С другой стороны окна выходят на сады с собственными воздушными шлюзами, причалами и усиленным освещением, посылающим мягкие лучи по самому центру станции.

В ту ночь я заказала кальмара в темном шоколадном соусе. Кальмар не похож на то, что едят земляне. Это океанское создание с одной из ближайших планет. У него солоновато-ореховый вкус, который так удачно подчеркивается шоколадом.

Я пытаюсь сосредоточиться на еде, когда ко мне подсаживается Райя. С собой она приносит тарелку и бокал вина.

Получается, она тоже ужинала в ресторане — на одном из уровней, которых не видно из-за моего любимого столика. Но она заметила, как я вошла, и почему-то вообразила, что это дает ей право присоединиться ко мне.

— Вы думали над моим предложением? — спрашивает она, словно я ей что-то пообещала.

Я могу солгать и сказать, что вообще ни о чем не думала. Могу быть откровенной и заявить, что не желаю иметь ничего общего с Комнатой затерянных душ.

Или могу быть правдивой до конца и признаться, что ее слова последние три дня не переставая проигрываются у меня в голове. Искушая меня.

Пугая.

Интригуя.

В редкие моменты я вдруг сознаю, что гадаю, каким увижу это место теперь, после всех лет рек-дайвинга, после громадного риска, после всех опасностей, из которых вышла живой.

— Значит, думали! — констатирует она с нескрываемым торжеством.

Я продолжаю есть, однако еда уже утратила для меня вкус.

— Но у вас есть вопросы, — продолжает она, словно я участвую в разговоре. — Вы хотите знать, как я вас нашла.

Вся подлость заключается в том, что я действительно хочу это знать. Очень мало кому известно, что я вырвалась из Комнаты затерянных душ. Нельзя сказать, что этого не знает никто, ведь члены команды отцовского корабля еще живы. Правда, я понятия не имею, где они и что с ними.

— У меня есть люди, способные докопаться почти до всего на свете, — поясняет она.

Люди. У нее есть люди. Значит, она богата.

— Если у вас имеются свои люди, — подчеркиваю я, — заставьте их отправиться в Комнату и вернуть вашего отца.

Ее щеки заливает краска. Она отводит глаза, правда, лишь на мгновение. Потом глубоко вздыхает, словно набираясь мужества вновь вернуться к этому разговору.

— Они не верят, что кто-то сумеет выбраться. И считают это таким же мифом, как сама Комната.

Я понятия не имею, как вырвалась из плена Комнаты. Память изменяет мне, и как бы я ни пыталась воскресить этот момент, ничего не получается.

Когда становится ясно, что я не собираюсь ни подтверждать, ни отрицать всего, что случилось со мной, она вдруг заявляет:

— Ваш отец все еще жив.

Я вздрагиваю. Мне в голову не приходило, что старик так долго протянет.

— Вы никогда не спрашивали его о Комнате?

Никогда. В основном потому, что не представлялось возможности. Но этого я ей не скажу. Вместо этого я констатирую:

— Вы беседовали с моим отцом. Она кивает:

— Он счастлив знать, что вы все еще живы.

Я не уверена, что рада узнать о нем то же самое. Предпочитаю думать о себе, как о человеке без семьи, о женщине без прошлого.

— Честно сказать, — продолжает она, — именно он рекомендовал вас для этой работы. Сначала я обратилась к нему, но он заявил, что слишком стар.

Я подношу к губам салфетку, чтобы спрятать лицо, пока произвожу в уме вычисления. В этом году ему исполняется семьдесят. Совсем не старик.

— Он также утверждает, что только вы способны сделать это. В отличие от него.

Она до сих пор не прикоснулась к еде.

Отец сказал правду. Он никогда не занимался дайвингом: по крайней мере, я ничего о таком не слыхала. Он был капитаном корабля, но в старомодном стиле: не сидел в рубке управления, а отдавал приказания членам команды.

Мне кажется, мы совершали что-то вроде увеселительного круиза, когда я и мать забрели в Комнату. А может, мы путешествовали от одной системы к другой.

Честно говоря, я не помню. И никогда его об этом не спрашивала.

