Не малым достоинством представляется мне их разнообразие, особенно в наше время, когда однотонность смешивается нередко с однотемностью, и многие поэты, из боязни изменить своей теме, замыкаются в узком кругу одних и тех же ритмов и образов. Конечно, Вере Булич еще далеко до мастерства, но его и нельзя требовать от первой книги поэта. Настоящее мастерство развивается одновременно с созреванием темы поэта, в противном же случае оно превращается в формальную внешнюю виртуозность, по существу своему мертвую. Но у Булич есть чутье формы и сознание ее неразрывной связи с содержанием; чувствуется, что к работе над стихом она привыкла и что работает сознательно и с любовью.

Невозможно избежать в первой книге и влияний. В «Маятнике» они очень заметны, имеются даже прямые реминисценции. Тут и Пушкин, и Анненский, и Андрей Белый, и неизбежная Ахматова и даже Цветаева. Любопытно, что на стихах Булич не отразились ни Блок, ни Гумилев — явление в наши дни редкое и показательное. Выбор учителей уже свидетельствует о личности ученика. Выбор Булич — не окончательный, влияния — противоречивы, но восприняты они ею по-своему и не являются простым подражанием.

В «Маятнике» чувствуется свой голос, свое переживание. Не все стихи равноценны, но отдельные строчки и строфы, а порою и целые стихотворения попросту хороши. Таковы «Июль», «Бесстрастие», «Весна» (конец которого, к сожалению, испорчен ошибкой в языке: «взаперти» не значит «заперто»). Имеются в книге и срывы, и безвкусицы, и стихи, перегруженные чужими, непережитыми образами. Но живое чувство неизменно прорывается. Приведу для примера последнюю строфу стихотворения «Найденный листок»:

Бедный мой друг. Времени нет.
Есть лишь воля Господня.
Горе твое через семьдесят лет
Стало моим сегодня.

Этим стихам могли бы позавидовать многие. В них звучит подлинная, не придуманная и неприкрашенная поэзия.

«Числа». 1934, № 10.

Михаил Цетлин. <Вера Булич. «Маятник»>

<…> Стихи гельсингфорской поэтессы Веры Булич просты и не лукавят. Сейчас это удивляет больше всякой экзотики. Изредка удается ей удачный эпитет или образ:

В окне раскрытом занавески тюль,
Как парус, полон воздухом и светом.

или

Тяжелая медовая луна.

По большей же части ее стихи — пряное выражение чувства. Поэтесса сама знает о своей «немодности»:

Мы с тобою, сердце, не модны,
К современной жизни не годны.

Однако уберечься от дурной «современности» нелегко, и порой в ее стихи проникает крикливый «футуристический» образ:

Реклама неба — розовый закат.

«Современные записки». 1936, № 60.

К. Тиандер. О творчестве Веры Булич

Вот уже двадцать лет, как русская эмиграция живет оторванной от родной земли и той среды которая вскормила высшие достижения русской народной души — науку, искусство, поэзию. Целое поколение писателей и поэтов вроде А. И. Куприна, Е. Н. Чирикова, А. М. Ремизова, К. Д. Бальмонта и много других успело еще до своего выезда из России приобрести запас впечатлений и знаний русской жизни, чтобы и за границей продолжать творчество в колее усвоенных им литературных традиций. Все любители русской поэзии бесконечно благодарны этим писателям и поэтам эмиграции, которые свято хранят и развивают поэтические традиции классической поры русской литературы и не дают гаснуть огням, светящим и греющим в переживаемой нами эпохе растерянности и оторванности от родины.

Уже выросло молодое поколение, которое оставило Россию в таком раннем возрасте, что оно не имело возможности сознательно пропитаться русским духом, черпая свои живые впечатления из родной среды и природы. Вспоминая латинскую поговорку, что во время войны музы молчат, можно было бы думать, что положение этого поколения так тяжело, что оно приговорено к молчанию или бесплодному повторению унаследованных мотивов. Но, несмотря на оторванность от родной почвы, музы не молчат. Как в каждую весну снова вырастают цветы, так новое поколение подносит нам свои таланты, свидетельствующие нам о сущности жизни — «о том, будит ум творящий и мысли спящие души».

Такой прирожденный талант Вера Сергеевна Булич. Она начала сочинять с десяти лет и когда в 1931 году вышли в печати ее «Сказки», в них уже сказалась поразительная художественная зрелость. Благодаря своей нежной поэтичности, сказки Веры Булич так же, как сказки Топелиуса и Андерсена, не только вызывают восторг детей, для которых они в первую очередь и предназначены, но и доставляют великое наслаждение взрослым, сохранившим хоть слабые побеги воображения детской поры.

В сказках Веры Булич часто повторяется описание приключений крошечных лиц: принцессы Ли, для которой шьют платье из стрекозиных крыльев, близнецов Тип и Топ, ростом меньше мизинчика, царевны Капельки и др. Это тонко подмеченная черта. Благодаря своему маленькому росту, дети обращают свое внимание главным образом на крошечные проявления жизни на земле. Их занимают муравьи, жуки и т. п. в гораздо большей степени, чем нас, взрослых. Они сами крошки, и их царство крошечное.

Другой любимый мотив Веры Булич — рассказ о малютке, ушедшей из дому и ищущей дорогу домой к маме. В этом мотиве слышится отголосок эмигрантской психики людей, потерявших свою родину и тоскующих о своей земле.

В некоторых сказках дети хотят помочь родителям, или слепому нищему, или выбившемуся из сил голубю Гуль-Гуль и при этом переносят всевозможные страдания и лишения. Но хотя сказки Веры Булич таким образом пробуждают «чувства добрые», они далеки от морализующей сухости. На канве нравоучительных мотивов творческое воображение выткало удивительно пестрые картины, в которых все оживлено и очеловечено — не только животные и куклы, но и дедушка Гром и принц Лунный Луч, и Звездочка, и Капелька. Приведу только один пример: девочки-дождинки танцуют вокруг морковок в огороде, которые высовываются из земли, чтобы хоть одним глазком посмотреть на девочек в серебристых шапочках. А важные свеклы, как тетушки, в красных платьях, чинно качают пышными прическами…

В 1934 году Вера Булич сочинила пьесу для детей «Сказка о Сказке» и выпустила том стихотворений «Маятник». Первое стихотворение данного сборника посвящено жизни:

Сердца маятник горячий
Бьется, мается в груди.

Последнее стихотворение заканчивает сборник картиной смерти:

И маятник земной, все досчитав сполна,
Застывшей вечности уже не потревожит.

Своим тиканием маятник напоминает человеческое сердце, а также и тем, что является движущим началом всего механизма часов. «Лавка часовщика» становится символом всего мира людского, где сердце «бьется с близким сердцем врозь».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: