—   И не только на той стороне, – сказал он. – Я проверял методику, получая изображения наших планет. – Он прислал мне файл с данными, включающий для сравнения информацию из астрономического онлайнового альманаха. Для Юпитера, самой дальней из планет, местонахождение которой он смог определить, ошибка положения составляла порядка ста тысяч километров. Конечно, это не точность GPS, но все равно грех жаловаться – примерно как сокрушаться по поводу того, что счеты не могут отличить север от северо-запада.

—   Может быть, именно так Сэм и нашел нас в Шанхае? – спросил я. – Примерно тем же способом, только гораздо точнее?

—   Возможно, – предположил Кэмпбелл.

—   Так что насчет планет той стороны?

– Ну, вот первый интересный факт. Ни одна не совпадает с нашими. Наше Солнце тоже отличается. – Он послал мне изображение их системы – звезда и шесть ее планет, – наложенное поверх нашей системы.

– Но задержка ответов Сэма, когда мы общаемся… – возразил я.

– Не имеет смысла, если он слишком далеко. Значит, он не живет ни на одной из этих планет и даже не находится на естественной орбите вокруг их звезды. Он летит на корабле рядом с Землей. Это дает мне основание предположить, что они знали о нас намного раньше событий в Шанхае.

– Знали о нас, – согласился я, – но, возможно, не предвидели ничего, подобного тому, что произошло в Шанхае.

Когда мы запустили в «Сияющем» задачу устранения дефекта – не зная, что мы кому-либо угрожаем, на той стороне отреагировали только через несколько минут. Компьютеры на борту космического корабля, находящегося рядом с Землей, обнаружили бы атаку быстро, но для ее отражения могла понадобиться помощь больших компьютеров, расположенных на планетах в нескольких световых минутах от него.

Пока я не столкнулся с теориями Кэмпбелла, я полагал, что мир Сэма представляет собой нечто вроде скрытого сообщения, закодированного в Земле, в котором иная арифметика придает иные значения всему – воде, воздуху и камням вокруг нас. Но их материя, как оказалось, не связана с нашей материей, им не нужны наши пылинки или молекулы воздуха для представления темных целых чисел. Наши два мира расколоты на более глубоком уровне: вакуум мог быть камнем, а камень – вакуумом.

– Так ты хочешь Нобелевскую премию по физике или за мир? – поинтересовался я.

Кэмпбелл скромно улыбнулся:

—   А я могу потребовать обе?

—   Именно такого ответа я и ожидал.

Я не мог избавиться от глупых метафор «холодной войны»: о чем подумали бы импульсивные коллеги Сэма, если бы узнали, что над их территорией сейчас летают наши самолеты-шпионы? «Замочить гадов, они первые начали!» Возможно, и справедливая реакция, но не особенно полезная.

– Мы никогда не запустим нечто вроде их «Спутника», если вы, конечно, случайно не знакомы с заслуживающим доверия миллиардером, который захочет помочь нам запустить космический аппарат на весьма странную орбиту. Все, что мы хотим сделать, должно быть сделано на Земле.

– Тогда я разорву письмо Ричарду Брэнсону note 6? Я уставился на карту иной солнечной системы:

—    Их звезда и наша должны перемещаться относительно друг друга. Они не могут все это время находиться так близко.

—    Мои измерения не настолько точны, чтобы сделать значащую оценку относительной скорости, – сказал Кэмпбелл. – Но я выполнил примерные измерения расстояний между их звездами, и они находятся гораздо ближе друг к другу, чем наши. Таким образом, не так уж невозможно отыскать какую-нибудь звезду рядом с нашей, даже если маловероятно, что это будет та же звезда, которая была рядом с нами тысячу лет назад. Опять-таки тут мог сработать эффект выбора: основной причиной того, что цивилизация Сэма вообще смогла нас заметить, как раз и стало то, что мы не проносились мимо них с большой скоростью.

– Хорошо. Итак, возможно, это их родная звездная система, но с той же вероятностью она может служить базой для экспедиции, которая следует за нашим Солнцем уже тысячи лет.

– Да.

—   И что мы будем делать на основании этого? – поинтересовался я.

—   Я не могу сильно увеличить разрешение, – ответил Кэмпбелл, – – не купив процессорное время гораздо большего количества кластеров.

Проблема заключалась не в том, что ему для расчетов требовались большие вычислительные мощности. Чтобы сделать вообще хоть что-то, нужно было заплатить минимальные тарифы за пользование, а для получения более четких изображений нам нужно большее количество компьютеров, а не большее время расчетов на каждом из них.

– Мы не можем рисковать, призывая добровольцев, как в прошлый раз. Нам придется лгать о том, для чего нужны эти расчеты, и можно не сомневаться, что кто-нибудь их проанализирует и разоблачит нас.

– Обязательно.

Я отложил проблему до утра, проснулся в четыре с идеей и пошел в кабинет, где попытался расписать ее в деталях, пока Кэмпбелл не ответил на мою электронную почту. Когда окно программы связи открылось, я увидел, что взгляд у него затуманенный; в Веллингтоне было позднее, чем в Сиднее, но Кэмпбелл выглядел так, как будто спал не больше, чем я.

—   Мы используем Интернет.

—   Мы ведь решили, что это слишком рискованно.

– Я не про скринсейверы в подарок для добровольцев. Я говорю о самом Интернете. Мы разработаем способ делать вычисления, используя только пакеты данных и сетевые маршрутизаторы. Мы станем гонять трафик по всему миру и решим проблему географии бесплатно!

– Да ты шутишь, Бруно…

– Почему? Любую вычислительную схему можно построить, соединив достаточное количество логических элементов И-НЕ. Думаешь, мы не сможем превратить перенаправление пакетов данных в элементы И-НЕ? Но это лишь доказательство того, что такое возможно. Я полагаю: реально мы сумеем сделать нашу схему в тысячу раз плотнее нынешней.

– Сейчас приму аспирин и вернусь, – сказал Кэмпбелл.

Мы привлекли на помощь Элисон, но у нас все равно ушло шесть недель, чтобы придумать осуществимую схему, и еще месяц, чтобы она заработала. В конечном итоге мы воспользовались протоколами идентификации пользователей и коррекции ошибок, встроенными в Интернет на нескольких различных уровнях – такой смешанный подход не только помог нам произвести все необходимые вычисления, но и заметно снизил вероятность того, что осуществляемое нами аккуратное подсасывание вычислительных ресурсов будет обнаружено и ошибочно принято за какие-нибудь вредоносные действия. Фактически мы крали у сетевых маршрутизаторов и серверов гораздо меньше ресурсов, чем если бы сели играть в крутую трехмерную многопользовательскую стрелялку, но у систем безопасности есть собственные идеи о том, что считать честным использованием, а что – подозрительным. Для них самым важным была не нагрузка на сеть, а то, как мы себя в ней ведем.

Наш новый глобальный арифметический телескоп выдавал изображения намного более четкие, чем прежде, с разрешением порядка километра на дальности в миллиард километров. Это дало нам возможность составить грубые рельефные карты планет «той стороны», обнаружить горы на четырех из них и то, что могло было океанами, на двух из тех четырех. Если там и имелись какие-либо искусственные структуры, они или были слишком малы, чтобы их различить, или эту искусственность мы просто пропустили.

Наше Солнце и звезда с этими планетами имели относительную скорость около шести километров в секунду. За десятилетие после Шанхая обе солнечные системы изменили свое относительное местоположение примерно на два миллиарда километров. Где бы теперь ни находились те компьютеры, которые сражались с «Сияющим» за контроль над границей, они в тот момент точно не располагались на одной из тех планет. Возможно, у них было два корабля, один из которых следовал за Землей, а второй, более крупный, экономил топливо, просто следуя за Солнцем.

Юэнь наконец-то поправил здоровье, и все заговорщики собрались на телеконференцию, чтобы обсудить результаты.