Когда я предстал перед музой
со старой гитарой в руках,
то ей показались обузой
звенящие квинты в стихах.
Про все, что я пел, она знала.
Конечно же — сколько ей лет!
Но все заставляла: — Сначала!
Вот тот, нет, вот этот куплет.
Когда она мыла посуду,
сказала назло небесам:
— Тебя посещать я не буду,
но ты приходи ко мне сам,
гитару с собой приноси,
покажешь, где До там, где Си. . .
1962
Вячеславу Широкову
Сегодня нечего сказать
друг другу, все давно нам ясно,
чего не поняли глаза,
все сердце видело прекрасно.
Пришли иные времена,
не стоит вспоминать о старом...
не нужно песен и вина,
пускай звучит одна гитара.
Какой бы радости порой
я ни встречал на свете —
я знал, что счастье и покой
своей негромкою игрой
развеют струны эти.
Послушай, как поет струна,
глубокий бас ей тихо вторит. . .
Беседуют он и она,
гармония в их разговоре.
Они искусного рукой
подстроены друг к другу честно.
Меланхолический покой
звучит в мелодии известной.
И словно волны о причал
в густых аккордах бьются руки —
сменяют русскую печаль
фламенко пламенные звуки.
Какой бы горести порой
я ни встречал на свете —
я знал, что счастье и покой
своей негромкою игрой
навеют струны эти.
1957
Юрию Кукину
Сословия и ранги отменили,
и словоерсы тоже не нужны,
и вымирают отпрыски фамилий,
но среди песен все живут княжны.
Они не презирают громогласных,
но не пускают их на свой порог,
их совершенствует в стараньях ежечасных
какой-нибудь отшельник и пророк.
Во флигеле старинном на пристрое
каких высоких помыслов полно
их общество, когда пророк настроит
свой инструмент и всем нальет вино!
Нет, многие к тем звукам не привыкли,
и кто воспринимает их всерьез? —
лишь боги на бесшумных мотоциклах,
что съехались за тыщи лет и верст
и слушают внимательно до слез.
1967
МЕЛОДИЯ АПОЛЛОНА ГРИГОРЬЕВА
Путь от грусти до веселья
скор и нетернист,
но страшись всегда похмелья,
милый гитарист.
Мало ли что струны знают,
ты же знай одно —
поступает вольно с нами
славное вино.
Не спеши попасть в неволю,
не гони свой срок —
поступают с нами больно
женщины, дружок.
Пусть несет твоя гитара
грусть и радость им
а поэт — кому он пара? ..
Он неприручим!
Ну а если уж попалось
сердце в западню,
пожалей об этом малость
и иди ко дну.
С этих пор твоя гитара
будет петь о ней,
но учти, что тратишь даром
ты монеты дней.
Для одной не сложишь песни,
не споешь куплет,
для поэта интересен
только целый свет.
А споешь — все будет ложью
под твоей струной.
Или всех любить ты можешь,
или ни одной!
1960
УРОКИ МУЗЫКИ
У милой моей несчастливый удел,
великой любви ее тягостна повесть,
я верного друга обидеть успел. . .
К какому еще преступленью готовлюсь?
Меня бы должны ненавидеть и гнать —
куда там, нальют в дорогую посуду
и просят: — Сыграй нам, что хочешь сыграть!
Без песен — в душе и на сердце остуда.
И я, все несчастья свои замутив,
пою — как пою их отравленной влагой.
И славно им слушать под легкий мотив
слова, что не стоят хорошей бумаги.
Не тронув стаканы, хмельны и тихи
внимают, не все понимая в тех песнях.
Чем круче судьба, тем честнее стихи,
чем сердце больней, тем мотив интересней.
1975
ГИТАРИСТ
Гитаристу Пако де Лусиа
Палитра портрета светла и чиста,
гармоний и ритмов пряны чары,
и весь рисунок — лицо Христа,
руки Левши и гитара.
Такая работа, что сразу в пот!
Гитара стихи читает —
рифм, ассонансов водоворот.
Язык поэтов чета ей.
Бьет по сердцам пулеметный ритм,
глиссер глиссандо мелькает,
ткет паутину, строфу творит —
нотки сверкают мальками.
Ах, гитарист, откуда ты?!
Пан-школяр и Орфей с ним. . .
Арпеджио падает с высоты,
как птицы, подстрелены песни.
Испания спит между дек в колыбели,
кокон гитары струной разбит,
вышла красавица Фламенко-белла,
качнула бедрами ни в рок, ни в бит.
От негров синкопы, от мавров строй,
плоть и душа — сама Испания. . .
Все захлебнулись такой игрой —
пани рядом и с пани — я.
1975
КОРРИДА
О тореадоры, о тореадоры!
Сегодня грустят Андалузские горы,
сегодня па окнах лишь черные шторы,
у донн и дуэний погасшие взоры,
подтеки от слез и от грима узоры,
замолкли их сплетни, скандалы и ссоры.
О тореадоры, о тореадоры!
Сегодня бастуют карманные воры,
о славном эспадо везде разговоры,
о том матадоре печальном, который
не скоро друзей своих встретит, не скоро,
который унесся в иные просторы.
О тореадоры, о тореадоры! —
о том матадоре, который сеньоре
признался в любви в похоронной конторе
скорей сеньорите, сеньор у которой
как будто бы помер, по все-таки вскоре
откуда-то снова явился к сеньоре.
Вот так матадоры (о тореадоры!),
тореро обедал с прекрасной сеньорой,
он ел бандерильей рокфор из фарфора,
вели о любви они переговоры,
Карулли и Сора неслись переборы,
и тихо паслись где-то таксомоторы.
Вот так-то, тореро, о тореадоры!
Ах, пойте им мессы, прекрасные хоры! . ,
и бросили в море гитары танцоры,
и тихо подкрались к ним конкистадоры,
тореро, который убил двести торо,
был славно зашит, по сначала распорот.
Вот так ухажеры (о тореадоры!).
И вновь на арену вбегают проворно
другие расшитые в доску сеньоры,
и снова на окнах веселые шторы,
у донн и дуэний любовные взоры,
и снова в работе карманные воры.
О тореадоры, о тореадоры!
Как вечны гитары моей переборы,
так вечны любовные вздохи и взоры,
моря и суды, небеса и конторы,
рокфоры, фарфоры и таксомоторы,
так вечны любовь и карманные воры,
и воры крупнее. Вот так-то, сеньоры!
О тореадоры, о тореадоры!
1970
1962, 1957, 1967, 1960, 1975, 1970
ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ (Мне звезда упала на ладошку)
Мне звезда упала на ладошку.
Я ее спросил - Откуда ты?
- Дайте мне передохнуть немножко,
я с такой летела высоты.
А потом добавила сверкая,
словно колокольчик прозвенел:
- Не смотрите, что невелика я...
Может быть великим мой удел*.
Вам необходимо только вспомнить,
что для Вас важней всего на свете.
Я могу желание исполнить,
путь неблизкий завершая этим**.
Знаю я, что мне необходимо,
мне не нужно долго вспоминать.
Я хочу любить и быть любимым,
я хочу, чтоб не болела мать,
чтоб на нашей горестной планете
только звезды падали с небес,
были все доверчивы, как дети,