«Над сердцем, над комочком снега…»

Над сердцем, над комочком снега,
Опять склоняется весна,
Блаженной слабостью и негой,
Как облаком, окружена.
И запах вянущих фиалок
Летит в просторы площадей,
Кружатся стаи звонких галок,
Поют кресты монастырей.
А там, — на ослике мохнатом,
Лишь детям зримый и цветам, —
Вступает Он… И ткань заката,
Как риза, падает к ногам.
И мальчик тянется погладить
Седого ослика слегка,
И молятся, столпившись сзади,
Сияющие облака.

IV

«Когда свежа ночная мгла…»

Когда свежа ночная мгла,
Когда предметы тускло-белы
И света лунного игла
Земли пронизывает тело,
И море черное лежит
Все в фосфорическом сияньи.
Мне кто-то на ухо твердит:
— «Спеши на первое свиданье
И, жди среди пустынных скал,
Под неба матовым опалом,
Чтоб свет Отцовский воссиял
Над темным Матери началом».

«Я тебя никогда не встречала…»

Я тебя никогда не встречала,
Я не знаю — ты был или есть;
Знаю только: сдвигаешь ты скалы,
Мысли тайные можешь прочесть.
За меня, за мое воскресенье
Ты положишь и душу и плоть.
Знаю, любишь меня, как мученье,
Что святым посылает Господь.
Мой последний оплот и ограда,
Рвусь к тебе, врачевателю ран.
Бесноватую Иродиаду
Ты один исцелишь, Иоанн.

Валерию Брюсову («Тисненый черный переплет…»)

Тисненый черный переплет,
Как снег, прохладные страницы:
Откроешь, — медленно плывет
Стихов застывших вереница.
О, холод сладострастных строк,
Незабываемый вовеки!
О, страшный прошлого урок!
О, мертвые моря и реки!
Закрою пальцами лицо,
А книги закопаю в землю.
Уйди, уйди! Твое кольцо,
Твое наследье не приемлю.
И слова радостного «брат»
Тебе не вымолвлю при встрече.
Мне руки жжет бесовский клад,
Пред гробом вспыхнувшие свечи.
Вернись в великолепный склеп,
Забытый Богом и святыми.
Пусть сад мой мал, пусть взгляд мой слеп,
Но я живу, но я с живыми.

«Нет ничего страшней мечты…»

Нет ничего страшней мечты.
Мечтатели владеют миром.
Мечтатели и я, и ты
Опьянены вином эфира.
Все, все возможно! Нет преград
Для просыпающейся воли
И те, кто верят и хотят,
Земную переменят долю.
В последний час, из этой тьмы
Не наше ли взовьется пламя?
Но пусть владеем миром мы, —
Мечты, мечты владеют нами.

«Медлительный припоминаю сон…»

Медлительный припоминаю сон,
Отодвигая хладные покровы,
И над собой неведомый закон
Рожденья пламенного слова
Сквозь долгое земное забытье.
И вот — простор возникнувшего мира,
Где все совсем чужое, не твое,
Где для тебя закрыты двери пира,
Где ничего отныне не поймешь.
Лишь с плачем вспомнишь: что-то в сердце билось
И грудь прожгло, как раскаленный нож,
И отлетело, отделилось,
Оставив в теле: слабость, жажду, дрожь…
О, ледяное утро пробужденья,
Когда ломаешь руки и зовешь
Как молния сверкнувшее виденье!

«Июльских дней знакомо всем молчанье…»

Июльских дней знакомо всем молчанье
И в полдень спят ленивые моря.
Пески горят оранжевым сияньем, —
В твоих глазах отсветы янтаря.
Ты, как песок, стихи пересыпаешь,
Над раскаленным камнем ворожишь.
И длится годы, как любовь слепая,
Над морем опрокинутая тишь.
И руки жжет любовное дыханье
Навеки упокоенных пустынь, —
Как будто ныне кончены скитанья
И скошена со всех степей полынь.

«Мне просто хорошо. Мне ничего не надо…»

Мне просто хорошо. Мне ничего не надо.
Я здесь лежу одна средь листьев и цветов.
Жизнь медленно ползет в траве высокой сада
Меж пышных лопухов и выгнутых стволов.
Там вдалеке, как перья странной птицы,
Качают пальмы темные листы;
И прячут горы сумрачные лица
В ползучие и жидкие кусты.
Над городом, над морем, над горами
Ни облака, ни тучи грозовой;
Лишь летний полдень с острыми глазами
Проносится над самой головой
Да жар спускается, да от земли нагретой
Исходит ровный, крепкий аромат,
Да на лицо, через деревьев сети
Загар кладет свой золотистый плат.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: