Она не замечала, что уже напрямую командует подругой. Но та и не сопротивлялась, не иначе испуганная силой, с которой нечаянная любовь тащила ее к себе. Противостоять этому не было никакой возможности.

— Тоже мне, фея! — непременно уела бы ее Зоя. — Да тут и никакого чуда нет, это всякой женщине известно. Мелькай перед ним почаще, пусть привыкнет, пусть получше рассмотрит…

Всякой, да не всякой. Дина же, к примеру, не знала. И воспринимала советы Симы как откровение.

— Знаешь, Сим, — вдруг, помолчав, выпалила она, — мне страшно!

У Симы дрогнула рука, держащая трубку. Она показалась себе заговорщиком, которого ждет неминуемая расплата. Казнь. Страшно. Разве может быть страшно, когда влюблен?

— Я в момент как будто перестала себе принадлежать, — рассказывала Дина. — Теперь я — это совсем не я, а какая-то незнакомая мне женщина. Для меня перестали существовать жизненные ценности, которые прежде вообще определяли мою жизнь. То есть я не перестала любить свою дочь и уважать своего мужа, но теперь это для меня стало как бы не очень важным, понимаешь… И на первое место вышла я сама со своей любовью. — Она тут же заторопилась исправить сказанное: — Нет, грех так говорить. Дочь — вот что самое главное! Дети — то, что спасает нас… Но меня почему-то не спасает.

Понимала, что сама себе противоречит, но такая уж болезнь ее поразила, когда человека бросает из одной крайности в другую и порой он и в самом деле перестает себе принадлежать.

Дина еще помолчала и призналась:

— Только вот почему я не думаю о дочери, когда вспоминаю о нем? Неужели я — плохая мать? То, что я — плохая жена, это понятно, иначе я не посмела бы делать то, что собираюсь сделать… Вчера, во время супружеского интима, я вдруг представила, что вместо мужа со мной он, Профессор, и такое выдала! Не голосом, конечно, телом. Мой супруг просто обалдел: «Ты, оказывается, можешь быть такой страстной! Если бы ты подала хотя бы один повод для подозрений, я бы подумал, что у тебя есть любовник». Я пролепетала какую-то глупость. Он посмеялся и вроде бы ничего не заподозрил. Как будто в меня кто-то вселился. Может, я всего лишь одержима дьяволом?.. Не слушай меня, говорю все, что в голову приходит. На самом деле мне так плохо, так больно, когда я только подумаю, что как раз в это время он со своей женой… Нет, это невыносимо!

В голосе Дины прозвучал надрыв. Это уже не смешно. Смотреть, как человека, можно сказать, на твоих глазах вот так корежит! Еще один довод в пользу того, что все хорошо в свое время. А средний возраст у женщины, пожалуй, чреват такими взрывами, куда там мужикам с их бесом в ребро!

— Дина, — осторожно сказала она, делая последнюю попытку остановиться и остановить подругу, — а может, лучше помучиться, да и забыть? Ведь Зойка права. Мы поджигаем бикфордов шнур, на конце которого — две семьи. Взорвутся ведь — концов не найдешь.

— Ну и пусть! — сказала Дина и повесила трубку.

Не будь у Серафимы нога в гипсе, она предприняла бы что-нибудь существенное. Что? Ну например, пошла бы да посмотрела на этого Профессора. Что там за мужчина, который свел с ума приличную, респектабельную женщину?.. Может быть, и поговорила бы с ним… Хотя нет, не осмелилась бы. Чужая жизнь, чужое чувство… А вдруг Дина ему совершенно безразлична и вообще не в его вкусе?

Она еще долго лежала, уставясь в потолок, и все думала, думала, словно от ее мыслей Динкина любовь могла бы получить хороший конец… А ведь хорошего конца и быть-то не могло!

А потом пришла Вера. Просто удивительно, как небрежно стала она относиться к своей работе. Разгуливает по городу посреди рабочего дня.

Но эти мысли шли как бы вторым планом, фоном к общему впечатлению от вида подруги: офигеть! Уж если Сима и пыталась как-то изменить ее имидж, то, во всяком случае, не так кардинально. Или, точнее, не в ту сторону.

