— Мне ещё одну порцию.
Вздрогнув, я резко выпрямилась и повернув голову, непонимающе посмотрела на тартарца, протянувшего поднос стюарду. Неужели катастрофа и всё, что случилось после, мне только приснилось? И не являются ли такие видения первым признаком сумасшествия?
Но нет, окружающее помещение мало походило на планировку самолёта белорунов, да и движения никакого не чувствовалось. Маленькая комната с двумя авиационными креслами, аналогичными тому, с которым пришлось намучиться в болоте. Кроме меня и тартарца, в помещении присутствовало чешуйчатое существо, по внешнему облику напоминающее крупного варана. Оно взяло поднос и повернуло голову, разглядывая меня немигающим взглядом.
— Что-то требуется?
— Нет, спасибо, — ещё раз проанализировав ощущения и убедившись, что никакого дискомфорта нет, сказала я. — Что произошло?
Ящер открыл рот, чтобы ответить, но его опередил тартарец.
— Всё в порядке, я сейчас не против поговорить, так что иди, не задерживайся, — махнул он рукой и, дождавшись, пока разумная рептилия покинет помещение, продолжил, обращаясь уже ко мне. — Спасатели прибыли в срок. Тебе оказали необходимую помощь и восполнили недостаток питательных веществ. Пока ты спала, собрали уже всех, так что примерно через час будем в Свороване, — мужчина улыбнулся и блаженно откинулся на спинку кресла. — Поскольку у меня сегодня отличное настроение, дам бесплатный совет. Когда прилетим, зайди к представителям Белокермана и потребуй компенсацию за то, что пришлось пережить крушение, за моральный ущерб и вред здоровью. Хотя последнее, насколько я понял, и произошло по твоей собственной вине, но деньги с владельцев авиакомпании всё равно стрясти можно.
Я механически кивнула, но тут же возмущённо вскинула голову.
— Что значит, «стрясти»?!
— Получить деньги за перенесённые неудобства, что тут непонятного? — пожал плечами тартарец.
— За что мне брать деньги с белорунов? За то, что они оказались достаточно обязательными и пришли на помощь, вместо того, чтобы подождать моей смерти и уже никому ничего не платить? — Всегда недолюбливала тех, кто пытался пользоваться чужой честностью и добросовестностью, поэтому сейчас раздражение выплеснулось наружу.
Собеседник насмешливо фыркнул.
— Думаешь, Белокерман оценит твою бескорыстность?
— Мне всё равно, оценит или нет, — резко ответила я. — Достаточно того, что я не буду чувствовать, что совершила подлый поступок.
— С чистой совестью и без гроша в кармане. Ну, да это твоё дело.
Некоторое время я молчала, искоса разглядывая чуть ли не поющего от счастья мужчину, но потом не выдержала:
— Ты так радуешься тому, что спасся, или что получишь компенсацию?
— Не первому и не второму, а тому, что не зря уже седьмой раз летел из Сворованы в Белокерман и обратно. Нас всё-таки сбили! Ты и представить не можешь, какой у меня замечательный материал получился: с внешних и внутренних камер, да ещё и личное присутствие...
— Так ты знал, что это произойдёт?! — от гнева я вскочила с кресла. — Вы знали и никому не сообщили?! А если бы кто-то погиб?
— Не знали, а предполагали. Думаю, и белокерманцы понимали, что пытаться организовать собственный международный аэрофлот, путешествующий на дальние расстояния и при этом не заручиться поддержкой хотя бы собственного патрона — значит подставиться под удар всех мелких стран-агрессоров. То, что этот конфликт произошёл только через одиннадцать дней после открытия линии — большая удача.
Подавив первый порыв возразить, я опустилась в кресло, раздумывая над сказанным. С одной стороны, понятно желание Белокермана расширить влияние. А с другой, одобрения со стороны патрона — Миртара, судя по сведениям, полученным от тартарца в прошлый разговор — белорунам не видать, как собственных ушей. От этого вывода стало обидно за новую родину. Пусть она не совершенна и ко мне поворачивалась не только красивыми сторонами, но, тем не менее, именно Белокерман дал мне вторую жизнь. И помог хотя бы минимально освоиться. Такое не забывается.
