— Да, я еду поездом в четыре часа. Может быть, мы увидимся до отъезда? Во всех случаях встреча необходима, так как я хотел бы задать вам несколько вопросов. Что вы делаете в полдень?

— Работаю над диссертацией.

— А я-то полагал, что у студентов сейчас каникулы…

— В данной ситуации это весьма грустные каникулы. Я предпочитаю работать, чтобы как-то занять себя. Впрочем, у меня интересная тема. А что касается вашего предложения, то я согласна встретиться. Я занята съемкой местности между Порт д'Итали и Порт де Жантийи. Там, на бульваре Келлермонн, есть маленький ресторанчик. Он называется «Стадион». Если вы не возражаете, то можно там встретиться в час дня.

Конечно, я не возражал.

Клодин ждала меня в глубине зала.

— Итак, инспектор, о чем же вы хотели меня допросить?

Клодин произнесла эти слова так взволнованно, как будто ответ был ей крайне необходим. Я все еще помнил наше молчаливое путешествие, закончившееся на стоянке такси. Перемена в настроении девушки была слишком разительна.

— Неужели я выгляжу солдафоном? Мне просто нужно узнать от вас кое-какие детали. Пока мы не располагаем новыми данными, которые позволили бы объяснить убийство вашего жениха. Нет никаких зацепок, кроме гибели его отца. Однако, откровенно говоря, это запутывает нас еще больше.

Клодин прервала меня:

— Но у вас есть след: мать Бернара говорила о фотографии…

— Да, я надеюсь найти этого ЦРС. Думаю, именно он убил Роже Тиро в шестьдесят первом году. Но я не заблуждаюсь: у нас только один шанс из ста. Я предполагаю, что эти два убийства связаны между собой, хотя то, что произошло в Тулузе, вызывает недоумение: почему убийца так рисковал? Да, вот еще что. Мадам Тиро упомянула о существовании рукописи, посвященной истории Дранси, которую оставил ее муж.

— Рукопись у меня дома, — ответила девушка. — Бернар хотел закончить эту работу в память об отце. Я вам отдам ее хоть сегодня.

Я взял Клодин за руку, когда она поставила чашку на стол. Она не противилась этому.

Поздно вечером я был в Тулузе.

Глава седьмая

На столе в моем кабинете лежала телеграмма из Парижа: Дальбуа нашел следы убийцы Роже Тиро и выслал вслед подробное письмо.

Я полистал бумаги, лежавшие на столе. Грабежи квартир, вождение машины в нетрезвом виде, неповиновение полиции… Почтальон пришел в пять часов; я сразу бросился ему навстречу.

В груде почты лежало письмо Дальбуа. Инспектор разведки писал:

«Дорогой Каден!

Твоего человека зовут Пьер Каз. Он действительно входил в специальную бригаду, занимавшуюся ликвидацией руководителей ОАС и ФЛН в последние годы алжирской войны. На всякий случай сообщаю тебе, что все дела, касающиеся событий в Алжире, закрыты июльским декретом 1962 года. Помимо прочего, в декрете говорится, что никто не может быть объектом полицейского или судебного преследования в связи с действиями, совершенными в Алжире или метрополии до провозглашения перемирия.

Каз сейчас на пенсии. Еще несколько месяцев назад он жил недалеко от тебя, в деревушке Гризоль, на национальной дороге № 17.

Будь осторожен! Ты идешь по острию ножа. Уничтожь мое письмо по прочтении, как я это сделал с фотографией, которую ты мне оставил.

С приветом, Дальбуа».

Я вытащил из ящика стола зажигалку и сжег письмо. Затем отдал почту секретарше и вышел поискать Лардена.

— Поехали в Гризоль. Это местечко на семнадцатой дороге.

Пьер Каз жил в маленьком домике, окруженном красивым садом. Я подошел к калитке и позвонил в колокольчик. Человек лет шестидесяти выглянул из окна первого этажа:

— Кто вам нужен?

— Я — инспектор Каден из Тулузы. Со мной мой заместитель, брагадир Ларден. Хотел бы поговорить с вами в частном порядке.

Пьер Каз вышел из дома и открыл калитку.

— Чем обязан визиту полиции? Жена вышла в магазин, но я все же могу предложить вам что-нибудь.

