Поиск
Metro
Мы в небесах искали Бога,
но выси тщетно обошли
и неизведанной дорогой
пронзаем глубину земли.
Как дуло темное орудий,
безмолвствует подземный ход,
но вихрометный промелькнет
дракон, которым правят люди.
И каждый миг неудержимей
он в глубину вонзает путь,
чтоб из жерла когда-нибудь
загрохотать в огне и дыме.
Скользит безглавая змея,
и разноцветно блещут очи.
Как хвост, двойная колея
протянута от ночи к ночи.
Мерцают робкие огни,
прельщают тихие привалы.
И снова — стены и провалы
и миги — долгие, как дни.
Мы связаны одним движеньем,
мгновенностью одной живем
и чуть намеченным сближеньем
осуществленья не найдем.
А мимо, рядом бесконечным,
как темнота и глубина,
огнеживые письмена
проносятся в мельканьи встречном.
Расплата
Все чаще думаю о том,
что незаслуженны щедроты
моей судьбы, и что потом —
когда-нибудь — ее расчеты,
еще непонятые мной,
безжалостным возмездьем станут.
Но шествую в грозу и зной,
и соблазнен и не обманут.
И не за то придется мне,
я убежден, нести расплату,
что радуюсь наедине —
без зависти — врагу и брату;
но лишь за то, что встретил вас
и полюбил, не рассуждая,
когда в предсумеречный час
клонилась голова седая,
но лишь за то, что вы могли
ответствовать любовью краткой,
мне не уйти с лица земли,
не расплатившись без остатка.
«Я верю в вас, но вам не верю…»
Я верю в вас, но вам не верю,
есть вера, но доверья нет.
Приемля дар, предвижу я потерю,
обету вняв, предчувствую запрет.
Прекрасны вы, а люди зрячи,
и ваша юность любит лесть.
Для женщины соблазн сильнейший есть,
чем поцелуй безмолвный и горячий.
Любовью верной вам я мил,
но кто не любит — вам нужнее.
Когда-нибудь в умышленной затее
забудетесь — и вдруг не хватит сил.
От случая зависеть — жутко,
и в страхе жить — невмоготу.
Заране хоронить свою мечту,
поверьте мне, совсем плохая шутка.
Какой безрадостный удел
несчастным в счастье быть, и даже…
Но нет! Пусть Баратынский вам доскажет
не то, что я вам досказать хотел.
«Далеко до любимой…»
Далеко до любимой,
Далеко — не дойти.
Но ведут, как до Рима,
к ней одной все пути.
Мимолетные встречи —
то улыбка, то взгляд,
то походка, то плечи, —
лишь о ней говорят.
Каждый миг оживает,
что пережито с ней.
В этом гулком трамвае
улыбнулась нежней.
В кабачке мне сказала, —
где сижу я сейчас:
«Вы едите так мало,
что стесняюсь при вас».
А полуночью темной,
на скамейке лесной,
о любви вероломной
говорила со мной.
В галерее картинной
вечно мню, что она,
то грешна, то невинна,
вдруг сойдет с полотна.
Ей поет долговязый
в Abbaye de Theleme.
И о ней все рассказы
и стихи всех поэм.
Далеко до любимой,
далеко — не дойти.
Но огонь негасимый
озаряет пути.
И паломником ныне
обхожу, не спеша,
все места, где святыни
воздвигала душа.
«Еще хранит постель чужая…»
Еще хранит постель чужая
следы недавно близких тел,
еще растаять не успел,
душистый май опережая,
твой нежно-пряный аромат,
еще по-прежнему измят
диван, где льнули мы друг к другу,
и медленно скользя по кругу
стенных часов, еще стрела
за цифру «семь» не перешла
и отмечает час разлуки, —
и вот уж нет ни в чем поруки,
нет доказательств, ни улик,
что явью был прошедший миг.
Бесстыдно бережных касаний
в руке раскрытой нет следа,
и вновь утерян навсегда
и запах твой и вкус лобзаний.
Речей слепительный узор
рассыпался как пепел серый.
И тщетно ищет робкий взор
в ответных взглядах — прежней веры.
Как далеки мы, как чужды,
как все в тебе необычайно.
Опять в бездонные пруды
влечет волнующая тайна.
Пленивший только что рассказ
уже припомнить не умею,
и завтра будешь ты моею
опять как будто в первый раз.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: