Вы пишете, что с Вами согласен Суворин. Удивляюсь. Недавно Суворин писал мне: "приструньте актеров" и давал советы, касающиеся этого приструнивания. Во всяком случае, спасибо Вам за тему: буду писать Суворину и подниму в письме вопрос о пределах авторской компетенции.

Далее Вы пишете: "бросьте Вы к чёртовой матери Вашу пьесу"… Око за око: бросьте Вы к ядреной Ваше кредитное общество! Бросить пьесу - значит бросить надежду на гешефт.

Однако Вам надоело мое брюзжанье, а посему перейдем к текущим вопросам.

"Невинные речи" напечатаны все на одинаковой бумаге.

В Питер я приеду к декабрю. О многом потолкуем.

Не знаю, что ответить Вам на Ваше замечание о Давыдове. Может быть, Вы и правы. Я сужу о нем не столько по личному впечатлению, сколько по рекомендации Суворина, к<ото>рый писал мне: "Давыдову верьте".

Поклон Прасковье Никифоровне и св. Федору. Моя семья всякий раз шлет Вам поклоны, но я, простите, забываю писать об этом.

Когда мы будем обедать у Тестова? Приезжайте.

Ваш А. Чехов.

16 ноября 1887 г. Москва.

16-XI-1887.

Вступая в члены Общества русских драматических писателей и оперных композиторов, обязуюсь подчиняться уставу Общества и всем постановлениям общих собраний Общества.

А. Чехов.

20 ноября 1887 г. Москва.

20 н.

Ну, пьеса проехала… Описываю всё по порядку. Прежде всего: Корш обещал мне десять репетиций, а дал только 4, из коих репетициями можно назвать только две, ибо остальные две изображали из себя турниры, на коих гг. артисты упражнялись в словопрениях и брани. Роль знали только Давыдов и Глама, а остальные играли по суфлеру и по внутреннему убеждению.

Первое действие. Я за сценой в маленькой ложе, похожей на арестантскую камеру. Семья в ложе бенуар: трепещет. Сверх ожидания я хладнокровен и волнения не чувствую. Актеры взволнованы, напряжены и крестятся. Занавес. Выход бенефицианта. Неуверенность, незнание роли и поднесенный венок делают то, что я с первых же фраз не узнаю своей пьесы. Киселевский, на которого я возлагал большие надежды, не сказал правильно ни одной фразы. Буквально: ни одной. Он говорил свое. Несмотря на это и на режиссерские промахи, первое действие имело большой успех. Много вызовов.

2 действие. На сцене масса народа. Гости. Ролей не знают, путают, говорят вздор. Каждое слово режет меня ножом по спине. Но - о муза! - и это действие имело успех. Вызывали всех, вызвали и меня два раза. Поздравление с успехом.

3 действие. Играют недурно. Успех громадный. Меня вызывают 3 раза, причем во время вызовов Давыдов трясет мне руку, а Глама на манер Манилова другую мою руку прижимает к сердцу. Торжество таланта и добродетели.

Действие 4: I картина. Идет недурно. Вызовы. За сим длиннейший, утомительный антракт. Публика, не привыкшая между двумя картинами вставать и уходить в буфет, ропщет. Поднимается занавес. Красиво: в арку виден ужинный стол (свадьба). Музыка играет туши. Выходят шафера; они пьяны, а потому, видишь ли, надо клоунничать и выкидывать коленцы. Балаган и кабак, приводящие меня в ужас. За сим выход Киселевского; душу захватывающее, поэтическое место, но мой Киселевский роли не знает, пьян, как сапожник, и из поэтического, коротенького диалога получается что-то тягучее и гнусное. Публика недоумевает. В конце пьесы герой умирает оттого, что не выносит нанесенного оскорбления. Охладевшая и утомленная публика не понимает этой смерти (к<ото>рую отстаивали у меня актеры; у меня есть вариант). Вызывают актеров и меня. Во время одного из вызовов слышится откровенное шиканье, заглушаемое аплодисментами и топаньем ног.

В общем, утомление и чувство досады. Противно, хотя пьеса имела солидный успех (отрицаемый Кичеевым и К°). Театралы говорят, что никогда они не видели в театре такого брожения, такого всеобщего аплодисменто-шиканья, и никогда в другое время им не приходилось слышать стольких споров, какие видели и слышали они на моей пьесе. А у Корша не было случая, чтобы автора вызывали после 2-го действия.