Да его почти никогда не было рядом. После того как мать исчезла в той Комнате, он отдал меня теще с тестем и отправился на поиски того самого, что, если верить Райе, открыла она: возможности спасать людей из Комнаты затерянных душ.

— Странно, что он отказался помочь вам, — удивляюсь я.

Тут прибывает робот-официант, он выбрасывает вперед короткую металлическую руку, которая сметает тарелку во встроенный шкафчик. После этого робот удаляется, а я поднимаю глаза на Райю:

— Отец всегда мечтал найти способ пробраться в Комнату.

— Он утверждает, что проблема не в том, как войти. Как выйти? Она наконец поднимает вилку и принимается ковыряться в уже остывшей еде.

Меня обдает холодом. Неужели отец вещал так уверенно, потому что посылал людей в Комнату за моей матерью? Или постоянно думал о том, что случилось с нами много лет назад?

— И все же вы заявляете, будто знаете, как вырваться оттуда. Появляется еще один робот-официант с вазочкой, наполненной красными и черными ягодами, утонувшими в креме. Рядом дымится чашка с кофе. Мой постоянный заказ. Не следовало бы сегодня брать все это, но что сделано, то сделано.

— Так оно и есть, — подтверждает она.

— Только вы не можете найти кого-то достаточно глупого, чтобы на деле испытать, действительно ли ваш способ сработает.

Она тихо смеется.

— Вот как вы думаете? Что мне нужен подопытный кролик?

Я молча пью кофе. Слегка горчит, как весь кофе на Лонгбоу-стейшн. Почему-то бобы, растущие здесь, лишены привычного вкуса и аромата.

— Способ выхода уже проверен. Войти и выйти теперь не так уж сложно. Мне нужен человек, у которого хватит ума и сообразительности вытащить моего отца.

Что-то в ее интонациях трогает меня. Некий намек на раздражение, немного гнева…

Очевидно, женщину подвели ее люди. Поэтому она и обратилась ко мне.

— Вы уже пытались это сделать, — говорю я. Она кивает.

— Шесть раз. Все живы и здоровы. И никаких остаточных проблем.

— И ни один не смог найти вашего отца?

— О, нет, они его нашли. Просто не сумели вытащить оттуда. Теперь уже заинтригована я.

— Почему?

— Потому что не могут убедить его покинуть Комнату.

Я пробую ягоды и крем. Требуется несколько минут, чтобы обдумать слова Райи. Мне по-прежнему кажется, что меня дурачат, но в чем тут загвоздка? И зачем ей это надо?

— Почему он ушел? — неожиданно спрашиваю я.

Она удивленно моргает. Похоже, такого любопытства она от меня не ожидала.

— Ушел?

— Вы сказали, что он не явился на подписание мирных договоров. Мало того, исчез до конца войны. Почему?

Она хмурится, и я по глазам вижу, что до сих пор подобные вопросы ей в голову не приходили. Она смотрела на своего отца, как… как на потерянную вещь, а не на человека, имеющего все права на самостоятельные поступки. О, у него была своя история. История, в которой она не участвовала, а следовательно, прошлое для нее никакого значения не имеет.

— Никто не знает, — бормочет она наконец.

Кто-нибудь обязательно знает. Кто-то всегда знает. И если этот кто-то уже в могиле, ответ, вполне возможно, кроется в отчетах и архивных документах. Прошло совсем немного времени, так что следы легко отыскать. Это вам не древняя история судов класса «Дигнити»…

Она наконец подцепила меня на крючок, хотя, скорее всего, сама этого не подозревает. Я не хочу возвращаться в Комнату за своей матерью: я едва ее помню, да и переживания весьма смутны. Кроме того, я не желаю возвращаться к прошлому.

Зато я хочу разгадать эту тайну, которую Райя, сама того не подозревая, выложила мне. Хочу знать, почему легендарный человек, выигравший несколько решающих сражений в самой значительной за последнее время войне, исчезает еще до окончания этой войны и оказывается в месте, о котором известно всем. Месте, к которому лучше не приближаться.

Впервые за все эти годы историк, дремлющий во мне, дайвер, дремлющий во мне, почуял вызов. Не такой, как прежние, стоившие мне потери многих друзей.