С первого взгляда…

Переливчатая трель мобильника заставила её поморщиться. Вика никогда не разговаривала по телефону за рулём.

И гарнитуру не любила. На миг скосив глаза, она скользнула взглядом по дисплею. Борис. Ничего, обойдётся. Даже если она опоздает. Борис с Аллой справятся без нее — не впервой. Вика сбавила скорость, протянула руку — сбросить вызов. В этот миг тёмно-синий «Ниссан», шедший перед ней, резко вильнул вправо. Он уходил на обочину с риском свалиться в кювет. Из-под колёс «Ниссана» вихрем взметнулась пыль. Целое облако пыли, которой неоткуда было взяться на новеньком шоссе.

Вике померещилось, что пыль ворвалась в салон, хотя все окна были плотно закрыты. И в буйстве пыли, будь она проклята, из-за туши громыхавшего по «встречке» самосвала, который вёз песок из Безлюдовского карьера, вдруг возник и надвинулся грязно-белый холодильник с оскаленной пастью радиатора.

Водителю маршрутной «Газели» надоело плестись в хвосте чадящего солярой «МАЗа». Он решил пойти на обгон. Ничего сложного: шоссе — на четыре полосы, места с избытком, асфальт сухой. «МАЗ» идёт не больше пятидесяти… Взбрыкнув.

«Газель» отказалась слушаться руля. Рванула наискосок, через осевую. Если бы маршрутка не заартачилась…

Если бы Вика не сбросила скорость, отвлекшись на звонок…

Если бы «Ниссан» не вильнул вправо…

Если бы не пыль, перекрывшая обзор…

Она бы справилась.

Огромная ладонь легла на серебристый BMW Tycoon. Другая ладонь опустилась на самосвал, прихватив края бортов.

Вниз посыпались струйки песка, становясь лавиной. Пальцы третьей руки взяли синий «Ниссан» за капот и подняли вверх.

Нашлась рука и для маршрутки. Вика так ясно видела эту партию, когда машины переставлялись, будто фигуры, бились друг о друга, а затем сбрасывались с доски, эти руки с запястьями, поросшими жёстким волосом, рыжим и чёрным — словно она была высоко-высоко, там, где всё равно и даже не слишком интересно.

В кармане заёрзал мобильник, поставленный на виброрежим.

Не глядя, Чисоев сбросил вызов. Ему звонили уже раз двадцать — с того момента, как менты доложились про Вику.

Телефон завибрировал снова. Артур попытался сунуть руку в карман — выключить чёртов мобильник на хрен! — но что-то мешало. Как выяснилось, пустой бокал, который Артур машинально продолжал сжимать в пальцах. Захотелось влепить бокал в стену — чтоб стеклянные брызги, чтоб звон острей бритвы. От коньячного аромата мутило. Говорят, так пахнут клопы. Наверное. Артур понятия не имел, как пахнут клопы.

У них никогда не было клопов.

— Ещё капельку?

— Хватит.

— Ну, как хотите…

Поставив бокал на стол. Чисоев отключил телефон.

— Я пойду. Буду ждать там.

Он тяжело поднялся. Ноги держали.

— Может, всё-таки останетесь у меня?

— Нет.

— Вас проводить?

— Нет.

С трудом, словно толкая камень в гору, он заставил себя добавить:

— Спасибо.

На обратном пути он заблудился. Промахнулся где-то, спустился на этаж ниже, чем следовало. Этот коридор, казалось, проходил под всеми корпусами навылет и терялся в бесконечности. Цементный пол, неровные стены, выкрашенные до уровня глаз в тёмно-зелёный цвет. Выше — обшарпанная побелка. Под потолком, через каждые десять шагов, — тусклые жёлтые лампы накаливания, забранные металлической сеткой. Изредка справа и слева попадались закрытые двери.

Куда он забрёл?

Одна из дверей лязгнула и открылась. В коридор, дребезжа, выдвинулась медицинская каталка. На каталке лежало тело, накрытое простыней с бурыми пятнами. Торчала босая нога; на щиколотке, привязанный суровой ниткой, болтался клеёнчатый ярлык. Труп, понял Артур. Как молотом в висок ударило: «Вика!» Уймись, сказал он себе. Вика, расхохотались из темноты. Они скрыли, решили тебя не волновать, ты и так психуешь… Он до хруста сжал кулаки. Вика наверху, в операционной. Главный сказал, ещё долго. Часа два, не меньше. Главный знает, что говорит…

Следом за каталкой объявился знакомый амбал-медбрат. Сейчас он был без медицинской шапочки, и Чисоев разглядел: амбал — крашеный. В косматой шевелюре цвета выгоревшей соломы пестрели чёрные «перья» — точь-в-точь пропалины. Вроде не пацан, подумал Артур. За сорок мужику. И на педика не похож.