Второй раз пьеса идет 23-го, с вариантом и с изменениями - я изгоняю шаферов.

Подробности при свидании.

Твой А. Чехов.

Скажи Буренину, что после пьесы я вошел в колею и уселся за субботник.

24 ноября 1887 г. Москва.

Милостивый государь

Алексей Сергеевич!

В среду 25 ноября идет моя пьеса "Иванов" в 3-й раз. Вот было бы хорошо, если бы Вы приехали! Пожалуйста, приезжайте!

В понедельник меня опять вызывали, но (Вас не было) не шикали.

Моя пьеса нагло-цинична, безнравственна и отвратитель<на>. Таково мнение Петра Кичеева, убившего в свое время на Ваших глазах человека.

Вообще, кроме Вас, у меня много врагов. Из всех врагов самый злой - Вы!!!

&_0108_135_097_0

Это ….. "очень Вами благодарна".

Писать не в состоянии. Дней через пять пришлю Вам письмо из Питера.

24 ноября 1887 г. Москва.

24 ноябр.

Ну, милейший Гусев, всё наконец улеглось, рассеялось, и я по-прежнему сижу за своим столом и со спокойным духом сочиняю рассказы. Ты не можешь себе представить, что было! Из такого малозначащего дерьма, как моя пьесёнка (я послал один оттиск Маслову), получилось чёрт знает что. Я уже писал тебе, что на первом представлении было такое возбуждение в публике и за сценой, какого отродясь не видел суфлер, служивший в театре 32 года. Шумели, галдели, хлопали, шикали; в буфете едва не подрались, а на галерке студенты хотели вышвырнуть кого-то, и полиция вывела двоих. Возбуждение было общее. Сестра едва не упала в обморок, Дюковский, с к<ото>рым сделалось сердцебиение, бежал, а Киселев ни с того ни с сего схватил себя за голову и очень искренно возопил: "Что же я теперь буду делать?"

Актеры были нервно напряжены. Всё, что я писал тебе и Маслову об их игре и об их отношении к делу, должно, конечно, не идти дальше писем. Приходится многое оправдывать и объяснять… Оказывается, что у актрисы, к<ото>рая играла у меня первую роль, при смерти дочка, — до игры ли тут? Курепин хорошо сделал, что похвалил актеров.

На другой день после спектакля появилась в "Моск<овском> листке" рецензия Петра Кичеева, к<ото>рый обзывает мою пьесу нагло-цинической, безнравственной дребеденью. В "Моск<овских> вед<омостях>" похвалили.

Второе представление прошло недурно, хотя и с сюрпризами. Вместо актрисы, у к<ото>рой больна дочка, играла другая (без репетиции). Опять вызывали после III (2 раза) и после IV действий, но уже не шикали.

Вот и все. В среду опять идет мой "Иванов". Теперь все поуспокоились и вошли в свою колею. Мы записали 19 ноября и будем праздновать его ежегодно попойкой, ибо сей день для семьи будет долго памятен.

Больше я не буду писать тебе о пьесе. Если хочешь иметь о ней понятие, то попроси оттиск у Маслова и почитай. Чтение пьесы не объяснит тебе описанного возбуждения; в ней ты не найдешь ничего особенного… Николай, Шехтель и Левитан - т. е. художники - уверяют, что на сцене она до того оригинальна, что странно глядеть. В чтении же это незаметно.

NB. Если кто-либо, заметишь, захочет побранить в "Нов<ом> времени" актеров, участвовавших в моей пьесе, попроси воздержаться от хулы. Во втором представлении они были великолепны.

Ну-с, на днях еду в Питер. Постараюсь выбраться к 1 декабря. Во всяком случае именины твоего старшего цуцыка мы отпразднуем вместе… Предупреди его, что торта не будет.

Поздравляю с повышением. Если ты в самом деле секретарь, то пусти заметку, что "23-го ноября в театре Корша во 2-й раз шел „Иванов". Актеры, особливо Давыдов, Киселевский, Градов-Соколов и Кошева, были много вызываемы. Автор был вызван после III и IV действия". Что-нибудь вроде… Благодаря этой заметке мою пьесу поставят лишний раз, и я лишний раз получу 50 — 100 целковых. Если эту заметку найдешь неудобной, то не делай ее…