«В открытом поле, на тропинке…»

В открытом поле, на тропинке,
Лежит тихонько мертвый крот,
И солнце по мохнатой спинке
Потоком ласковым течет.
Спи, маленький! Как все земное,
И ты прошел средь бытия
Своей бесхитростной стезею,
И жизнь окончилась твоя.
Чем станешь ты? — Травой зеленой,
Иль повиликой полевой, —
И в летний день с певучим звоном
Пчела взовьется над тобой.
И мягкий бархат шкурки темной
И тельце малое войдет
Все в тот же мощный и огромный,
Таинственный круговорот,
В ту сокровенную стихию,
В тот мудрый и высокий строй,
Откуда образы земные
Выходят чудной чередой.

«Пшеница и красные маки…»

Пшеница и красные маки,
А дальше, у самой межи,
Мне яблоня делает знаки:
Сюда, отдохни, полежи.
Летают медовые пчелы
И бархатной нотой поют,
Походкою с поля тяжелой
Домой возвращается люд.
Куда торопиться? — Успеешь!
Останься, — смотри и внемли:
Ведь ты и не жнешь и не сеешь, —
Но легкое лоно земли
Тебя принимает и носит,
Как злак золотистый, как плод,
Который спокойная осень
В назначенный срок соберет.

«Ничего: ни цветов, ни венков…»

Ничего: ни цветов, ни венков,
Ни надгробных торжественных слов.
Крест и холмик, и небо и ветер.
А кругом, в мягком, утреннем свете, —
Необъятные дали полей,
Все задумчивей, тише, нежней,
Все правдивей… В глубоком покое
Человек породнился с землею.

«Спит и во сне почти не дышит…»

Спит и во сне почти не дышит
Завороженный городок;
Лишь кое-где над красной крышей
Восходит утренний дымок.
Спокойной каменной громадой
Вступая молча в кругозор,
Домов доверчивое стадо
Ведет торжественный собор.
Прохладный камень золотится
Под длинным и косым лучом,
И ласточка, влетев, кружится
Под сводами, над алтарем.
А там, в долине, где беззвучно
Проходят тени облаков,
Где урожай благополучный
Зерна и медленных плодов
Готовит осень золотая,
Где по холмам, за рядом ряд,
То низбегает, то взбегает
Залитый солнцем виноград, —
Часами долгими и днями,
Глубокой важности полна,
Оттуда мирными стопами
На склоны всходит тишина.
1942, Vizelay

Дождь

От резкого, внезапного порыва
Воронкой пыль взметнулась над землей.
О, как он хлынул жадно, торопливо,
С неудержимой щедростью какой!
Недаром долгими, сухими днями,
Ночами, в жаркой, душной темноте,
Земля надтреснутыми бороздами
Молила небо о большом дожде.
И вымоленный целою природой,
Он падает — один сплошной поток —
С такой певучей силой и свободой,
Что каждый лист, что каждый стебелек,
Что каждая травинка припадает
К земле, — и долго, долго, без конца,
Пьет, молча пьет, еще не поднимая
Слезами освеженного лица.
1937

«Осень, время года золотое…»

Осень, время года золотое,
Замолкают рощи и леса,
И стоят, как купол, над землею
Севера простые небеса.
В заповедной радонежской чаще
Дух сосновый благостен и тих,
И медведь, у ног твоих лежащий,
Как дитя послушное, притих.
Свежая вода в прохладной кружке,
Синий воздух, чистый, как стекло,
Звук рубанка и большие стружки —
Плотника святое ремесло.
Преподобный отче Сергий, снова
Кротким знаком света и любви,
Знаком воскресающего Слова
Землю русскую благослови.

«Беспокойный, торопливый…»

Беспокойный, торопливый,
Смутный облик смутных дней,
Лживый звук и отзвук лживый
Подозрительных речей,
Скуки мертвые объятья,
Равнодушие… И вдруг:
Крепкое рукопожатье,
Чистый взгляд и слово: друг.
Словно в выжженной, бесплодной,
Каменной пустыне — ты
Получил стакан холодной
Неотравленной воды.

«Сгорбились прямые плечи…»

Сгорбились прямые плечи,
Снегом тронуло виски,
Шумные когда-то речи
И слова не так легки.
Но зато полнее цену
Этой жизни знаем мы,
Глубже всматриваясь в смену
Света, сумерек и тьмы,
Слушая земные звуки,
Шум знакомый и простой,
Ласковей сжимая руки
Тем, кто послан нам судьбой.
Да, друзья, какой дорогой
Ни пойдешь, — когда-нибудь
Все приводят понемногу
На прямой вечерний путь.
И проходишь, золотое
Позднее сиянье дня
Благодарною душою
Осторожнее храня.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: