я помню наизусть...

Это песня для двоих -

прости ее за грусть.

И в мелодии шагов

последний такт звучит...

Я и к этому готов.

Вот и все. Молчи ...

Ты над миром серых крыш,

Солнце в полсвечи,

для меня всегда горишь.

Вот и все. Молчи ...

Пахнут волосы травой.

И любовь, и жизнь,

светло-русой головой

на плече лежит.

На прощанье протяни

мне рук своих лучи.

Мне тепло в твоей тени.

Вот и все. Молчи ...

Эту песню поутру

промолчат грачи.

Ты уйдешь, и я умру ...

Вот и все. Молчи ...

1957

Любовь, что Земля, а Люди - что Лес,

кленами и сосняками...

Недоуменный стою, как крест

с березовыми руками.

И вечно один и тот же звук -

листья мои шелестят устало -

Почему так много Деревьев вокруг?

Почему, почему Земли так мало?

(Вы о чем, леса, землю все просите?

Ваши чудеса - кроны да просеки).

Почему засыхает побег один,

другой свою крону купает в тучах?

гибнут на жирной Земле равнин

и живут на базальте холодной кручи?

(Почему же совсем не растет один,

а кто-то крону купает в тучах?

Почему для одних - покой равнин,

а для других - неизбежность кручи?)

Почему ты, Земля, не ко всем равна?

К одним ты суха, к другим ты влажна.

Налей ты и мне своего вина,

дай утолить мне сегодня жажду.

(Налей же и мне своего вина,

сегодня мне пьяным быть очень важно.

Вы о чем, леса, землю все просите?

Ваши чудеса - кроны да просеки.)

1957

А ветры закружили, завертели

листву и закачали сосняком,

но ласточки еще не улетели,

и даже люди ходят босиком.

Шальная развеселая картина -

мне осень платит листьями за грусть,

но все они застряли в паутине,

и я до них никак не дотянусь.

А может быть в стране далекой где-то,

куда не залетали корабли,

в ходу такие желтые монеты -

раскаянья и совести рубли.

Осталось две получки до метели

и ни одной любви до рождества,

но ласточки еще не улетели,

и на березах желтая листва.

1958

Некто в огромной сиреневой шляпе

шел по проспекту в ужасном волненье,

не разбирая, по лужам он шлепал

и на прохожих смотрел с удивленьем.

Дети в него из рогаток стреляли,

робкие барышни делали крюк.

Был он белее кастрюльной эмали,

и припадал он на правую руку.

Был он не пьян, просто очень взволнован,

но было всем непонятно и ново,

что вверх ногами по улице шел он

нервной походкой в перчатках дешевых.

Был он безмолвен и очень печален,

только в груди нарастало, как вой:

Вы объясните доступно вначале,

что вы все ходите вниз головой?!

1958

Узнав в бесконечных дорогах

вселенской любви прейскурант,

великие боги, уставшие боги,

я понял ваш главный талант.

Помог Лукиан в вашей тине

увидеть сквозь тысячи лет,

как тягостны Зевсу богини,

как гадок ему Ганимед,

как Мойры вплетают несчастье

в Арахны липучую нить,

как дорого вам безучастье,

как любите вы не любить.

Инертна душа Афродиты,

без песен замшел Пелиоп,

и туп на созвучья и рифмы

обрюзгший от сна Аполлон.

Не знают к земле интереса,

живут без друзей и врагов. . .

И только Идас и Марпесса

похожи чуть-чуть на богов.

Беседами в форме эклоги

давно уж не балуют нас

замолкшие боги. Великие боги,

воспряньте, пришел этот час!

Зевес, твои дети ослепли,

и Стикс затопил полземли,

и спился Гермес, а Асклепий

дурманам предаться велит.

Ты, Аргус, плащом многозвездным

озябшую землю одень, не то проклянете,

но поздно свою олимпийскую лень.

Гефест, из Аида взойди ты!

Жена пусть идет впереди —

нужна красота Афродиты,

чтоб высшие цели спасти.

Нужна нам святыня живая,

не догмы, что крепче оков.

Мы поздно, увы, прозреваем

насчет своих бывших богов.

И поздно к нам опыт подходит,

цена его — горе и смерть.

И свойственно нашей природе

жестокое право посметь.

Посметь и убить, и прелюбы

свершить, и украсть, . . и не раз.

Вы боги, а мы все же люди. . .

Мы можем, увы! больше вас.

Воспряньте, свой облик примите,

свою благородную стать.

Безумные в мире событья!

Не верят ни в вас, ни в Христа.

Мы можем свой род уничтожить,

страдая инсультом вины.

Мы вам надоели, и все же

вернитесь! Вы очень нужны.

1959

На берегу реки, у перекрестка

(пожалуй, было девять с половиной)

стоял мужчина небольшого роста

с высокой женщиной

(как видно - с половиной)

И дергался он странно, и наверно,

его та женщина все дергала за лацкан.

И было видно - ему плохо, скверно,

до невменяемости человек заласкан. ъ

И шляпа его съехала на ухо,

а шляпка у нее в траву упала.

И жить он не хотел, но глухо, глухо

она его к любви все призывала.

И повторяла все одну и ту же фразу-

вопрос бессмысленный и грандиозный -

Скажи мне правду, правду, я ни разу

не вспомню, ведь еще не поздно.

- С ума ты сходишь, - он в ответ бормочет-

возьми себя ты в руки! Он уверен,

что говорит разумно, то, что хочет,

но загнан в угол он, несчастен и потерян.

Машина, что писать умеет письма,

и верить обещаниям, и ждать

всей тяжестью судьбы на нем повисла.

Скажи мне правду, я хочу все знать!

1959

Я все отдал бы, чтобы верить

в твою измену, милый друг.

Я не боюсь тогда разлук,

когда осознана потеря.

И не сомневаюсь в той же мере,

в какой горю от страшных мук.

Но разорвать порочный круг

Боюсь, себя в беде уверя.

И не решаюсь произнесть

вопрос жестокий и постыдный,

чтобы услышать то, что видно

и предпочесть покою честь.

И мы молчим, молчим лукаво

Пока молчать имеем право.