметно. Он ждал когда появятся люди возрождения. Он не мог поверить в окончательную гибель страны и знал, что появление людей возрождения неминуемо. Он ждал и не понимал, пока не понимал, что именно он и является таким человеком. Человеком возрождения, одним из тех кто в очередной раз из пепла восстановят страну.