Я вернулся к не дававшей покоя мысли: как уцелевшие в такой переделке люди могли столь пренебрежительно относиться к собственной жизни? Скорее, им надлежало благодарить судьбу и праздновать каждый выпавший на их долю послевоенный день.

Такими были мои первые впечатления. А потом я принялся обследовать местность с точки зрения военного. Диверсантам не следовало слишком приближаться к складу: во-первых, неизвестно, что там хранят, а во-вторых, неясно, какой силы взрыв прогремит. И поскольку уцелевшие после взрыва враги могут перестрелять твой отряд, следует окружить склад по возможности плотным кольцом, чтобы успеть застрелить всякого патруканина, который вывалится из огненного ада. Поперечник воронки в итоге достигал четверти мили, поэтому людей следовало расставить мили за полторы до ее края, а может, и подальше, если учитывать точность патруканского оружия. Скажем, мили за две…

Я вновь оглядел местность. При минимальном удалении от склада на одну милю и промежутке между бойцами более четверти мили, все наши солдаты оказались в одиночестве. А раненый первым делом ищет путь к безопасности, он хочет просто уйти подальше от места сражения, он не будет искать своих товарищей.

После, оказавшись в безопасности, не зная, уцелел ли кто-нибудь из врагов, ты по-настоящему ощущаешь, насколько болезненна рана, – если только пребываешь в состоянии, позволяющем оценить это, – а уж на поиски своих спутников ты отправишься в последнюю очередь.

Значит, все пятеро оставались в одиночестве до прибытия спасательной команды* а она появилась не ранее чем через пару недель. Итак, располагали ли наши люди недельным запасом еды й питья? Если нет, то могли ли они найти себе пропитание на этой планете? Потом, имелись ли у них при себе лекарства? Насколько тяжелые раны они получили и каким образом сумели выжить? Я не знал ответов на эти вопросы, однако у меня оставалось целых десять дней, чтобы найти их.

«Всего десять, – напомнил я себе, – ведь вопросы эти составляют первую и самую легкую часть загадки».

Солнце начинало клониться к закату – продолжительность дня на планете составляла 19 земных часов, – и я решил, пока еще светло, разбить лагерь. Достав из мешка свой стационарный пузырь, я произнес активировавшие его кодовые слова, и по прошествии нескольких секунд место моего будущего ночлега обрело облик куба со стороной два метра, после чего я забросил туда рюкзак, вытащив из него сперва несколько рационов. Приказав двери закрыться, я собрал несколько сучьев, сложил их пирамидкой и поджег лазерным пистолетом, а затем кинул в самое пламя три часовых рациона. Они выкатятся из огня, когда полностью пропекутся. Я решил съесть их, не запивая ни водой, ни пивом, поскольку не собирался справиться со всеми запасами питья за семь или восемь дней и после этого обратиться к услугам ближайшей речки.

Я осмотрел пустынную местность, пытаясь понять, почему разумная жизнь не укоренилась на этой планете, как случилось на многих сотнях подобных миров. Природа всегда находила причину наделить мозгами один или пару местных видов, сколь бы странным ни оказывался их облик. Однако на Никите следов разума обнаружено не было. И если патрукане упоминали о существовании на планете достаточно крупных животных, наш диверсионный отряд так и не увидел никого, кроме совсем мелких, похожих на мышей зверьков, попадавшихся по дороге и мне. Военные решили, что хищники были крайне осторожны: увидев аэрокар или людей, они предпочитали держаться подальше.

Думаю, тогда поторопились с ответами. Пятерых тяжело раненных разбросало по этой местности в таком состоянии, что они едва ли могли позаботиться о себе и тем не менее благополучно протянули до прилета спасательного корабля. Отсюда следовало, что крупные хищники здесь не водятся. Однако и с этим выводом я решил не торопиться: в условиях слабого тяготения животные становятся крупнее, а не мельче.

Подождем. Утро вечера мудренее. Обитатели Никиты не имеют никакого отношения к причине моего прилета на планету, а кроме того, я ни в малейшей мере не собираюсь гоняться за крупным зверьем по темным кустам и рощам.

