Продолжалось формирование польской армии, начатое еще осенью 1806 года. Ее костяк составили ветераны польских легионов генерала Яна Домбровского, сражавшихся в Европе на стороне Наполеона.

Австрийская монархия, стремившаяся вернуть себе владения, потерянные по Пресбургскому миру 1805 года, 9 апреля 1809 года (нового стиля) объявила войну Франции. Австрийцы надеялись, что им поможет национально-освободительная борьба испанского народа против французских оккупантов. Войска под командованием эрцгерцога Карла двинулись в Баварию с расчетом разбить в районе Регенсбурга разъединенные силы французов. Однако вышло точно наоборот. Наполеон уже 22 апреля (нов. ст.) разбил австрийцев под Экмюлем (потери австрийев составили около 45 тыс. чел.) и заставил их отступить в сторону Вены. А 5 - 6 июня (нов. ст.) он разгромил их под Ваграмом.

Одновременно другая группа австрийских войск под командованием эрцгерцога Фердинанда вторглась в Польшу и заняла Варшаву. Но польские дивизии князя Юзефа Понятовского в результате нескольких сражений выбили австрийцев из Западной Галиции. Поляки освободили Люблин, Замостье, Радом, Сандомир, Краков и Львов, что вынудило австрийцев покинуть Варшаву.

По Шёнбруннскому миру, заключенному 2 (14) октября 1809 года, Австрия вернула Герцогству Варшавскому земли южной части Польши с городами Краков, Сандомир и Люблин, захваченные ею при третьем разделе Речи Посполитой в 1795 году. После этого площадь герцогства увеличилась до 155 тыс. кв. км., а население до 4,3 млн. человек.

Столь значительное увеличение Варшавского герцогства вызвало в Петербурге серьезное беспокойство. Там прекрасно понимали, что поляки и литвины (вся шляхта бывшего ВКЛ уже давно полонизировалась) в скором будущем поставят вопрос о возвращении Варшавскому герцогству земель ВКЛ, захваченных бабкой Александра I — императрицей Екатериной II.

А идею возврата захваченного (или украденного) в России всегда расценивали как государственную измену, как «предательство национальных интересов». Достаточно напомнить обсуждение в Государственной Думе «новой», якобы «демократической» России проекта закона о реституции[21]. Он был успешно провален абсолютным большинством голосов, при этом в едином порыве соединились «правые» и «левые», «демократы» и «державники», забыв на время о своих разногласиях. Что уж говорить о России начала XIX века — деспотическом государстве азиатского типа, 85 % населения которого являлось рабами!

Желая застраховаться от развития событий по такому сценарию, российская сторона предложила французам заключить соответствующее соглашение. Оно было подготовлено и 4 (16) января 1810 года подписано в Петербурге. От России его подписал министр иностранных дел, граф Николай Румянцев, от Франции — посол, маркиз Арман де Коленкур. Император Александр I ратифицировал соглашение (конвенцию) в тот же день.

Согласно тексту Петербургской конвенции, Наполеон обязывался никогда не восстанавливать Польское королевство (статья 1), не присоединять к Герцогству Варшавскому других территорий, входивших в предыдущие времена в состав Польского королевства (статья 2), не употреблять названий «Польша» и «поляки» в официальных документах. Забегая вперед, отметим, что, несмотря на войну с Россией, первые два условия Наполеон впоследствии соблюдал.

Однако Наполеон не ратифицировал конвенцию. Причин было две. Одна — личного характера. Завершилось неудачей его сватовство к великой княжне Анне Павловне — 14-летней сестре царя Александра[22]. Причины отказа были надуманны, но факт остается фактом — 23 января (4 февраля) 1810 года представитель французского императора получил «от ворот поворот». Пришлось Наполеону взять в жены Марию-Луизу, дочь австрийского императора Франца I.

Другая причина была политической. Наполеон трезво взвесил возможные последствия разрыва союза с поляками. В таком случае он в ближайшем будущем терял мощное средство давления на Россию. «Польская карта» была козырной, и Наполеон в ней нуждался. «Император всех французов» не питал иллюзий относительно российского деспота, всегда таившего нож в рукаве и ожидавшего удобного момента, чтобы всадить его в спину.

