но молить я имею печаль -

возверни мне малиновы звоны,

сокруши многосмертную сталь.

Не жалей партитур поднебесья,

дай заблудшим от Слова кормов,

изгони коммунального беса

из жестоких российских умов.

Каждый сын отличен от народа

и подобен тебе и Христу...

От греха до звезды небосвода

он пройдет по Молитвы мосту.

Возверни землепашцам наделы,

подари городам тишину,

устели своим саваном белым

нашей грязи и крови вину,

укроти властолюбцев холодных

над раздорами древних племен,

старикам и младенцам голодным

дай под крышей лепешку и сон.

Дай нам, Боже, простейшее Право

быть свободными в нашей стране

от надсмотрщиков злых и корявых,

что над нами по нашей вине.

Дай нам Веру, Любовь и Надежду,

дай нам Право без силы свинца

хлеб насущный, тепло и одежду

добывать только в поте лица.

Я молю Тебя - будь предсказуем...

И послушай, как сердце поет

и прощает народу безумье

и Тебе - равнодушье твое.

Потому-то, Отец мой Небесный,

я целую следы твоих ног -

ты терпел во мне Хама и Беса

и очиститься этим помог.

Неужели, мой Боже всеблагий,

Ты не любишь мой странный народ?

В Книге книг на священной бумаге

он нигде этих слов не прочтет.

Живи, Господи, живи

в сердцах, не знающих молитвы,

во всех, рожденных на крови,

в стране, забывшей о любви,

на землях бесконечной битвы.

Живи, Господи, живи!

1988

Я пишу тебе, сыночек,

из деревни нашей тихой.

Все у нас пока в порядке.

У соседки Насти лихо.

Муж ее не пил, не дрался,

не гневил отца и Бога...

Почернел, покрылся корью,

не отходит от порога.

И Наталья ожидает

с мужем верную разлуку,

а у шурина и деда

выпадает сердце в руку,

Новорожденный у Верки

вытек жизнью на пеленку,

Запасаем нынче сено

трехголовому теленку.

А в лесу растет малина

с кулачок младенца Кости,

что сестра на той неделе

поселила на погосте.

Вся трава теперь по пояс,

а вороны, как индюшки...

Устаю и еле-еле

добираюсь до подушки.

Как-то жить неинтересно,

есть не хочется и вялость.

В общем, все поуходили.

Я тебе сказать боялась.

Вышел тесть у брата Коли,

вышел сам братишка Коля,

истекая белой кровью,

проросла золовка в поле.

Так что вымерла деревня,

даже сторож дядя Саша,

даже я, сыночек милый,

даже я - твоя мамаша.

Эти строки написала

агроном колхоза Света,

но конечно, если честно,

и меня на свете нету.

А писал письмо, сыночек,

секретарь райкома Кумин.

Но отмечено в райзагсе:

я пятнадцатого умер.

То есть, видишь ли, Андрюша,

так трагически и быстро

все случилось, что надеюсь,

уловил ты стиль министра.

Выражаю состраданье,

соболезнованье то есть,

и на этом я кончаю

нашу горестную повесть.

Я, конечно, тоже умер.

И моя жена, и дети...

А в конце стояла подпись,

всем известная на свете.

Но письмо до адресата не дошло,

поскольку сам он,

почтальон, дороги, транспорт -

все легло в лучистый саван.

И стоят у Спасской башни

писем полные вагоны...

Одинокий Император

написал их миллионы.

1988

По бревнам моста, как по клавишам,

несли с пирожками пакет

два сына со мною на кладбище

(четыре и девять лет).

Нетрудно погостище в Колпино

найти - с электрички налево.

А там уже смерти накоплено

с японской войны и холеры.

Шагали беспечные мальчики,

мои дорогие шагали,

играли растерзанным мячиком

и спрашивали о Шагале.

- А как это дяденька с тетенькой

без крыльев летали над Витебском?

- Там кнопка, а выглядит родинкой -

нажмешь и летишь над правительством.

Какие вопросы прекрасные,

какие ответы чудесные!

Вопросы становятся баснями,

ответы становятся песнями.

- А что тут за цифры на камешке?

- А время от входа и выхода.

- Мы знаем: в метро есть для памяти

отметки у входа и выхода.

- А крест для чего над могилою?

- А это Христа поминание.

На нем он страдал, мои милые,..

- А что это значит - страдание?

- А это основа познания,

как жалость, любовь и терпение.

- За что же ему наказание?

- За пение, братцы, за пение.

1988

Вот и малина уже отошла,

ясно, прохладно днем,

небо ночное - огромный дуршлаг,

свет задырявлен дном.

Так и сидеть бы всею жизнь в тепле,

пить чай с толкователем снов,

но много печали на этой земле,

и мало для песен слов.

Падал и я с высоты облаков,

нынче не так уж я глуп,

чтобы присвоить на веки веков

запах рябиновых губ.

Перед сном еще раз вспомни август,

и коснется серых глаз Аргус,

это мой любимый бог из сказок,

только он мне не помог ни разу.

1988

С нечетким чувством бытия

и с ощущением проклятья

живу в державе пития,

где по канавам стынут братья.

Где дочери моих друзей -

коммуносветские плутовки

гостей богатых мангазей -

по гульфикам шмонают ловко.

Картины Пензы и Москвы

похуже, чем фонарь с аптекой.

Бандиты, воры и, увы -

ни хрю, ни му, ни кукареку.

Семь верст тупых очередей

за жидкостью, опохмелиться.

Победа классовых идей,

тюрьма, бутылка и больница -

И это все, что есть у нас.

Еще веревка и отрава,

и слуг народа целый класс,

которому хвала и слава.

В машинах черных байбаки

летят травить леса и реки.

По сути - все большевики,

по виду - вохровцы и зеки.

А быт, как будто при Петре -

кругом крикливые соседи,

помойка киснет во дворе

и бродят в городе медведи.

Живем в грязи и в нищете,