Кажется, эта перспектива примирила сына с действительностью.

Володька вернулся домой в половине одиннадцатого, а Серафима, не дождавшись его, заснула. Хотя могла бы дождаться и поинтересоваться, как там у них с Михаилом все прошло.

Ее гражданский муж осторожно прилег с края, но все не мог заснуть от возбуждения и ворочался, как тюлень на лежбище, так что в конце концов Сима спросонья прикрикнула на него:

— Ну чего тебе неймется?

— Слу-ушай, — зачастил он, — а как ты догадалась, что такая стрижка ему не идет?

— А как ты не догадался об этом?

— Привык, наверное, — решил Володька, — глаз замылился. Получился совсем другой человек. Я боялся, что Константин может все испортить. Мало ли. Все-таки мы пришли к нему в конце рабочего дня, он устал, но нет…

— Талант не пропьешь! — с усмешкой подсказала Сима.

— Думаешь, он тоже пьет? — удивился Сумятин, насмешив Симу своим «тоже».

— Это я пошутила, — сказала она, засыпая. — И ты спи, об остальном — завтра.

Чего это она сегодня так устала? От советов, что ли? Или от ответственности?

Глава 8

Володька еле дождался утра, чтобы получить ответы на свои вопросы. А Серафима, которая прежде просыпалась даже раньше всех, теперь спала столько, сколько спалось.

— Сим, — стал ныть он, — ну сколько можно спать? У тебя же времени куча, днем выспишься.

— Хорошо, — согласилась она, открывая глаза, — чего тебе нужно?

— Узнать, как ты это делаешь.

— Что — это? — поинтересовалась она совсем не сонным голосом, потому что проснулась некоторое время спустя и наблюдала за метаниями Володьки из-под прикрытых ресниц.

— Я насчет Мишки. Никто ему никогда не говорил: смени прическу. Одна ты. Он полчаса нудел: как она догадалась, что мне нужно это сделать? Я говорю: такая вот она у меня талантливая.

Отчего-то ее резануло это «у меня», хотя она почти год жила с Володькой и он вполне мог так считать. И про Мишу — нудел! Что Сумятина в этом раздражает? Ревнует, что ли? Или удивляется тому, что Серафима предстает перед ним какой-то иной, не той, что он знал прежде?

— Но все-таки ему понравилось?

— Ты Мишку не знаешь! На такие вопросы он никогда сразу не отвечает. Сказал только: мне к этому еще надо прицыкнуть… Потом. А вначале, по-моему, он испытал шок, и все трогал свои волосы, пытался их пригладить, пока Константин на него не прикрикнул.

— Константин — прикрикнул? — удивилась Сима; она не представляла, что мастер мог на кого-нибудь прикрикнуть, такой он всегда был вежливый и предупредительный.

— «Грязными руками не хватайся за волосы!» — передразнил парикмахера Володька. — Откуда у него руки грязные, у Мишки-то, он такой чистюля!

— Значит, Михаилу все-таки не понравилось?

— Я же тебе рассказываю. Он все смотрел и смотрел на себя, как будто не верил собственным глазам. И взгляд его при этом был какой-то очумелый.

— Это плохо. Шоковая терапия не каждому подходит.

Сима подползла к краю кровати и осторожно шевельнула ногой в гипсе. Та отозвалась болью, но уже какой-то приглушенной.

— Ты в туалет? Давай отнесу, — спохватился Володька.

И в самом деле отнес и ждал под дверью, когда она закончит все свои дела, чтобы отнести обратно.

Теперь она могла сесть, и Володька заботливо положил ей под спину обе подушки.

— Мне все равно надо вставать, на работу собираться.

Сима не стала обманывать его ожидания.

— Давай я расскажу тебе, какое впечатление производил твой Мишка с первого взгляда, и ты поймешь, почему я решила, что ему надо сменить имидж.

— Давай, — оживился тот.

Ему хотелось знать, но Сима — как всякий «маэстро» — вела себя в таких случаях как капризный гений и вполне могла ничего не объяснять.

— Глядя на твоего Михаила, любой решит, что он педант и зануда. Женщины среднего возраста скорее всего это оценивают положительно, а молодые девчонки наверняка от него шарахаются.

— Это так и есть. — Володька взглянул на Симу с уважением.