Нас провели в большую комнату с камином и дорогой мебелью. Хозяин достал несколько бутылок, два стакана, соленые орешки.

— Два стакана потому, что сам не пью — врачи запретили. Зато поглощаю много лекарств…

Он налил нам анисовой.

— Так вы расследуете мои дела, инспектор, или дела моей жены?

— Не совсем… Вам не трудно пройти со мной в сад? Я люблю ходить.

Пьер Каз несколько удивился, но предложение принял. Я решил перейти прямо к делу.

— Мое появление не носит официального характера, поэтому мне будет понятно, если вы откажетесь отвечать…

Он сделал знак, чтобы я продолжал.

— Совсем недавно в Тулузе был убит молодой человек… Бернар Тиро… — Я следил за его лицом, но при упоминании этого имени на нем ничего не отразилось. — Его убили без очевидного мотива. Мы все проверили — за ним не числится никаких грехов. Тут все в порядке. Однако, проводя расследование, я обратил внимание на то, что отец юноши, Роже Тиро, был застрелен в октябре шестьдесят первого года в Париже на улице Нотр-Дам де Бонн-Нувель. Следствия при этом не было. Но группа бельгийского телевидения совершенно случайно сняла на пленку последние минуты жизни Роже Тиро. И все сходится на том, что стреляли в него вы.

Пьер Каз сжал кулаки и сунул руки в карманы брюк. Его плечи дрогнули. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул. Потом нагнулся и с трудом сел на большой камень.

— Как вы узнали? Ведь все архивы хранятся под грифом «Совершенно секретно»…

— Я же вам сказал — случайная съемка бельгийского телевидения.

— Присядьте, инспектор. Вы затронули очень тяжелые для меня воспоминания… Я не ждал такого удара… Какие бы предосторожности ни предпринимались, ничего не скроешь. Порой ничего не скроешь. Что вы хотите услышать от меня?

— Почему вы убили Роже Тиро?

На какую-то секунду он растерянно посмотрел вокруг:

— Я просто получил приказ и должен был его выполнить. Больше мне ничего не известно.

— Приказ вы получили от руководства бригады?

— Зачем вы спрашиваете, если знаете ответ? Да, приказы отдавало руководство бригады… Нам поручали убирать самых активных руководителей ОАС и ФЛН. Префектура снабжала нас пропусками и оружием, которое невозможно было идентифицировать. На случай неприятностей мы имели прямой телефон директора службы безопасности. Я помню его до сих пор: МОГ-68-33. Наверное, его уже давно сменили. Чтобы не оставлять никаких следов, мы все заучивали наизусть.

Знаете, наша работа была не из веселых. Мы жили в подполье. Это совсем не похоже на ту работу, которой занимаетесь вы. Каждый из нас действовал автономно, используя собственные методы разведки, сам организовывал операцию.

— А как было с улицей Нотр-Дам де Бонн-Нувель?

— Руководство бригады выбирало кого-нибудь из нас для ликвидации очередной жертвы. Убрать человека никогда не доставляло мне удовольствия. Я говорю за себя, не за других. Знаете, я участвовал в Сопротивлении и в освобождении Восточной Франции. Был под ружьем в Индокитае и привык смотреть опасности в глаза. Не так уж приятно всадить пулю в живот или в сердце вьетнамца, даже если он собирался сделать то же самое с тобой. Но пустить пулю в голову молодому французу, о котором ты ничего не знаешь, безоружному, сзади… Это тяжело. Успокаиваю себя лишь тем, что мой поступок, быть может, помог избежать покушения или сократить войну на день или хотя бы на час…

— Что же все-таки произошло с Роже Тиро?

— Все как обычно. Связной оставил мне записку в «почтовом ящике», куда я наведывался дважды в неделю. В ней я прочитал инструкцию. Что касается Тиро, если его так звали, то мне дали фотографию и сведения о его привычках и перемещениях. Я решил действовать во время какой-нибудь демонстрации. Под надуманным предлогом собирался вызвать его по телефону. Но мой первоначальный план не пригодился. В тот день он пошел в кино. Сначала я хотел убить его в зале. Наверное, так и нужно было поступить. Тогда меня не смогла бы снять бельгийская группа.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: