А ещё я впервые, по-настоящему, осознала, почему в Чёрной Дыре гораздо чаще должен встречаться видизм, чем расизм. Процент существ даже каждого отдельного вида слишком мал, чтобы распыляться на ещё меньшие группы. Перестань Homo sapiens или кто-то ещё поддерживать друг друга — и этот вид сильно пострадает. В таких условиях цвет кожи и национальность имеют куда меньшее значение. Чтобы выжить, людям приходится быть терпимыми друг к другу. А посмотрев на другие виды, легко понять, насколько мы... насколько люди, всё-таки похожи.

17 августа – 5 сентября 617132 года от Стабилизации

Квартира Шаса, Шесефес, Тартар

Заметив, что самочувствие выправляется, Шас начал привлекать меня к работе по дому. Её оказалось немного, и была она совсем не сложна. Проблем ни с чем, кроме приготовления пищи, не возникло, да и там самой большой трудностью оказалось то, что наши пищевые коды хотя и пересекались, но не полностью, поэтому часть любимых блюд опекуна для меня являлась ядовитой. А ещё быстро выяснилось, что наши вкусы совпадают отнюдь не во всём: порой то, что я считала приятным, Шас мог назвать гадостью или чем-то нейтральным и наоборот. Постепенно удалось приспособиться к новой жизни, вот только постоянное сидение в четырёх стенах тяготило. Умом понимала, что снаружи опасно, но прогулок всё равно хотелось: не по тартарским улицам, а на природе. Впрочем, это вряд ли возможно, поэтому надо привыкать довольствоваться тем, что есть.

Если в Белокермане я чувствовала себя не изолированной от общества, но в чём-то одинокой, то жизнь с опекуном навевала мысли об общежитии и даже чуть ли не семье. В этом присутствовали как положительные, так и отрицательные стороны. Одной из последних являлась нервирующая манера Шаса выходить из ванной голым, а то и разгуливать в таком виде по дому. Впрочем, привыкнуть удалось на удивление быстро, наверное потому, что он ни разу не отпускал никаких намёков и держался совершенно естественно, ничего не выпячивая и не акцентируя внимания. Да и вообще, если в Тартаре даже по улицам можно ходить в таком виде, то чего стесняться в квартире?

В те дни, когда Шас возвращался домой пораньше, он часто разжигал камин и подолгу смотрел на огонь, а то и вовсе ночевал на ковре в кабинете. Это вызывало удивление: в квартире и без того достаточно тепло, а даже если нет, то температуру легко отрегулировать с помощью специальных приборов. Какой смысл в архаичном способе отопления? Некоторое время я сдерживала любопытство, но в очередной раз застав опекуна на ковре, решила прояснить ситуацию.

— Живой огонь помогает мне возвратить душевное равновесие. Да и вообще, — мужчина криво усмехнулся. — До ренства я был существом из высокоразвитой космической цивилизации... и тоже из космической, но активно развивающей некоторые природные особенности. Огонь для второго меня значит очень много. Почти родное существо... или часть себя.

Шас протянул руку и как будто приласкал пламя. От камина шёл жар, так что заблуждений насчёт того, что температура огня невысока, не возникало.

— Я был очень близок огню. Почти единым целым с ним, — тихо продолжил он. — Теперь не так. Осталось совсем немного... но хоть что-то.

Опекун не лгал: после посиделок у камина его характер смягчался. В это время у Шаса пропадала склонность поддразнивать или отправлять в сеть в ответ на вопрос, в результате разговоры проходили гораздо приятней и из них удавалось получить больше информации.

Я тоже села на ковёр и посмотрела на пламя: оно действительно успокаивало. Жаркие языки, мерцающие угли и тонкий запах горящей древесины, навевающий воспоминания о свободе и лесных походах.

— Любому человеку важно иметь отдушину, — заметил опекун. — Но химерам это нужно вдвойне: если хотя бы одна часть потеряет контроль над собой, весь организм сильно пострадает. В твоём случае главное, чтобы контроль не потеряла лидирующая личность... хотя если что-то случится со слабой, то последствия тоже окажутся очень серьёзными. Поэтому найди то, что поможет тебе держаться. И не пренебрегай этим.

