В облачные дали,
Близнецы метелей —
Дождь со снегом валят.
Горькая пустыня —
В ней нам век кружиться,
В ней куста нет даже,
Где б нам приютиться.
Здесь свирепый холод,
Голод в брюхе жадный, —
Эти два тирана
Мучат беспощадно.
Есть еще и третий:
Ружья с сильным боем.
Белый снег мы кровью
Нашей красной моем.
Хоть прострелен бок наш,
Мерзнем днем голодным,
Пусть в нужде мы вечной,
Но зато свободны!
Пешт, 1847 г.
ПОЭТАМ XIX ВЕКА
Не для пустой забавы пой
В угоду суетному миру!
Готовься к подвигу, поэт,
Когда берешь святую лиру.
И если хочешь воспевать
Свою лишь радость и страданья,
Не оскверняй заветных струн, —
Нужны ль тогда твои созданья?
В пустыне знойной страждем мы,
Как Моисей с его народом, —
За божьим огненным столпом
Он шел по землям и по водам.
А ныне огненным столпом
Поэт людей ведет в пустыне.
Господь поэту повелел
Вести их к новой Палестине.
Иди же, если ты поэт,
С народом сквозь огонь и воду!
Проклятье всем, кто, кинув стяг,
Изменит своему народу!
Проклятье всем, кто отстает!
Проклятье трусости и лени
И тем, кто, бросив свой народ,
Ушел искать прохладной тени!
Пророки лживые твердят,
Что мы пришли в предел желанный,
Что здесь окончен долгий путь
И мы — в земле обетованной.
Ложь! Говорю вам: это ложь!
Не миллионы ль страждут ныне
И терпят голод, жажду, зной,
Скитаясь в огненной пустыне?
Когда любой сумеет брать
От счастья полными горстями,
Когда за стол закона все
Придут почетными гостями
И солнце мысли, воссияв,
Над каждым домом загорится,
Мы скажем: вот он, Ханаан,
Пришла пора остановиться!
Но до прихода новых дней
Не будет нам успокоенья.
Быть может, не оплатит жизнь
Нам эти битвы и боренья,
Но смерти кроткий поцелуй
Смежит нам взор, и благосклонно
Она на ложе из цветов
Опустит нас в земное лоно.
Пешт, 1847 г.
ТИСА
Пал на землю сумрак пеленой,
Тихо плещет Тиса предо мной.
Резвый Тур, что к матери ребенок,
К ней стремится, говорлив и звонок.
Средь размытых берегов река
Катится, прозрачна, широка,
Не сломает солнца луч волною,
Не рассеет пеной кружевною.
И лучи на рдяной глади вод
Завели, как феи, хоровод,
И звенят невидимые хоры,
И бряцают крохотные шпоры.
И ковром по самый край земли
Золотые травы залегли.
А поля просторны и широки,
И на них снопы — что в книге строки.
Дальше, величавый и немой,
Дремлет лес, внизу окутан тьмой,
Только кроны от зари багровы,
Будто кровь струится из дубровы.
С берега склонились над водой
Ивы да орешник молодой,
А в просвете рдеет сквозь верхушки
Тусклый шпиль в далекой деревушке.
Словно память о златых часах,
Плыли тучки, рдея в небесах.
Сквозь туман мечтательные взоры
Мне кидали Мармороша горы.
Все молчало. Замерла вода,
Лишь свистела птица иногда.
Как комар, вдали не уставая
Мельница жужжала луговая.
К берегу напротив из села
Девушка с кувшином подошла,
На меня взглянула, наклонилась,
Зачерпнула, быстро удалилась.
Я молчал, не двигаясь во мгле,
Будто вдруг прикованный к земле,
Заглядясь в темнеющие воды,
Опьяненный красотой природы.
О природа, с языком твоим
Наш язык могучий несравним,
Ты молчишь, но речи бессловесной
Внемлет слух, как музыке чудесной.
Я добрался к ночи в хутора,
Ужинал плодами у костра,
Ярким жаром ветви трепетали,
Долго мы с друзьями толковали.
«Но скажите, — молвил я друзьям, —
Чем же Тиса досадила вам,
Почему всегда она в ответе?
Ведь покорней нет реки на свете».
Через три или четыре дня
Поднял на заре набат меня,
Крик: «Снесло! Прорвало! Горе, горе!»
Глянув в окна, я увидел — море.
Тиса будто цепи сорвала,
Всю плотину в щепки разнесла,
Разлилась, не ведая предела,
Проглотить весь мир она хотела.
Пешт, 1847 г.
ТУЧИ
Ах, был бы я птицей летучей,
Я в тучах бы вечно летал,
А был бы художником — тучи
Одни только тучи писал.
Люблю их. Слежу в ожиданье
За ними и шлю им привет.
Пройдут, я скажу: «До свиданья»,
И долго смотрю им вослед.
Плывут по дороге небесной
Мои дорогие друзья,
Меня они знают, известна
Им каждая дума моя.
Нередко я видел когда-то,
Как плыли они на закат
И спали в объятьях заката,
Я видел их в гневе. Могучи,
Нависнув стеной грозовой,
Как дерзкие воины, тучи
Ветра вызывали на бой.
Я видел: забрызганный кровью,
Встал месяц, как мальчик больной,
И тучи сошлись к изголовью —
Сестер перепуганных рой.
Я все повидал их обличья
И всех полюбил их давно,
Их нежность, и скорбь, и величье
Навеки мне милы равно.
За что ж я поток их суровый
Принять в свою душу готов?
За то, что всегда они новы
И стары во веки веков.
За то, что на странниц летучих
Похожи порою глаза:
В глазах у меня, как и в тучах,
И молния есть и слеза.
Пешт, 1847 г.
ОТ ИМЕНИ НАРОДА
Народ пока что просит... Просит вас!
Но страшен он, восставший на борьбу.
Тогда народ не просит, а берет!
Вы Дёрдя Дожи 1 помните судьбу?
Его сожгли на раскаленном троне,
Но дух живет. Огонь огня не тронет!
И берегитесь пламень тот тревожить —
Он всех вас может уничтожить!
1 Дожа Дёрдь — вождь венгерского крестьянского восстания 1514 г.
Когда-то только есть хотел народ,
Тогда он был почти как дикий зверь,
Но вот очеловечился народ...
Так как же быть без прав ему теперь?
Права ему людские! Уничтожим
Клеймо бесправья на созданье божьем!
А тем, кто ныне за порядок старый,
Не избежать господней кары!
Кто вы такие, чтоб иметь права,
Которых не имеет весь народ?
Отцы добыли родину для вас!
Не на нее ль народный льется пот?
Вы говорите: золотые копи!
Но что ж молчите вы о рудокопе,
Что роет землю и дробит породу?