Итак, Вера додумалась сама, что ноги у нее красивые, и решила сделать на них акцент. Теперь на ней была мини-юбка, которая, по мнению Симы, больше пристала бы шестнадцатилетней девушке. Кожаную юбку Симы в сравнении с этой можно было бы назвать бриджами по отношению к шортам. То есть к такому образу Вера опоздала почти на двадцать лет.

Волосы она таки выкрасила, но в ярко-рыжий цвет, и теперь, выстриженные по новой моде клочками, они придавали ее лицу выражение девицы с запоздалым развитием. Все-таки при самой смелой фантазии ей никак нельзя было дать не то чтобы шестнадцать лет, но даже и двадцать лет.

Внешне от бывшей Веры в ней ничего не осталось. Зрительно она выглядела похудевшей, постройневшей. Глаз за темными очками было не видно, и потому на имидж играли ноги и прическа.

— Боже, за что?! — тихо простонала Сима.

Вот тебе и фея. Ее волшебная палочка оказалась с браком. И потому получилось, как в песне, «сделать хотел грозу, а получил козу…».

Хотя при чем здесь палочка? Если быть точным, то она попала не в те руки. Просто новоявленная Золушка решила сама себя делать, но, учитывая, что ее представление о себе самой расходилось с действительным, выходило гротескно…

— Не нравится? — ласковым шепотом поинтересовалась Вера. — А почему? Разве я что-то сделала не так?

— Тебе самой-то нравится?

— Нравится, — самодовольно провозгласила Вера. — Между прочим, позавчера я познакомилась с классным парнем. Ему двадцать три года, но он выглядит гораздо старше…

Сима мысленно произвела нехитрый арифметический подсчет: мальчик на двенадцать лет моложе.

— И вы решили пожениться, — с невольным ехидством прокомментировала Сима.

— Нет, куда мне торопиться. Я же тебе говорю, мы всего два дня знакомы… Но если я захочу…

Самодовольство прямо-таки перло из нее.

— А что говорят на работе?

Вопрос она задала вполне нейтральным голосом, но Вера отчего-то взвилась.

— Завидуют! — выкрикнула она. — Представляешь, кто-то накапал шефу, тот вызвал меня в кабинет и сказал, что я все-таки представляю собой лицо компании и потому должна одеваться поскромнее. И так ехидно спрашивает: у вас ничего не случилось? В смысле, может, мне нужна какая-то помощь… Наверное, имел в виду психиатра. Я ему прямо так и сказала: я не устраиваю вас как работник? А он: вполне устраиваете, но одеваться вы должны, скажем так, более официально… Ага, в комбинезон! Я же все-таки не у станка стою и не рельсы таскаю…

— А ты чего?

— А я попросила неделю в счет отпуска. Знаешь, ты права, к новому образу не сразу привыкаешь. Кажется, что все смотрят с осуждением, что на тебе все сидит не так, как на других…

— …девочках! — подсказала Сима.

— Но ты, конечно, не ожидала, — продолжала Вера, совершенно игнорируя подколы Симы. — Ты не думала, что я так быстро пойму, чего хочет от меня моя учительница. Но я поняла. Ты открыла мне глаза, позволила начать новую жизнь. Можно я приду к тебе в гости с Валериком?

— Его звать Валерий? — кивнула Сима, чтобы хоть что-то сказать. — Знаешь, давай подождем, пока я выздоровею. А то у нас в холодильнике, кроме борща, ничего нет, а ты же знаешь, как я люблю принимать гостей.

— Что есть, то есть, — согласилась Вера.

Она еще немного поболтала и ушла, довольная собой, Симой — та не смогла почему-то сказать, что она думает о новом имидже подруги, — и вообще своей новой жизнью.

Пока Вера спускалась по лестнице на первый этаж, Серафима подтащилась к окну и некоторое время смотрела, как подруга идет вприпрыжку по двору. При этом она испытала разочарование на грани вины — ведь это с ее подачи Вера решила так измениться, что сделалась… неузнаваемой! По крайней мере бывшая Корецкая была куда симпатичнее в своих несколько не по возрасту пристрастиях, чем эта, выскочившая из возраста так далеко назад, что это уже могло бы и в самом деле заинтересовать психиатра, женщина…

— «Беда, коль пироги начнет печи сапожник!» — пробормотала она самой себе.

— Мама, ты что-то говорила? — заглянула к ней в комнату Валерия.

— Доча, ты ничего не заметила во внешнем виде тети Веры?