— С другой стороны, — так и не дождавшись моей реакции, продолжил собеседник, — белокерманцы организовали всё даже лучше, чем я ожидал. Так что этот репортаж послужит новому аэрофлоту хорошей рекламой.
— Как может послужить рекламой самолёт, погибший в первые же дни после открытия рейса? — горько спросила я.
— Очень просто! Во-первых, никто не погиб. Во-вторых, помощь оказана в регламентированные сроки и высокого качества. В-третьих, белокерманский аэрофлот выказал готовность компенсировать понесённые пассажирами убытки. А очень важной характеристикой любой организации является не только то, как она ведёт себя в нормальных условиях, но и как проявляет в критических. Так что, — мужчина шутливо поклонился, — признаю заслуги твоей любимой страны и даже не возьму с неё компенсации. Тем более, что и так хорошо зарабатываю.
Слова собеседника обнадёжили и помогли успокоиться. Но концовка насторожила.
— А разве вы, тартарцы, не пытаетесь заработать на всём? Разве для вас не деньги главное?
— Деньги, разумеется, важны, — усмехнулся он. — Но если они станут главной ценностью в любой стране — ей не быть. Всегда лидируют принципы. Но это не значит, что я откажусь от лёгкого заработка, если это не противоречит моим внутренним убеждениям.
— И в чём же конкретно противоречие в данном случае? — не удержалась от вопроса я.
— Я никогда не наживаюсь на тех, чьё упорство и точка зрения мне симпатичны, если они и без того находятся в сложном положении.
Откинувшись на спинку кресла, я принялась с улыбкой рассматривать гладкую стену перед ним. В чём-то мы похожи. Даже забавно. Только зачем тогда...
— Стоп! Но почему тогда ты посоветовал мне содрать с белокерманцев компенсацию в том числе и за то, в чём они ни в коей мере не виноваты?
Тартарец не отвёл и не спрятал взгляд.
— По статистике, порядка девяноста процентов рендеров, прошедших период первоначальной адаптации, сильно озабочены повышением собственного благосостояния, причём неважно, каким способом. Так что без обид.
— Без обид, — как эхо повторила я. Новые сведения о рендерах не сильно удивили, но оставили неприятный осадок. К счастью, собеседник находился в прекрасном настроении, и его очень тянуло пообщаться, из-за чего возникшая грусть быстро отступила. Но выводы из этого разговора сделать удалось. В принципе, примерно таких же взглядов я придерживалась и раньше, на Земле, но в новом мире можно всё начать с чистого листа.
В этот день я поклялась себе, что никогда, за исключением случаев крайней нужды, не пойду против своей совести и не стану зарабатывать деньги нечестным образом. Не только потому, что не хочу попасть в упомянутые девяносто процентов. Неважно, человек я или уже нет, но всё равно у меня осталась гордость и честь. Поэтому надо жить так, чтобы не пришлось стыдиться собственного имени, поступков или прошлого.
18 июня 617132 года от Стабилизации
Аэропорт, Сворована
Я всё-таки зашла в организованный в аэропорту кабинет Белокермана, но не затем, чтобы подать заявлении о компенсации, а просто с целью поговорить. Оказавшись в незнакомой стране, я элементарно растерялась и, возможно, именно поэтому пыталась держаться поближе к согражданам. Про них, в отличие от остальных, хоть что-то знаю. Даже если такое поведение кому-то покажется несамостоятельным, всё равно лучше хотя бы попробовать получить информацию до того, как предпринимать какие-то действия. Дождавшись, пока посол Белокермана разберётся со всеми желающими получить объяснения или деньги (а таковых оказалось вовсе не так много, как я ожидала), подошла к столу.
— Компенсация? — полуутвердительно поинтересовался белорун.
— Нет, — отрицательно повела я рукой. — Я хотела бы узнать о правилах поведения за границей и, если возможно, получить совет, как не сделать хотя бы самые элементарные и распространённые ошибки.