— Ясно, товарищ капитан, я прыгну, у меня получится.

Сначала Левко думал, что поймает ту самую паузу среди монотонного гула раскаленного газа, но, когда струя перестала бить, то не уловил никакой разницы. Только темнота надвинулась — а в следующую секунду все впереди вновь заслонило белым. Он даже не увидел капитана, находившегося теперь по ту сторону огня. То ли глаза к темноте не привыкли, то ли тот просто отошел, чтобы не мешать прыжку.

— Ну что же ты? — послышался голос с той стороны.

— Я не успел!

— Будешь с женой дома не успевать! — голос капитана прозвучал зло и нетерпеливо.

Вот о жене Левко в том момент думал меньше всего: у него ее просто не было, не успел. Он много чего не успел. И сейчас, стоя у края огненной стены, кажется, только сейчас, понял, что не успел. Прыжок — и потом успеет все. Или ничего больше. И как капитану удалось это — с ходу, будто невзначай? Только что бормотал себе под нос — и вот уже прыгнул.

И тут он явственно — нет, не услышал, а почувствовал, всем телом почувствовал — гул стихает. И вот через мгновение огонь отступит. К горлу подступил тошнотворный комок, но Левко решился. Сильно оттолкнулся от внезапно размягчившейся под ногами земли и бросил свое тело — вперед.

Грудь пронзило тысячами игл, в лицо ударило горячим. «Нет, — подумал он, — это не конец, так не может быть, еще слишком рано…» Но все происходило именно с ним, Витькой Левко, и это именно его пылающее тело отбросило к противоположной стене, а потом жгло и жгло огненным потоком. Он попытался вырваться из раскаленных клещей, но никак не мог понять, в какую сторону отползти. Только обрывающейся ниточкой сознания в полной темноте увидел свою младшую сестру на диване. Она сидела за уроками, поджав ноги под себя. А он пришел сказать ей…

— Ах ты, чтоб тебя… — капитан закрыл глаза и отвернулся. Когда снова открыл, то уже пробирался вперед, в сырую темноту тоннеля. О погибшем Левко думать не хотелось: в конце концов, в Зоне очень многие находят себе могилу. За проведенные здесь полгода он видел много смертей, а до того — в Чечне. Так что смерть считал почти атрибутом службы. Не сказать, чтоб привык, но и трагизма не чувствовал. И сам убивал много раз. Прицелился в противника, надавил на спуск — цель поражена. Такая вот мужская работа — стрелять в цель. Если вдаваться в лирику — впору спиваться. А он просто не думал. Сначала усилием воли, а потом по привычке — не думал. И точка.

В конце концов, и отстрелянные ими снорки когда-то были сталкерами и живыми, теплыми людьми. Но пришла пора — и нет места размышлениям, только металл спускового механизма, прицел и враг с той стороны прицела. И, если противник окажется с этой стороны — будет поздно.

Да и ассенизатор не думает о судьбах людей, чьи отходы он убирает.

Такая вот мораль.

И сейчас капитан по привычке отбрасывал мысли о только что двигавшемся рядом Левко, о его шагах за спиной, о звуке его голоса, всего несколько минут назад звучавшем в этом мире. Хотя… получается, что все-таки думал — раз голос вспомнил.

Это не важно. Важно что впереди. Он теперь попал в совершенно не знакомое место, и одному Богу известно, какие сюрпризы заготовлены Зоной. Думать можно будет потом, сидя за стаканом в каптерке у Журавлева, сейчас же поставлена боевая задача — выбраться.

На всякий случай проверил КПК. Нет, связи все еще не было. И вообще, по картам, никакого тоннеля тут быть не должно. То ли совсем древние технические коммуникации, то ли… то ли черт знает, что. Газ по трубам…

А потом произошло странное. Часы стали показывать обратное время. Часы хорошие, армейские, так что на сбой механизма грешить нечего. Да подобной ерунды и с самыми дешевыми часами не случится. Просто когда он посмотрел на них, то показалось, будто стрелки отодвинулись назад. Присмотрелся: нет, секундная стрелка мерно текла по циферблату в положенном ей направлении. Но, взглянув на часы через какое-то время, понял, что они ушли назад на целых двадцать минут. Хотя секунды по-прежнему бежали вперед. Магнитная аномалия? Не могло же и правда время идти назад. В таком случае, и Левко ожил бы…

— Товарищ капитан, — это его голос прозвучал сзади, невнятно и грустно.

Капитан остановился, как вкопанный, прислушиваясь к малейшему шороху из темноты. Казалось, вот-вот из глубины тоннеля выйдет мертвый рядовой и укоризненно посмотрит прямо в глаза…

— Чушь, — громко сказал капитан, но очередь на всякий случай все же дал. Нет, не призрака он боялся — мало ли какой мутант замаскируется под Левко. А пуля — самое универсальное средство. За все время капитан не видел ни одного мутанта, которого невозможно уложить пулей. Даже Полтергейста можно — уж на что тварь выносливая.

Но пули трассой ушли в никуда. Никто из темноты не вывалился и не вскрикнул. И уж конечно никакого Левко не возникло.

Чтобы не стать жертвой какого-нибудь отравления, капитан натянул противогаз и, хотя дышать и ориентироваться стало заметно труднее, продолжил путь.

Потом слабенько напомнил о себе детектор аномалий. «Этого еще не хватало», — подумал капитан. Аномалия в узком проходе — что может быть неприятнее. Проделать такой путь только для того, чтобы вернуться назад и начать раскапывать завал на входе? Судя по сигналу, поле было не сильным. Вполне преодолимо в компенсаторном костюме. Но такового у капитана не было. Штатное снаряжение для неглубоких рейдов — не предполагалось, что все так обернется.

Держа детектор на вытянутой руке, капитан медленно пошел вперед. Да, вот и зона воздействия, очерчена хоть и слабо, но вполне различимо. В свете фонарика углубление, проделанное аномалией в земле, почти не заметно, а вот левая стена тоннеля деформирована прилично. Справа воздействие слабее, стена такая же, как и везде. Артефактов не наблюдается. Хотя и не до них сейчас — протиснуться бы. Ясно, что протискиваться придется с правой стороны. Уж очень назад поворачивать не охота. Если повезет — то просто поболтает, аномалия ведь дохлая почти. Тут уж, как говорится, дай Бог ноги. Как почувствуешь, что затягивать начинает — изо всех сил цепляйся за что хочешь — и рвись наружу. Попадал он в такие переделки. Потом, правда, и кровь носом, и вообще тошнота рвотная, но цел останешься. Ничего, тут еще ничего, протиснуться можно.

Капитан прижался к стене тоннеля и даже вобрал живот едва не до самого позвоночника. Противогаз снял, чтобы коробкой не зацепиться. И вот оно — дыхание аномалии — будто воды касаешься, только невидимой, и сопротивления гораздо меньше, чем у воды. Сразу почувствовал, как наливаются кровью глаза. Это лицо вошло в зону воздействия. Из заложенных ушей потекло за воротник. Капитан приоткрыл рот, чтобы хоть как-то выровнять давление, и быстро, но осторожно стал боком продвигаться дальше. Теперь кровь полилась и из носа, глаза, казалось, превратились в тугие раздутые шары, никак не меньше мячей для тенниса. Это пройдет — как только минует аномалию — давление восстановится.

Тут еще и дозиметр затрещал. Плевать — на то антирад есть, за две минуты до смерти не облучишься. Краем глаза заметил у противоположной стены присыпанные обломки винтовочного приклада. Глухо стучало в ушах, голова изнутри стала будто перенакачанный мяч. Как в школе было… даст физрук волейбольный мяч накачать… ты его качаешь… качаешь… и самому интересно… что… потом… будет… оглушает хлопок… физрук орет…

— Товарищ капитан, — послышалось над самым ухом вкрадчиво.

От неожиданности капитан повернул голову на голос, и этого было достаточно. Шею резко вывернуло, а туловище стало поднимать вверх, вверх… Он попытался противиться этому движению, но голову так сильно сдавило изнутри, что тело само собой обмякло и лишилось всякой воли. И мысли пропали. Все. А обломки приклада в грязи быстро приближались.

Еще одно белое утро раздвинуло такой приятный и уютный сон, в котором никуда не надо было спешить, не выходить в лютый мороз окружающей среды… Митин бросил боковой взгляд на часы. Половина девятого. Так хорошо было только что сидеть у речки и поджидать поклевки, такой жирной и настойчивой поклевки. Но секунда — и ты уже по другую сторону той реальности. И надо выползать из нагретых внутренностей одеяла, чтобы потом тащиться за пять километров по дикому январскому морозу на автоплощадку.