— К тому же он одевается совсем не как молодой человек. Вот скажи, почему он носит темные брюки летом? Ну, пусть и осенью, так температура все еще за двадцать. Он что, вокруг себя других мужчин не видит?

— Мишка считает, что на работе нужна официальная одежда.

— Официальная одежда тоже может быть белой.

— Она кажется ему легкомысленной… Но мы говорим о прическе.

— А прическа просто к его типу лица не подходила. Она как будто существовала сама по себе. С такой, как у него была, лицо казалось излишне вытянутым и оттого унылым. Как я поняла, Костя это тоже увидел.

— Еще как увидел. Он сделал из Михаила лихого, и даже крутого, пацана. У него взгляд стал таким открытым, а то раньше казалось, что он все время смотрит на тебя исподлобья. А теперь его волосы подрезаны как бы клочьями…

Володька хихикнул.

— Но клочьями не случайными, а вполне прикольными. У парня появился модный стиль.

— Да, такая стрижка и в самом деле может шокировать правильного мальчика.

— Но все-таки ему должно было понравиться. Если с утра он не передумает и не сострижет все Костины изыски у другого парикмахера… Тогда у тебя ничего не получится.

— Ничего не хочу слышать! — сердито сказала Сима. — Он обещал меня слушаться беспрекословно? Вот и напомни ему об этом сегодня. У вас есть возможность на час-два уйти с работы?

— Конечно, есть. Мы сами себе начальники.

— Вот и поезжайте в модный мужской магазин, где купите — Володя, я доверяю твоему вкусу! — нормальную легкую одежду. У нас до ноября тепло, к чему нам черные костюмы? Купи ему модный костюм — выбирай только пастельные тона, светлые носки, сандалии. Если он не захочет надевать их на босу ногу, так и быть, скажи, что я разрешаю носки, но только белые или в крайнем случае цвета кофе с молоком…

— Представляю, что будет за шум!

— Ничего, пусть пошумит. Или тебя это беспокоит?

— Ничего не беспокоит, — смутился Володька, который как раз в этот момент размышлял, в каком ключе разговаривать со своим приятелем.

Но Симу обмануть было затруднительно. Она прищурилась на Сумятина:

— Ты его ко мне привел? Привел. Твой Михаил обещал мне подчиняться?

— Ты это уже говорила.

— Знаю, я повторяюсь, но меня заранее злит, когда приходится спорить и доказывать, что ты права. Так и скажи своему дружку: при первой же попытке сопротивления моим указаниям я умываю руки!

— Какая ты суровая! Рабочие на заводе тебя, наверное, боятся?

— Ни черта они не боятся! — с непонятным для себя раздражением ответила Серафима. И, помедлив, добавила: — Да, и позвони мне, как пройдет ваш шопинг.

— Почему мне всегда хочется сказать — жопинг?

— Потому, что ты по натуре хулиган, — сказала она и про себя добавила: «Если бы ты еще не пил, цены бы тебе не было!»

Володька догадался, о чем она подумала, и заявил:

— Не так-то много я и пью.

— А что для тебя немного — бутылки две-три?

Он промолчал, потому что знал: этот спор заведет их в тупик. Самого себя он вовсе не считал алкоголиком. Алкоголики пьют каждый день, а он… Подумаешь, раз в месяц. Если уж на то пошло, то Серафима просто не понимает своего счастья! Сколько женщин Владимир Сумятин мог бы иметь, не споткнись он об эту строптивую женщину! Не перечесть.

Эти мысли были написаны на его физиономии. Сима отчетливо видела все его усилия — он пытался освободиться от ее гнета. Шутка, конечно. Кто его гнетет? Сам напрашивается.

С самого начала, когда он попытался высказать ей свои претензии… Точнее, пытался поднять хвост, мол, какой он весь из себя замечательный, и если бы захотел…

— А ты захоти! — разозлилась Серафима. — И иди себе.

Но это было неинтересно. Вот если бы она его удерживала…

— Кстати, твой Михаил женат? — спросила Сима, опять с помощью Володьки меняя положение своей больной ноги.

— Совсем некстати! — фыркнул Володька. — Чего вдруг ты этим заинтересовалась? Я ведь говорил вчера: он разведен.