Просто придурок.

Придурок запер дверь и покатил каталку с телом в сторону Артура. Чисоев посторонился, брезгливо прижавшись к стене. Иначе было не разминуться. В двух шагах от него медбрат остановился, полез в карман, словно решив закурить, — и уставился на Чисоева. Взгляд его привёл Артура в бешенство. И рожа небритая, и «перья», и…

Он сам не заметил, как присел на полусогнутых, втянув затылок в плечи. Памятный холодок пробежался по спине. Мышцы словно наэлектризовали. Давай, подсказали из темноты. Чего ждёшь?

— Ты смотри, вдруг сказал медбрат. — Ты осторожней, да?

— Смотрю, — кивнул Артур.

— Ты на дорогах смотри. Тачка, небось, крутая?

— Крутая.

— Ну вот и смотри. Видишь, как оно бывает?

Медбрат кивнул на труп под грязной простыней. Тело было большим, оно никак не могло принадлежать Вике, но Чисоева всё равно затрясло. Не от страха за жену, а от внезапно нахлынувшей ненависти: беспричинной, ослепляющей. Скользнуть вдоль стены на сближение, левую — под подбородок, правую — на затылок…

— Водила это. С аварии на Полтавском.

— Какой ещё водила?

А такой. Грудная — в хлам, голова — всмятку. Ты смотри, не зевай…

Медбрат умолк, толкнул каталку и проследовал мимо Артура.

— Эй? — крикнул ему вслед Чисоев. — Как к нейрохирургии выйти?

— Иди прямо, по первой же лестнице, какую увидишь.

— А дальше?

— На третий этаж…

Лестница обнаружилась через полсотни шагов. Третий этаж встретил Артура больничным амбре, и Чисоев, как ни странно, вздохнул с облегчением. Всё лучше, чем подземный лабиринт, по которому возят трупы. Авария на Полтавском, сообразил он. Водила…

Тот самый?!

— Доктор, скажите…

— Я не доктор.

Сухонькая старушка в больничной пижаме отшатнулась от Артура, как от дикого зверя. С усилием опираясь на костыль, она спешно заковыляла прочь. Чисоев сунулся к дежурной медсестре, сидящей за столом у входа в нейрохирургию:

— Не выходили ещё?

— Нет.

— Скажите, девушка…

— Ждите. Когда закончат, вам сообщат.

— Артур Рустамович!

Он обернулся.

Сеня Волчик был медвежатником.

На его визитке было написано синим по жёлтому: «ЧП „Медвежатники“ предлагает услуги по вскрытию сейфов и замков. Работаем круглосуточно! Прибытие мастера в течение 30 минут!» Сегодня Сеня примчался за четверть часа. Шеф сказал: бекицер. Сеня! На колёса и бегом! Когда шеф говорил: «Бекицер». Сеня в уме переводил из Высоцкого: «Меня к себе зовут большие люди…»

И ни разу не ошибся.

Вскрывать отель ему довелось впервые. Сеня чувствовал себя неловко. За спиной топтались «маски-шоу»: броники, шпалеры, морды, обтянутые дешёвым трикотажем. Один всё время заглядывал Сене через плечо. Если бы не он, Сеня уболтал бы замок ногтем на мизинце. А так пришлось ломать комедию. Сеня пыхтел, сопел, звенел инструментом. В шортах до колен, в футболке навыпуск, в шлёпанцах на босу ногу, с жёлтым рабочим чемоданчиком, медвежатник выглядел тем ещё жлобом. Внешность не раз спасала Сеню: там, где человеку с двумя дипломами давно начистили бы сурло, Волчик проскальзывал, как с вазелином. Даже с учётом своей кандидатской степени. О степени вспоминала только мадам Волчик, два раза в год: на Сенин день рождения и вдень смерти её папы, Сениного научного руководителя.

— Быстрее можно? — спросили Сеню с нажимом.

— Уже, — согласился он.

Замок клацнул. В отель пошла часть «масок» и двое чинов. Сеня с первого взгляда назвал их г-н Горсовет и г-н Облсовет.