Весь заклеванный пидарасами
От жестоких обид утруся я.
Есть на западе синеглазая
У меня сестра — Белоруссия.
От нападок вражеских скроюсь
Я — похабник и скандалист.
Соберу узелок, сяду в поезд
И уеду в счастливый Минск.
Из российского безобразия
В свою молодость я вернусь,
Покатаюсь там на БелАЗе я
И на тракторе “Беларусь”.
С двумястами баксов зарплаты
Я там буду кум королю.
И ничем не заманят в НАТО
Мою молодость — Белоруссию.
Наглотался я в жизни горечи
И совершенно не в падлу мне
Будет для Александра Григорьевича
Открывать пивко на лыжне.
Малолетних там не насилуют,
Там не курит никто траву,
Там глядятся в озера синие
И в полях там ромашки рвут.
Не пойдут белоруски в путаны
Торговать своим телом вдоль трасс,
Никогда белорусы не станут,
Как хохлы, воровать наш газ.
Там шагают правильным курсом,
Там шпионов грузинских выслали,
Там на улицах нету мусора
В прямом и в переносном смысле.
Чтоб среди тоски и разврата
Сохранить этот мир волшебный,
Я взываю к электорату:
Голосуйте за Лукашенко!
Умоляю вас, Бога ради,
Сохраните потомству в пример
Этот Китеж-град, эту Аркадию,
Атлантиду — БССР.
Кто-то владеет внедорожниками,
Пароходами и газетами,
Кого-то назначают художниками,
Кого-то назначают поэтами.
Только престарелого мальчика-с-пальчика
Кушать не хочет ни один людоед.
Сколько народу поэтами назначили,
А меня — нет.
Мечтал я — буду поэт современный,
Будут у меня (по)читательницы.
А теперь пьяный доктор порвал мне две вены,
Пытаясь поставить капельницу.
Умные люди мне говорили:
“В поэзию лезть не вздумай пытаться.
С твоей никуда негодной фамилией
И сексуальной ориентацией”.
Из стихотворных отделов
Меня выгоняли в шею:
“Займись, сынок, своим делом —
Копай, например, траншею”.
Нынче у критиков талант яркий ценится,
А я прохожу у них, полный мудак,
Не то по ведомству доктора Геббельса,
Не то по ведомству программы “Аншлаг”.
И, как дважды два — четыре,
Есть повод впадать в отчаяние —
Если бы хоть материли,
А то ведь не замечают
[5].
Зачем писал про евреев?
Это нехорошо.
Ни Архангельский, ни Ерофеев
Не возьмут меня в свое шоу.
У нас ведь что ни еврей,
То непременно гений,
Член всевозможных жюрей,
Лавреат разнообразных премий.
И сколь бы я ни плакался,
Будет им западло
Напечатать меня в издательстве НЛО.
Нет, я дорожку неверную выбрал,
Сравнимую разве что с самоубийством.
Зачем не писал, например, верлибры?
Они хорошо переводятся на английский.
И перед лицом всепожирающей смерти
Ужасно жалею, что так и не стал
Подобно поэту Андрею Дементьеву
Возводить женщину на пьедестал.
Зачем писал всякую мерзость,
О которой и вспоминать неудобно?
Писал бы про лебединую верность
И о всяком другом прекрасном и добром.
Короче, со взором горящим парень,
Надеющийся в поэты пролезть из народу,
Совет тебе — лучше блядям в баре
Подавай ананасную воду.