84, XII, 10.
Уважаемый
Николай Александрович!
Вот уже три дня прошло, как у меня ни к селу ни к городу идет кровь горлом. Это кровотечение мешает мне писать, помешает поехать в Питер… Вообще - благодарю, не ожидал! Три дня не видал я белого плевка, а когда помогут мне медикаменты, которыми пичкают меня мои коллеги, сказать не могу. Общее состояние удовлетворительно… Причина сидит, вероятно, в лопнувшем сосудике…
Сегодня была у меня m-me Политковская… Это ужасно! Жаловалась на Вас… "Он мог бы мои рассказы в фельетоне пустить, если они кажутся ему длинными!"
Почему Рыков вышел у Вас на передовице блондином? Совсем не похож…
Рыковские отчеты для "Пет<ербургской> газеты" мною копчены… Теперь, стало быть, очередь за пнёнзами…* Если будете в редакции, то поторопите высылкой гонорара. Для болящих и ничего не делающих ранняя получка всегда здоровее поздней… Пальмина не вижу. Николая тоже. Ближние мои оставиша мя.
Спасибо, хоть аптека отпускает лекарства по дешевой цене. Все-таки хоть этим утешиться можно…
Надеюсь, что подписка у Вас уже началась и что она хороша… Желаю Вам 20 тыс. подписчиков…
Как на смех, у меня теперь есть больные… Ехать к ним нужно, а нельзя… Не знаю, что и делать с ними… Отдавать другому врачу жалко - все-таки ведь доход!
Прощайте…
Ваш А. Чехов.
Храните маску Улисса… Пальмин, кажется, разболтал в "России"… Напишите ему, что это не я пишу, и пожалуйтесь, что я в прошлом году отказался… У нас та же провинция!
Пью бесполезное infusum** из спорыньи…
Насчет буд<ущей> недели уведомлю своевременно.
* деньги (польск. pieniazy)
** настой (лат.)
Письмо П. А. СЕРГЕЕНКО, 17 декабря 1884 г.
17 декабря 1884 г. Москва.
84, XII, 17.
Любезный друг
Петр Алексеевич!
Получил вырезку из неведомого мне органа и работы неведомого автора. Шлю "неведомому Gory" благодарность, кусочек коей можешь себе присвоить не столько за вырезку, сколько за память. Давно собирался нацарапать тебе и вот по какому поводу. Месяц тому назад я послал в "Стрекозу" рассказ, посвященный "недавно судившемуся другу моему Эмилю Пупу". Заглавия не помню… Память до того подлая, что скоро забуду, где верх, где низ… Кажется, "Ночь перед судом", но не ручаюсь. Под заглавием курсивная строка: "Случай из моей медицинско-шарлатанской практики". Подпись "Дяденька"…
Было ли до сегодня напечатано что-либо подобное в "Стрекозе"? Этого журнала я не вижу и не читаю: то болен, то занят и нигде не бываю… Написать в "Стрекозу" справку - не хочется… Рассказ несколько нецензурен: либерален, сален и проч. … Если будешь писать в Питер, то справься о судьбе чеховского рассказа. Впрочем, справка эта не имеет особой важности, и я мало потеряю, если ты забудешь… Пишу же тебе о сем с тою целью, чтобы выдать тебе с головою автора, дерзнувшего украсить свой рассказ твоим эмилепупством. Ну, как живешь? Чай, на южном просторе плодишься, размножаешься и стишки пописываешь? Счастливчик! Я же скорблю… Работы пропасть, денег мало, зима скверная, здоровье негодное… Поем "Фрере Жаки…" - след, тобою оставленный.
Мечтал к празднику побывать в Питере, но задержало кровохарканье (не чахоточное). Читаю твои произведения и браню тебя за неприлежание: мало пишешь! Не увидимся ли мы где-нибудь летом? А? Напиши-ка! На юге летом я буду… Вчера снился мне почему-то Крамсаков… Избираю его фамилию своим фельетонным псевдонимом… Прощай… Жму тебе руку и желаю тебе купно с твоей семьей всех благ.
Твой А. Чехонте.
Сретенка, Головин пер., д. Елецкого.
Письмо Н. А. ЛЕЙКИНУ, 23 декабря 1884 г.
23 декабря 1884 г. Москва.
XII, 23.
Уважаемый
Николай Александрович!
Первым делом поздравляю Вас с праздником и окончанием года, а к поздравлению, по издревле установленному порядку, присоединяю тысячи пожеланий. Посылаю Вам рассказ и рождеств<енскую> мелочишку. Сегодня с курьерским вышлю святочный рассказ. К Новому году постараюсь написать побольше мелочей новогоднего свойства. Мелочи уже задуманы, рассказ же пока не наклевывается. Когда выйдет первый нумер? К какому нумеру присылать моск<овский> фельетон! к 52 или к 1?
