Возможно, именно недостаток питания и нервная обстановка привели к тому, что русалки стали чаще болеть. Остатки лекарств быстро закончились, чёрная пыль и крокодилы не позволили обустроить быт, болотистая местность тоже не способствовала здоровью — и болезни начали отнимать почти все силы. Лишь начальные вещи позволяли сохранить жизнь. Защитные костюмы и крепкие палатки — с их помощью можно было пережидать тяжёлое время в безопасности. А вскоре об обустройстве уже и речи не заходило — сил хватало только на сбор пропитания и минимум других необходимых дел. Даже исчезновение чёрной пыли не улучшило ситуацию, а сделало её ещё хуже — из-за массового отравления кровянкой.

Удивительно, но как и у нас, у русалок дети начали болеть не сразу по рождению (точнее, болели, но очень редко), а только после годовалого возраста. Многие заболевания по симптоматике не отличались от тех, от которых страдали взрослые. Но некоторые и, как быстро выяснилось, самые опасные, оказались незнакомы. Именно две новые болезни убили всех подрастающих детей. Шло время, ситуация не улучшалась, и русалки поняли, что сами переломить её не в состоянии.

Водяная целенаправленно искала свободных. Ещё тогда, давно, русалки были поражены нашей возможностью выживать без лекарств и защитных костюмов. И хотя полностью в это так и не поверили, но, по словам Марии, рассказы о голых людях, способных жить в лесу без лекарств, палаток и многого другого, да ещё и почти без преступности, превратились в легенду. И русалки решили рискнуть. Водяная и ещё один человек, который чувствовал себя относительно лучше, отправились в путь к горам (поскольку ориентировались по ложным сведениям) — с целью найти нас и просить о помощи. Или купить её, пусть даже за начальные вещи. Шли вдоль реки — потому что водяная могла двигаться только по воде.

На счастье парламентёров, через несколько дней они случайно встретили йети. Он указал правильное направление и разъяснил, как добраться до Волгограда.

Спутник водяной не выдержал сложного перехода и погиб. Впрочем, и у Марии путь отнял гораздо больше времени, чем она планировала — больше полутора месяцев. Несколько раз женщине приходилось отлёживаться в примитивных подводных укрытиях, пережидая острую стадию болезней. Вымотанная и уставшая женщина перепутала берег, в результате найденное ею селение оказалось не волгорским, а сатанистским. Те, выслушав историю Марии, отправили её к нам.

После рассказа русалки мы отошли посовещаться. Выбраться сами русалки вряд ли смогут — слишком ослабли. Даже водяная, которая, по её словам, болеет намного меньше остальных, находится в очень плохом состоянии. Но и оставлять людей на произвол судьбы — тоже не дело. С другой стороны, неразумно бросать свои дела и сразу идти на помощь — так мы упустим время, которое могли бы потратить на исследования. Да и толку от нас пока немного — на многие вопросы сами не имеем ответов. С третьей — предлагать отправить в помощь сатанистов или волгорцев — тоже не выход. У них и так работы выше крыши (как, впрочем, и у нас). Прямо патовая ситуация получается.

Поскольку посвящённые так и не смогли найти нормального решения, мы с Ильёй и Светой привлекли к обсуждению остальное правительство. И в результате всё-таки пришли к согласию. Мария пока пережидает неподалёку от Ордена, мы собираем сведения, расспрашиваем её и пытаемся найти способ исправить ситуацию (хотя бы — гарантированно облегчить течение болезней). А пока решения нет — нет смысла идти в болото. Всё равно расстояние слишком большое и легко не только не помочь, но и погибнуть самим.

Через пару дней после прибытия русалки Юля заметила необычное пятно на боку дочери Севы. Если честно, то оно несильно отличалось от сочетания синяка с экземой, так что если бы не рассказы водяной, на первые признаки и внимания бы не обратили. Но теперь, обеспокоившись, мы тщательно осмотрели всех детей — и поняли, что у двух явные признаки описанной Марией заразы. Причём той, от которой дети умирали в течение суток после появления первых симптомов.

— До её прихода ничего подобного не было, — ворчала Юля. — Нет, я понимаю, что предугадать такое сложно, — добавила она в ответ на наши возражения, — и что времени прошло много. Мария не виновата в том, что принесла с собой болезнь. Разумом понимаю, но чувствам приказать не получается.

А вот Сева молчал. Никого не обвинял и не возражал, просто ушёл в крайний дом вместе с заболевающими детьми — их необходимо изолировать от остальных. Хотя шанс, что заболеют все, очень велик.

— Как думаешь, может стоит попробовать?.. — кивнула я в сторону лаборатории с «болевыми» подопытными.

— Я — за, — отчаянно заявила Вера. — Если это поможет им выжить.

— Нет никаких гарантий. Даже в том, что шанс у них появится, я не уверен, — вздохнул зеленокожий. — Но если так дети, по словам Марии, умерли бы тихо, то при лечении их ждут очень сильные мучения. Даже если выживут, могут сойти с ума. Придётся ведь не один раз процедуру использовать.

Речь врача прозвучала хрипло и без обычной насмешки: он сблизился и привязался к детям едва ли слабее, чем родители, и гораздо сильнее остальных (разве что за исключением Лили). Да и молодое поколение очень любило Росса. Более того, он был единственным, кого они беспрекословно слушались. Теперь же зеленокожему и самому приходится делать выбор: обречь детей на гибель... или на адские пытки.

Вскоре инженер вернулся.

— Я им всё объяснил. И что они заболевают, и что могут заразить остальных и что, скорее всего, скоро умрут, — на последних словах голос Севы дрогнул. — Росс, ты говорил, что если больных пытать...

— Ничего не гарантирую. Но могу попробовать, — за это время зеленокожий успел взять себя в руки и теперь говорил хотя и резковато, но не показывая истинного отношения. — И, если ты и Вера не против, хочу попробовать. Даже если их это не спасёт, то может дать новую информацию.

Родители, не раздумывая, согласились на использование непроверенного способа лечения. Надя (сын которой оказался вторым заболевающим ребёнком) с мужем тоже решили принять участие в эксперименте — он давал хоть какую-то надежду. Кстати, терапевт, как только узнала о болезни сына, сразу же бросила все дела и вернулась в Орден.

Зеленокожий ещё раз расспросил Марию о том, как развивается болезнь, и долго ругался, что никто не провёл вскрытие тел погибших детей.

— Из-за этого мы не знаем, какие органы поражаются в первую очередь и сильнее, — почти шипел он. — А всё почему? Побрезговали, руки пачкать не захотели. Твари!

— Убитые горем родители, — поправила Юля.

— Твари! — резко перебил её Росс. — Думающие только о себе. Их дети погибли, так пусть и другие мрут? Не захотели дать им малейшего шанса!

— У нас не осталось врачей, — тихо возразила Мария из воды. — Только одна медсестра.

— А мне как-то без разницы, — зло заявил зеленокожий. — Пусть бы даже и младшего персонала не было — это не оправдание. Тьфу, даже говорить противно!

Росс ушёл к лаборатории, готовиться к лечению. Детей осторожно, но крепко связали (чтобы не вырвались и не переломали себе руки и ноги), врач настоял на том, чтобы использовать кляп (так они не смогут откусить себе язык, да и других детей меньше напугают) и потребовал, чтобы родители не присутствовали непосредственно на процедуре.

— Мы не будем мешать, — заверил Сева. — Поможем удержать, если что.

— Нет, — помотал головой Росс. — Я сам. А вы будете следить за ними потом, уже после ужалений.

Врач выгнал всех — даже меня. А уже через несколько минут вышел из дома и кивком разрешил зайти.

— Развяжите и пусть кто-нибудь постоянно дежурит, — сказал Росс. — Будем повторять каждые три часа — чаще боюсь.

Так и поступили. По четыре раза в сутки проверяли других детей, а ещё позвонили волгорцам, сатанистам и вообще всем знакомым, подробно описали симптомы болезни и к чему она приводит.

— Лечения пока нет, — добавил зеленокожий. — Но мы ищем. Если что-то получится — сразу сообщим.