Тут мои рационы стали по очереди восклицать «готов!», выкатываться к моим ногам и раскрываться.

Начав с эрзац-мяса, я прикончил упаковку и перешел к фальшивому картофелю. Разделавшись с этим блюдом, я понял, что сыт, и приказал третьему рациону закрыться.

– Меня можно съесть в течение 16 стандартных часов, –напомнилтот.–После этого я самоуничтожусь, чтобы ты не мог отравиться. Самоуничтожение произойдет бесшумно и не будет сопровождаться внешними проявлениями, так что в этот момент меня можно даже держать в руке.

Он умолк и защелкнулся.

Поглядев вверх, я увидел три малых луны Никиты, быстро следовавших друг за другом по небу. Последние годы я провел на Земле и успел привыкнуть к неторопливому шествию ночного светила. Как все-таки спешат малые луны… я успел уже позабыть об этом.

Потом я надиктовал компьютеру события прошедшего дня, свои открытия и результаты размышлений. Я не успел заметить, как стемнело, и, закончив с «писаниной», решил немного пройтись. Костер оставил горящим, чтобы не зайти далеко и без труда найти обратный путь, после чего сразу взял в левую сторону.

Отойдя на полмили, я решил, что достаточно удалился от своего импровизированного стана, и начал обходить его по широкому кругу. Сделав первый круг, я как раз перешел на второй, когда костерок погас, и я счел за благо вернуться и подбросить еще несколько веток. Я уже преодолел половину расстояния, отделявшего меня от густой рощицы, когда за моей спиной раздался мерзкий и совершенно чуждый для земного слуха рык.

Я обернулся на звук, однако какая-то тварь уже неслась ко мне по воздуху. Луны успели убежать на другую сторону планеты, и я смог различить только самые общие очертания. Отскочив в сторону, я повернулся, и туша нападавшего подбросила меня в воздух. Приземлившись в паре метров, я ощутил, как хрустнула левая нога. Покатившись в сторону, я попытался извлечь лазерный пистолет, однако существо оказалось более проворным. Я по-прежнему не видел ни зги, однако это были мои трудности, а не этого зверя. Клыки разодрали мне руку, и пистолет выпал из пальцев. Тварь оказалась на мне, прежде чем я успел дотянуться до кобуры с акустическим оружием. Зубы впились мне в щеку. Нащупав в темноте глотку зверя, я попытался удержать его, однако старания были напрасны. Тварь давила на меня всем телом, и я мог ощутить, что она, по меньшей мере, не легче меня. Существо тянуло ко мне морду, и моя обливавшаяся кровью правая рука начинала сдавать. Я резко двинул вверх здоровой ногой, надеясь на то, что имею дело с самцом и попаду ему в пах, однако движение не возымело никакого результата.

Я уже ощущал жаркое дыхание на веках и щеках, понимая, что сил осталось примерно на четыре секунды, и тут вдруг нападавший взвыл от боли и страха, и я перестал ощущать тяжесть его тела.

Я ожидал уже услышать рычание зверя еще более крупного, намеревавшегося без всякого промедления поужинать мной, однако существо, спугнувшее моего обидчика, действовало в полной тишине.

Тут раздался обиженный тонкий вой, и напавшая на меня тварь бросилась наутек. Мой спаситель повернулся ко мне, и в тот же миг одна из лун выскочила из-за горизонта. Кровь из раны на лбу струилась по моему лицу, да и луну нельзя было назвать большой или яркой, так что я лишь угадывал приближение какого-то существа.

Наконец, вытащив здоровой рукой звуковой пистолет, я выставил оружие перед собой, успев выдавить слово:

– Назад!

А потом нажал на спуск, но даже в своем полупомраченном состоянии мог сказать, что стреляю совсем мимо цели. Я попытался выровнять руку и выстрелить снова, но тут все вокруг почернело. В последний миг я успел подумать: «До чего же глупо умирать подобным образом».

Однако я все-таки остался в живых. Не знаю, сколько я провел в забытьи – должно быть, часов девять или десять, поскольку, когда я очнулся, солнце уже стояло высоко над горизонтом.