Трагедия их пряталась глубоко.
Среди машин, джакузи и других затей
их жизнь текла темно и одиноко
без близости их собственных детей.
Один успешный, важный бизнесмен
с красавицей женой и дочкой малолеткой
мне очень мудро плакался в жилетку
о жизни, как в тюрьме, без перемен
. Разводы эмигрантские -- сюжеты
для Метерлинка, Сартра, Пруста.
Жениться, выйти замуж снова -- так непросто,
что в ненависти делят общие бюджеты
супруги старые. А неприязнь, что свыше им дана,
уже привычка, вместо счастия она.
7
Бездарно был составлен мой маршрут.
Я из конца в конец Америки мотался.
Зато навеки в памяти остался
воздушный флот US -- надёжен, крут.
Взлетал я каждый раз и приземлялся
с непреходящим удивленьем и с тоской.
С умом построенный искусною рукой,
внизу ландшафт практичный расстилался.
Стояли домики, а к ним вели дороги.
Везде стоянки, стадионы, виадуки,
развязок мощных по лекалам дуги,
расчерченные симметрично, строго.
Цивилизация на нефти и законе
и благородном принципе странноприимства.
Правителям российским не запомнить
ни слов, ни сути этой. Лихоимство,
презренье к личности, к природе и к культуре
и грубость нашей свойственны натуре.
Но, правда, защищая принципы Свободы,
Америка унизила все страны и народы.
8
И так привык я к ежедневным перелётам,
что, как автобус, самолёт воспринимал.
Мой инструмент в футляре был не мал,
и я вручал его стюартовым заботам.
Я изучил, наверно двадцать пять аэропортов,
поскольку пересадок было много,
и повторялась кое-где дорога,
как рифмы женские в стихах Вордстворта.
Причём, напомню -- это было летом...
Благословенна Delta, что, увы, почила в бозе,
с почти бесплатным месячным билетом
"Stend by", что значит на подсадку, как в обозе.
Встаю я в шесть. Не ем, не пью совсем,
взлетаю в девять, а в тринадцать пересадка,
посадка в пять (в семнадцать), а начало в семь,
в двенадцать ужин. Завтра то же по порядку.
Я закалился, загорел и похудел.
Есть польза и бездельнику от дел.
9
И после месяца и взлётов, и посадок
мне был подарен пятидневный островок,
чтоб на Манхеттене я отдохнуть немного смог,
определив на август свой порядок.
Хозяин мой -- Сережа Богорадский.
Меня представил ему Миша Поляков --
мой друг и диссидент старинный ленинградский,
честнейший из нью-йоркских чудаков.
Жена хозяина во Флориде купалась.
Её кровать бесплатно мне досталась.
Хозяин же скрывался в Интернете.
Мне были по душе порядки эти.
И на второй или на третий день, не помню точно,
вдруг вспомнив встречу, я Андрею позвонил.
Он лаконичен был, но мил.
Сегодня выставка. И вот я еду срочно,
пока тусовка всё не выпила, не съела.
Конечно, шутка. Здесь другое дело.
10
На Пятой Авеню, где дом остроугольный,
на двадцать пятом этаже
(вот номер дома я забыл уже)
зеркальный потолок и интерьер свекольный.
Здесь три художника из северной столицы
неспешно, основательно, достойно,
без дилетантских фокусов отстойных
представили свои труды и лица.
Я грешен -- Модильяни и Пикaссо,
Уорхелл, Поллак для меня -- лишь бренд и миф,
а Тинторетто, Джотто и Ван Эйк -- прекрасны.
Умрёт искусство, их не повторив.
Квадрат Малевича -- афера толстосумов,
не понимающих в изящном ни черта.
Признаюсь -- я не знаю, где черта,
что отделяет аферистов от безумных.
В рисунке, в музыке, в поэзии и в танце
всегда загадочней и круче иностранцы.
Хотя Шаляпиным, Нижинским и Шагалом
Россия всем им фигу показала.
11
Покуда платят деньги за дерьмо,
оно родится и растет само,
и затмевает свет для истинных творений,
и замирает в непризнаньи нежный гений.
Всех демократий ахиллесовой пятой --
всех их основ моральных и товарных
является дилетантизм крутой --
Священная Корова всех бездарных.
Талантливые мастера настолько редки,
что тьмы их суетящихся коллег