Поиск
«Мальчик шел лениво. Упирался…»
Мальчик шел лениво. Упирался.
За руку вела его сестра.
Ножкой топал, плакал и ласкался,
Как большой вздыхал. — «Домой пора!»
Как большой вздыхал… Неумолимо,
Мимо сада городского прочь,
Уводила улицей любимой,
Уводила в сумерки и в ночь.
Так и смерть, прервав восторг и муку, —
Старшая суровая сестра, —
Стиснет нашу стынущую руку,
Поведет… — Домой, домой пора!
«Нам нужно только оттолкнуться…»
Нам нужно только оттолкнуться
От берега. Усилье, взмах, —
И никогда уж не вернуться
В земную тьму, и лед, и прах;
На те безумные дороги,
Что рвутся прочь из городов
К вершинам голубым и строгим,
К сиянью вечному снегов, —
И обрываются над бездной,
И возвращаются назад
С закономерностью железной
В лелеемый веками ад.
Мы часа ждем освобожденья,
Мы задыхаемся в плену,
В бесцельном, бешеном круженьи
Протягиваем руки сну.
Отчаливаем, отплываем
В слепящую глаза лазурь:
Почиет там страна родная,
Недостижимая для бурь…
«Над спящим городом гудок…»
Над спящим городом гудок
Фабричный плачет на рассвете,
Струится утра холодок
И скучно жалуются дети.
От ветра стекла дребезжат,
Как шутовские погремушки,
И снова валишься назад —
Назад в нагретые подушки.
И закрываешься рукой,
И чувствуешь в изнеможеньи,
Какой пронизано тоской
Земного утра пробужденье.
Как трудно голову поднять,
Как трудно справиться с дремотой,
Чтоб быть раздавленной опять
Своею нищенской заботой…
«Давным-давно — во сне, быть может?..»
Давным-давно — во сне, быть может?
В саду играли брат с сестрой.
Ничто тех дней не потревожит
Под прочной времени корой.
Они прошли для нас, для мира
Во всей их прелести земной.
Как нынче холодно и сыро
Не только осенью — весной!
Мы гибнем так неудержимо,
Так мало любим, мало ждем.
Весь путь, как лес непроходимый,
Как смерть таящий водоем.
И лишь во сне — часы возврата
В мир детства легкий и родной,
Где только тень сестры и брата
На клумбе сада вырезной.
«Пройдут томительные годы…»
Пройдут томительные годы,
Покроет вечности туман
И эти жалкие невзгоды,
И тусклых радостей обман:
И ты узнаешь, что не стоит
Так убиваться, так гореть,
Чтоб домик карточный построить
И к славе призрачной лететь;
Что музыка лишь уцелела
Над жизнью, выжженной дотла,
Чтоб у последнего предела
Тебя не поглотила мгла;
Что в нищете и униженьи
Победней с каждым днем звучит
То торжествующее пенье,
Что бедный мир преобразит.
«Сквозь сумерки и ночь тоннелей…»
Сквозь сумерки и ночь тоннелей,
Над пропастями, — по мостам,
Вагоны пьяные летели,
Шатаясь, кланяясь кустам.
Зеленых кипарисов свечи,
Сады, цветущие кругом,
— Как вестники желанной встречи, —
О море пели голубом.
И город спал средневековый,
И у его высоких стен
Склонялись пальмы, словно вдовы,
Незнающие перемен.
«В облаке розовом пыли…»
В облаке розовом пыли
Стадо спускалось с горы,
Сумерки нас сторожили,
Тлели заката костры.
Тайные зовы долины
Все становились слышней.
Над колокольней старинной
Стая взвилась голубей.
Легкою дрожью дрожали
Тоненькие тополя.
Мудрой, вечерней печали
Глянула в очи земля.
«Как черный лебедь, кипарис…»
Как черный лебедь, кипарис
Над горизонтом выплывает.
Вот барка огибает мыс,
Поет волна береговая.
Века скалистый остров спит
В пучине брошен и затерян,
Здесь ноги мрамор холодит,
Здесь даже голос бурь размерен.
В высоком храме — тишина,
Венки неяркие на плитах.
И только неба пелена
Гробниц касается забытых,
Да в час прибоя иногда
Соленая их лижет пена.
И снова сонные года
Текут над нами… Неизменно…
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: