Суну крепкую я кость.
Не тепличный я цветочек,
Вам меня не срезать, нет!
Я безудержной природы
Дикий, вольный первоцвет!
А поэзию не розгой
Втолковал мне педагог —
Этих самых школьных правил
Я всегда терпеть не мог.
Лишь боящийся свободы
Вечно в правила одет.
Я безудержной природы
Дикий, вольный первоцвет.
Не для мнительных ничтожеств
Расцветать решил я тут —
Ваши слабые желудки
Вам покоя не дают.
Аромат мой для здоровых,
Добрый люд мне шлет привет.
Я безудержной природы
Дикий, вольный первоцвет.
И поэтому вы больше
Не кажитесь на порог —
Это будет все равно что
Об стену метать горох.
А начнете задираться,
Не смолчу я вам в ответ.
Я безудержной природы
Вольный, дикий первоцвет.
Пешт, 1844 г
ХОЗЯИН ЯНОШ
Он хозяин славный,
Только вот беда,
Что в кармане денег
Нету никогда.
У него родится
В поле хлеб густой.
Хлеб он возит в город,
Но... карман пустой.
Он в корчме не спросит:
«Эй, вина подать!»
Янош трезв. И все же
Денег не видать.
Впрочем, как сберечь их,
Коль его жена
С молодым работником
Очень уж нежна?
Пешт, 1844 г.
ЛИРА И ПАЛАШ
Вот снова небо в тучах
Над родиной моей...
Быть буре? Ну так что же!
Душа готова к ней.
Моя устала лира,
Ей хочется молчать.
Давно уж этим струнам
Наскучило звучать.
А там в углу палаш мой
В обиде на меня:
Ужель в ножны уложен
До Судного он дня?
Пешт, 1844 г.
ХОТЕЛ ТЫ, ДОБРЫЙ МОЙ ОТЕЦ...
Хотел ты, добрый мой отец,
Чтоб делом я твоим занялся,
Чтоб стал, как ты, я мясником,
А я — поэтом оказался.
Ты бьешь скотину топором —
Пером я бью людей обычно.
А в общем, это все равно,
И только в именах различье.
Пешт, 1845 г.
ВЕНГРИЯ
Тебе, дорогая отчизна,
Хозяйкою быть не дано:
Обуглилось снизу жаркое,
А сверху — сырое оно.
Счастливцы живут в изобилье —
Объелись и все-таки жрут,
А бедные дети отчизны
В то время от голода мрут!
Эперьеш, 1845 г.
ЛЕСНОЕ ЖИЛЬЕ
(Поэтическое соревнование с Керени и Томпой 1)
Как таят от взоров первую влюбленность,
Прячут горы эту бедную лачугу.
Не боится бурь соломенная крыша,
Хоть бы ураган шумел на всю округу.
Шелестящий лес соломенную крышу
Приодел сквозною кружевною тенью.
Щелканье скворцов доносится из чащи,
Горлинки воркуют около строенья.
1 Керени Фридеш (1822—1852), Томпа Михай (1817— 1868) — поэты, друзья Петефи
Пенистый ручей проносится скачками
С быстротой оленей, чующих облаву.
В зеркало ручья, как девушки-кокетки,
Смотрятся цветы речные и купавы.
К ним летят и льнут поклонники роями —
Пчелы из лесных своих уединений,
Пьют блаженства миг и, поплатившись жизнью,
Падают, напившись до изнеможенья.
Это видит ветер и бросает в воду
Тонущей пчеле сухой листок осины.
Только бы ей влезть в спасательную лодку,
Солнце ей обсушит крылышки и спину.
А на холм коза с набухшими сосцами
Завела козлят под самый купол неба.
Козье молоко да свежий мед пчелиный —
Вот что здешним людям нужно на потребу.
И скворцы свистят, и горлинки воркуют,
Не боясь сетей и козней птицелова.
Слишком дорожат свободою в лачуге,
Чтоб ее лишать кого-нибудь другого.
Здесь ни рабства нет, ни барского бесчинства,
Только временами в виде исключенья
Молния сверкнет да гром повысит голос
И во всех вселяет вмиг благословенье.
Милостив господь и долго зла не помнит —
Затыкает глотки облакам-задирам,
И опять смеется небо, и улыбкой
Радуга сияет над ожившим миром.
Эперьеш, 1845 г.
МОЕ ВООБРАЖЕНЬЕ
Толкуйте! Этот вздор
Не стоит возраженья,
Что будто раб земли
Мое воображенье!
Нет! По земле идет
Оно куда угодно
И сходит в недра недр
Привольно и свободно,
И в глубину глубин,
Как водолаз, ныряет,
А глубже, чем сердца,
Бездн в мире не бывает!
Но крикну я: «Взлети!»И вот оно, чудесней,
Чем жаворонок сам,
Взлетает к небу с песней!
Стремительных орлов
В единое мгновенье
Способно перегнать
Мое воображенье.
И отстают орлы,
За ним не в силах гнаться,
А там оно летит,
Где только тучи мчатся.
Но между туч ему
Неинтересно, тесно.
И вот летит оно
Под самый свод небесный.
И если в этот час
Лик солнечный затмится,
Взглянуть в погасший лик
Воображенье мчится.
Один лишь бросит взгляд —
И кончится затменье,
И солнцу свет вернет
Мое воображенье.
Но даже и тогда
Оно не отдыхает.
До самых дальних звезд
Тогда оно взлетает.
И, вырвавшись за грань
Господнего творенья,
Там новый мир создаст
Мое воображенье!
Пешт, 1845 г.
ОДНОМУ КРИТИКУ
Сударь! Есть, как вам известно,
У меня черта дурная:
Господу и человеку
Правду я в глаза бросаю!
Сударь, вы не бог небесный,
И не великан вы даже, —
Почему же мне всю правду
Вам не высказать тотчас же?
Сударь! Все-таки должна же
Быть душа в груди поэта!
Вам же, как я вижу, губка
Всунута в пространство это!
Сударь! Губка не пылает,
Искр от губки не бывает,
И кремнем из этой губки
Пламя тщетно высекают.
Сударь! Если бы не знал я
Вас как горе-виршеплета,
Я бы думал, что вы, сударь,
Asinus ad liram 1 — вот кто!
Сударь! Ваш отец — сапожник
Не последний в Кечкемете...
Почему ж трудом отцовским
Не хотят заняться дети?!
Пешт, 1845 г.
1 Осел относительно поэзии (лат.).
В СТО ОБРАЗОВ Я ОБЛЕКАЮ ЛЮБОВЬ...
В сто образов я облекаю любовь,
Сто раз тебя вижу другой;
Ты остров, и страсть омывает моя
Тебя сумасшедшей рекой.
Другой раз ты — сладкая, милая ты,
Как храм над моленьем моим;
Любовь моя тянется темным плющом
Все выше по стенам твоим.
Вдруг вижу — богатая путница ты,