К началу 1812 года армия Герцогства Варшавского насчитывала 57 тысяч человек. Она состояла из 35 полков — 17 пехотных (35 тысяч), 16 кавалерийских (17,5 тысячи), 2 артиллерийских (3,5 тысячи) и саперного батальона (800 человек). Для пополнения войск первой линии имелся резерв (14 тысяч): 17 пехотных батальонов, 16 эскадронов кавалерии, батальон артиллерии. Была также сформирована милиция, охранявшая границы и поддерживашая порядок в воеводствах — еще 18 тысяч. Общая численность вооруженных сил Варшавского герцогства достигла примерно 90 тысяч человек. Их личный состав отличался высоким боевым духом и хорошей военной выучкой.

Кроме того, практически вся шляхта моложе 35 лет в приграничных губерниях Российской империи была готова сражаться за Наполеона — в том случае, если он объявит о восстановлении Речи Посполитой, уничтоженной Екатериной II в сговоре с Пруссией и Австрией.

Напуганный «обломом» с Петербургской конвенцией, император Александр «высочайше повелел» немедленно начать подготовку к войне против Герцогства Варшавского. Разумеется, стараясь сохранять все приготовления в тайне.

В этой связи надо отметить, что после русско-турецких войн 1768 - 74 и 1787 - 91 годов, а также после побед над поляками в 1772 и 1794 годах российское дворянство сильно преувеличивало возможности своей армии. Достаточно вспомнить эпизод из романа Льва Толстого «Война и мир», когда накануне Аустерлицкого сражения разжалованный в солдаты Долохов беседует с пленным французским гренадером:

«Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали». Однако большинство французов никогда не слышали о Суворове. «Что он там поет? Древняя история, ― вспомнил какой-то гренадер».

Рассказы о том, будто Суворов во время похода в Северную Италию в 1799 году «заставил французов плясать» (т. е. нанес им ряд серьезных поражений) — легенда, сочиненная военным историком второй половины XIX века А. Ф. Петрушевским[23]. На самом деле Суворов еле унес ноги от войск Ж. Макдональда и Б. Жубера. Он с большим трудом и немалыми потерями вывел свое потрепанное воинство через Альпы в долину Рейна, на территорию Австрии.

Но так, как Долохов в романе Толстого, думали все российские офицеры, более того — так думала вся Россия. Тем болезненнее восприняло российское общество сокрушительные поражения от французов под Ульмом и Аустерлицем (1805 г.), под Прейсиш-Эйлау и Фридландом (1807 г.).

Идея реванша за проигранные Наполеону войны и сражения периода 1805 - 07 гг, стала весьма популярной среди российского дворянства. Она вполне совпадала с мыслями самого Александра I.

Во-первых, он был весьма честолюбив и жаждал военной славы.

Во-вторых, как уже сказано выше, царь надеялся, что громкие победы заставят российское общество забыть о причастности его к убийству своего отца.

Новый военный министр Майкл Барклай де Толли (выходец из Шотландии, превратившийся в «истинно русского генерала» по имени Михаил Богданович), назначенный в январе 1810 года, разработал программу увеличения численности, улучшения организации и повышения боеспособности войск. В апреле того же года царь издал подготовленный Барклаем указ о формировании новых для российской армии соединений — пехотных корпусов и кавалерийских дивизий — по примеру французской армии. Всего за 6 месяцев — с апреля по сентябрь 1810 года — общая численность вооруженных сил России (включая иррегулярные, гарнизонные и учебные части) возросла на 40,2 % — с 610 до 975 тысяч человек!

Военный министр осуществил ряд мер по подготовке региона к военным действиям против Варшавского герцогства. С марта 1810 года производились работы по картографированию и военно-инженерному изучению местностей вдоль Западной Двины, Днепра и Березины. Летом было начато строительство долговременных укреплений в Динабурге (Двинске), Бобруйске, Борисове, Рогачеве, ряде других городов.