На площадь вышли низкорослые люди, обряженные в провинившихся и стражников. Лица их скрывали цельные маски. Представление разыгрывалось немое и повествовало о том, как отец убил нареченного Аргонтой сына, а потом скрывался от правосудия. Но Гильдия Кольцо, естественно, сделала все, чтобы его поймать.

Зрители с интересом смотрели, как стегают плетьми прикованного к бревну человека с утрированным ужасом на маске. Сидевшие рядом женщины даже поспорили, какое наказание назначат следующему осужденному, убившему своего формального отца.

Дэльвильта опустила глаза, не в состоянии сдержать слезы. Поднесла ладонь к щеке и провела ею по влажной коже. Заметила, что сидевший рядом парень, уступивший ей место, за ней наблюдает. Пришлось податься вперед и изобразить интерес к происходящему. В этот момент посягнувшему на чужое добро «вору» отрубали пальцы. Это было настолько правдоподобно, что сидевшие на первых рядах зрительницы усердно замахали веерами.

Не может быть... Нет никакой иллюзии. Людей действительно истязали плетьми! Им отрубали головы под вздохи зрителей. Наверняка и те, что играли палачей, и те, кого наглядно казнили – арестанты. Недаром забор каждый раз словно обрастал скамьями, заслонявшими пустевшие темницы. За что же Гильдия так ненавидит этих провинившихся? К чему вся эта жестокость?

В коротенькой сценке был наказан последний «отцеубийца». Оставшиеся палачи поклонились и начали расходиться, собирая раскатившиеся головы. Старейшины, отвлекая внимание зрителей, зажгли в темнеющем небе эфемерный костер. Таким всем представлялся загробный мир грешников, горящих вечным огнем.

Дэльвильта напряженно смотрела на площадь. Из руки одного палача выскользнула голова казненного, и с нее слетела маска. Обнажились зашитый толстыми нитями рот и вытаращенные глаза. Вот зачем нужны были цельные маски! Никто из зрителей даже не догадывался о мастерстве обреченных играть вслепую.

Поднявшись, Дэльвильта качнулась и потерла висок. Парень, сидевший у нее на пути, встал и придержал за локоть.

—  Вам плохо, калель? – спросил он участливо.

—  Все нормально.

Спускаясь по раскладной лесенке, тянущейся вдоль рядов, она была уверена, что Ланффилон пристально смотрит ей вслед.

* * *

Уже почти стемнело, но наставник не спешил отпускать подопечных. Он учил их готовить яды, обращаться с новомодным оружием, точить мечи и седлать лошадей. То, с чем ученики не справлялись в одиночку, с тем неплохо управлялись сообща. Уставшие и сонные, они продолжали показывать, как нужно метать отравленные дротики.

Мулибрис стоял у деревянного ведра, подвешенного над колодцем. Один из мальчиков отточенным движением бросал в импровизированную мишень длинные иглы растения. Острие шипа вонзалось в древесину и стремительно обволакивало ее сетью. Жало высасывало влагу, что давала ему стимул для продолжения жизни.

—  …а вот эти стрелы называются соритки, – гнусавил Яно, показывая на длинную иглу. – Они продолжают жить даже после того, как их срежут с растения. Они относятся к смертельному оружию. Убивают как человека, так и любое живое создание. Стоит острию вонзиться в плоть, как оно начинает забираться внутрь. И там разрасраться… разрастаться, причиняя невыносимейшую боль.

—  Теперь перемешайте все виды и рассортируйте наощупь, – велел Мулибрис и забрал со стола витую колбу со светящейся лапкой водоросли. – И не вздумайте подглядывать.

Собрав остальные светильни, он направился в замок и поднялся в приемную залу. Навстречу выбежала прислужница.

—  Ваша подопечная еще не вернулась, – сообщила она и, глянув на мешок с обувью, поспешила объяснить: – Калель Валунтасия дала денег и велела отремонтировать детям башмаки.

Интересно, где эта гордячка кует монеты, уходящие на содержание всей малолетней оравы? Чем оплачивает дорогостоящее молчание слуг? На что живет, принципиально возвращая каждый месяц присылаемые покровителем деньги?

Мулибрис обвел взглядом залу, пригубил холодного вина и вернулся во двор. Проверив, как дети справились с заданием, проводил их до комнат и подождал, пока все лягут спать.

—  А где калель Валунтасия? – спросила маленькая Нал.

—  Загуляла, – сухо сказал Мулибрис и собрался уйти.

—  А когда мы тоже погуляем? – неслаженным хором откликнулись ученики, с надеждой воззрившись на наставника.

—  Когда захотите расстаться с жизнью.

* * *

Улицы Айнаколы опустели. Изредка пробегали гонцы и прислужники, следом исчезая в темноте. Постукивали каблуками стражники, вспыхивая серебром в свете треногих светилен.

В конце недели всегда самые длинные ночи. Ходят слухи, что в это время различная нечисть выбирается из укрытий, так как даже всевидящие глаза Аргонты слепнут в этот час от тьмы. Сколько правды в молве никто не знает, но вряд ли странные, пугающие звуки, ползущие по улицам в такие ночи – причуды ветра.

Умник порывался уйти, толком не зная, зачем рискует жизнью. Если его заметит дозорный, придется спасаться бегством. А после падения с львицы еще болят все кости.

Осторожно потянувшись, он пошел по безлюдному закоулку. В тишине лязгнули и заскрипели ворота. Мимо, набросив на голову капюшон, пробежала девушка в длинной накидке. Не оглядываясь, она прошла по аллее и свернула в темный переулок. Стараясь не отстать от нее, Умник миновал замок Йеасопия. Девушка устремилась к погосту, смело толкнула ворота и вошла на неохраняемую территорию простолюдинов. Что слуге делать ночью в таком месте?

Поднявшийся ветер разогнал светляков, и улица погрузилась во тьму. Захлопали стяги, зашумел листвой Древний Лес, зазвякали висящие над дверьми ледовые светильни. В какофонии звуков начали различаться стоны, женские голоса, детский плач. Детский плач! Это в Айнаколе-то? Здесь обитали только призраки грешников, а фантомов детей, что могли бы вернуть себе плоть, никогда не было!

Подойдя к поскрипывающим воротам, Умник прильнул к ним. Легкая дымка, часто поднимавшаяся от земли, стелилась по аллеям. Он не сразу разглядел забравшуюся на гробницу девушку, вытащившую из ножен меч. Она сдернула с ремня колбу и встряхнула заснувших в ней жуков, отчего те заметались, разгораясь желтым светом. Легко оттолкнувшись от крыши, девушка перепрыгнула через проход на другой ряд. Замерев на мгновение, огляделась и разбила колбу. Жуки устремились во все стороны, слабо осветив аллею.

Умник скользнул за ближайший каменный короб. Незнакомка размахивала мечом, сцепившись с вьющейся возле нее кляксой. Вскоре в ход пошли бутыльки с зельями, слепящие кристаллы, оглушающие пирамидки. Безликую тварь долго ничто не брало.

И все же, она сдалась.

Девушка вытерла меч пучком мха. Затолкала нож в пришитый к рукаву чехол и какое-то время сидела, уткнувшись в платочек. Потом резко подхватила накидку и направилась в сторону ворот.

Умник подошел к побежденной твари и тронул ее ногой. Скользкая, заколыхавшаяся масса не подавала признаков жизни. Вот и не верь слухам о нечисти, выползающей в такие ночи!

Добравшись до ворот, он повременил выходить в город. На аллее стояла полночная охотница. К ней подошел человек в шляпе, из-под которой торчали сосульки светлых волос.

—  …десять, я сказала!

—  Да за такую мелкую тварь и трех долерн хватит! – с усмешкой возразил человек. – А не устраивает, то и этого не получишь!

—  Чтоб ты пропал, гробовщик!

—  Ничего. Прибежишь, никуда не денешься.

Девушка забрала деньги и устремилась в переулок, а гробовщик, ссутулившись и придерживая шляпу, зашагал к домам.

На обратном пути охотница прихрамывала, но все же быстро добралась до Мадритэла. Наконец, соизволила оглянуться. И только сейчас заметила следовавшего за ней Умника. Не успел он и слово сказать, как она выхватила из сапога нож.

—  Тихо-тихо, я только хотел спросить, – попятился Умник и протянул на ладони стеклянных Ламинас. – Не знаешь ли ты Эйлииту, что носит подобные украшения? Она вроде бы живет в Мадритэле.