Шас снова засунул руки в огонь и долго не вынимал. Я смотрела то на языки пламени, огибающие плоть и не причиняющие ей вреда, то на лицо опекуна. Оно постепенно смягчалось, губы изогнулись в лёгкой улыбке, а в глазах появилась странное выражение. Казалось, что Шас сейчас витает где-то далеко, в своих воспоминаниях.

Ради эксперимента я тоже попыталась прикоснуться к огню. И тут же поняла, что мы очень разные — меня пламя жгло, как и раньше. И точно так же оставляло ожоги.

Это заставило признать, что мы очень сильно различаемся. Оба гуманоиды, оба химеры, но отличий масса. Как будто разные виды... впрочем, мы такие и есть. Более того, мы оба являемся теми, кого на Земле назвали бы мутантами, чужими любому виду. От понимания этой простой истины становилось грустно.

Не знаю почему, но я себя не то что рабом, но и особо угнетённой не чувствовала. Вроде сплю на полу, в квартире заперта, никаких особых благ нет... а вот всё равно не воспринимается как заточение. Может быть, потому, что когда Шас дома, он находится практически в таких же условиях? Или из-за его отношения ко мне и манеры поведения? Опекун оставался таким же резким, любящим поддразнивать, наглым тартарцем, что и раньше, но при всём этом не строил из себя хозяина, скорее, выступал в роли старшего товарища. Даже когда большая часть бытовой работы оказалась на мне, в свободные дни он присоединялся к труду и относился к нему как к чему-то совершенно естественному.

Как-то я не выдержала и спросила о причинах такого поведения.

— От рабства не застрахован никто... по крайней мере, из тартарцев, — ответил опекун. — Поэтому у нас считается глупым судить о человеке по его положению или занятию. Мало ли какие у кого сложились обстоятельства? Вот, например, если разобрать твой случай. Ты фактически проходишь лечение, начальную подготовку к самостоятельной жизни, привыкаешь к стране и Чёрной Дыре. Да, образования и профессии у тебя нет, но их и нереально получить за такой срок. Ты не капризничаешь, не избегаешь своих обязанностей — так почему я должен относится к тебе хуже, чем к другим, и считать ниже?

Я долго раздумывала над этими словами. Вроде как правильно звучит, но всё равно странно. Обычно имеющие власть не упускают возможности ей воспользоваться. Да и отношения между людьми сильно зависят от статуса. Но больше всего заинтересовало другое:

— Скажи, это точка зрения всех тартарцев или твоя личная?

— Не всех, но большинства, — улыбнулся Шас и тихо продолжил: — Мы слишком хорошо осознаем, что положение каждого из нас, как бы высоко он ни поднялся, может рухнуть в любой момент. Нет, такое происходит не у всех (я бы сказал, есть немалая вероятность вообще не столкнуться с этой стороной жизни), но достаточно часто, чтобы смотреть на вещи реально. По одной из теорий, эта одна из главных причин, по которым в Тартаре сформировалось относительно ровное отношение к любому виду занятий и положению. Сегодняшний владелец завода завтра может быть убит, оказаться рабом, в том числе без права получения свободы... и отправиться на утилизацию, если его не купят.

— Но почему? — удивилась я. — Ведь у богатых много денег, а, насколько я понимаю, деньги помогут решить большинство проблем...

— Зато у тех, у кого много денег, противников больше и они могущественнее, — заметил Шас. — А законы одни для всех. Если кто-то попался на преступлении, то наказание будет одинаковым, независимо от того, что в кладовых и кто стоит за спиной.

Я скептически хмыкнула. В подобное равноправие верилось с трудом.

Опекун заметил моё сомнение и продолжил:

— Злоупотребления бывают. И ошибки. Но не очень часто. — Шас ненадолго задумался. — Ты наверняка уже заметила, что у нас очень информационное общество. Сложно скрыть хоть что-то, а вот получить нужные сведения, наоборот, достаточно легко.