Здоровье мое поправилось. Не только работаю, но даже позволяю себе употреблять спиритуозы. Праздники встречаю уныло… Денег нет. "Петерб<ургская> газета" еще не выслала, "Развлечение" должно крохи, из "Будильника" больше десятки не возьмешь… Сижу на бобах… Надеялся получить из одного места и получил нос… Николай болен и зарабатывает мало, Агафопод Единицын - швах… Благо, долгов мало и не брал авансов. Впрочем, всё это пустяки…
Был у меня Пальмин. Он окончательно расходится с Пастуховым и бичует его словесно на все корки. Сотрудничество в "Развлечении" объясняет переменою обстоятельств, и если правда, что он уходит из "Моск<овского> листка", то причины его дезертирства заслуживают снисхождения.
Счет в "Пет<ербургскую> газету" я послал. В Москве морозы. К Новому году напишу Вам, а теперь пока прощайте и не браните. Святочный рассказ получите купно с заказным письмом или немного спустя, но не далее понедельника.
Ваш А. Чехов.
Письмо Е. И. САВЕЛЬЕВОЙ, 2 января 1885 г.
2 января 1885 г. Москва.
85, I, 2.
Уважаемая
Евгения Иасоновна,
на поздравление с Новым годом отвечаю тем же и прошу прощения, что не предупредил Вас и не поздравил раньше. Ужасный я невежа! На Рождество послал я множество поздравительных писем и карточек… Почему не послал Вам, сказать определенно не могу: вероятно, по рассеянности… А что забвение тут ни при чем, может засвидетельствовать Вам Ваш супруг, обедавший у нас на Ваши именины и слышавший, как я произносил тост за здоровье "отсутствующих жен"… За Ваше здоровье было выпито два раза…
За Ваше сочувствие по поводу усиленных занятий и нездоровья большое спасибо. Тронут и вниманием, и памятью, и искренностью… То, другое и третье не заслужено… Дело в том, что толки об "усиленных занятиях" преувеличены. Работаю, как и все… Ночи сплю, часто шатаюсь без дела, не отказываю себе в увеселениях… где же тут усиленные занятия? Я вовсе не скромничаю. Ваш "сам", воспевающий больше всех мое трудолюбие, может засвидетельствовать, что я встаю не раньше 10-ти и ложусь не позже 12-ти… Истые труженики не спят так долго…
Нездоровье мое немножко напугало меня и в то же время (бывают же такие фокусы!) доставило мне немало хороших, почти счастливых минут. Я получил столько сочувствий искренних, дружеских, столько, что мог вообразить себя аркадским принцем, у которого много царедворцев. До болезни я не знал, что у меня столько друзей… Разве не лестно получать такие письма, как Ваше? Ради него не грешно покашлять лишний денек…
Ваш тиран сидит у меня. Узнав, что я получил от Вас письмо, он пришел в ярость и чуть не побил меня… Отелло, каких мало… Поведение его похвалить, конечно, не могу… Деморализировал всю мою семью: устроил в моем доме опереточный театр, заставляет всех жениться и проч. В ожидании его исправления и в надежде, что все у Вас обстоит благополучно, кланяюсь Вам и остаюсь уважающим, готовым к услугам
А. Чехов.
Семья вам кланяется.
Рукой Д. Т. Савельева:
Дозволено цензурою. 2 января 1885 г.
Цензор Дмитрий Савельев.
На конверте:
В Таганрог.
Его высокородию
Иасону Ивановичу г-ну Блонскому.
Старшему нотариусу.
Передать Е. И. Савельевой.
Письмо М. Е. ЧЕХОВУ, 31 января 1885 г.
31 января 1885 г. Москва.
85, I, 31.
Дорогой Дядечка
Митрофан Егорович!
Первым делом приношу Вам искреннейшую благодарность за память и любовь, которыми проникнуты все Ваши письма к отцу. Ваше расположение слишком дорого для нас всех, для меня же лично оно составляет предмет гордости и радости! расположение хороших людей делает честь и повышает нас в собственном мнении! Не извиняюсь перед Вами за мое долгое, упорное молчание… Знаю, что Вы не сочтете его за неприличие и за знак перемены наших отношений, а, как добрый и душевный человек, дадите ему иное объяснение. Письмо мое к Вам удовлетворить меня не может… Кто привык когда-то беседовать с Вами по целым часам и вечерам, тому давайте беседу, а письмо, как бы оно длинно ни было, не скажет и тысячной доли того, что хотелось бы рассказать… Не писал я, потому что надеюсь на скорое свиданье. Надеялся и надеюсь. Прошлое лето не мог быть у Вас, потому что сменял товарища, земского врача, бравшего отпуск, в этом же году рассчитываю попутешествовать, а стало быть, и повидаться с Вами. В декабре я заболел кровохарканьем и порешил, взявши денег у литературного фонда, ехать за границу лечиться. Теперь я стал несколько здоровее, но думаю все-таки, что без поездки не обойтись. Куда бы я ни поехал - за границу ли, в Крым или на Кавказ, - Таганрога я не миную.