Перехватив взгляд Антона, человек подбородком указал на него товарищам.

К Кторову приблизился худой смуглолицый юноша, которому на вид можно было дать не больше шестнадцати. Чем-то юноша напомнил Кторову Павла Судоплатова — воспитанника первого ударного Мелитопольского полка, с которым судьба сводила Кторова в девятнадцатом году. Помнится, Антон тогда еще шутливо предсказал ему большое чекистское будущее, конечно же, в случае окончательной победы красных. Паренек из Лукоморска здорово на Павла смахивал.

— А что, товарищ, — заливаясь нежным румянцем, сказал он. — Документы какие имеются?

Второй раз за последние два дня у Кторова проверяли документы.

Из какой-то неясной ему самому предосторожности Кторов предъявил юноше документы, подготовленные Наркомпросом.

Чернявый юноша долго вертел их в руках, краснея и шмыгая носом, рассматривал печати и затейливую роспись Луначарского, потом, не глядя на Кторова, передал документы старшему товарищу.

«Да он читать не умеет!» — догадался Кторов и едва не рассмеялся.

— Луначарский, значит, — сказал стриженый здоровяк в косоворотке. — Я понимаю — культура, танцы-шманцы, к нам-то зачем, товарищ?

— Простите, — спросил Кторов. — С кем имею дело?

— Начальник оперативного отдела Лукоморской чека Павел Гнатюк, — представился здоровяк. — Так я не понял, вы к нам надолго?

И с какой, извиняюсь, целью?

— В творческую командировку, — пояснил Кторов. — На предмет написания романтической книги о революционной действительности.

Стриженый просиял.

— Писатель, значит? Как Боборыкин? Здорово! А о ком, извиняюсь, книга будет? О каких героях?

— Там видно будет, — сказал Антон. — А что, гостиница или постоялый дом у вас здесь имеется?

— Хотите, я вас к матери отведу, — сказал смуглолицый юноша. — Как брат уехал с семьей в Киев, у нас половина домика пустует. Останетесь довольны, точно говорю.

— Конечно, отведи, — сказал Гнатюк. — И под присмотром товарищ будет. У нас тут беспокойно бывает, случается еще, лихие люди шалят.

Антон не успел ответить.

Из кустов галдящей толпой высыпали преследователи. Судя по их растерянным потным лицам, погоня удачи не принесла.

— Ты, Котик, отведи человека к матери, — сказал чекист. — И не задерживайся, сразу назад. Совещание будем проводить, авось у кого-нибудь добрая мысль появится. Га?

— Га! — сказал Котик, принимая важный и солидный вид пожившего на свете человека. — Так шо, товарищ писатель, пидемо до мамкиного дому?

Глава четвертая

Как всякий город, Лукоморск рос в окружении легенд, в которые невозможно поверить, но которые неизбежно сопровождают людские поселения. По преданию, Лукоморск был заложен на черноморском побережье в одна тысяча сто двадцать восьмом году от рождества Христова и начался с трех домов и бревенчатой церквушки, которая была построена людьми, желавшими обратиться со своими жалобами и пожеланиями к Богу.

Поскольку молитвы горожан были искренними, город их трудами потихонечку рос и в конце концов превратился в довольно крупный населенный пункт, лежащий на пересечении торговых дорог. Железная дорога разделила город надвое — западную часть населяли украинцы, на востоке, в свою очередь, проживали русские, которых западники презрительно именовали москалями или кацапами.

На южных окраинах, ближе к морю, постепенно тесня дома москалей и щирых украинцев, появились флигеля, в которые заселились степенные многосемейные евреи, занятые торговыми делами, адвокатской практикой и врачеванием. Как ни странно, из среды этой выходили и самые отчаянные бандиты Лукоморска, вроде Левы Барашка, который прославил себя далеко за пределами городка. Говорят, даже в многоопытной Одессе молдаванские налетчики имя Левы произносили с чувством глубокого уважения, а известный всем Миша Япончик не раз утверждал, что Лева из Лукоморска ему как брат и даже больше брата. Уважение молдаванских налетчиков Лева Барашек стяжал нападением на императорскую почту. Он завладел почти миллионом еще тех, дореволюционных, полновесных рубликов, обменял их в Турции на доллары, доллары в Варшаве опять же на рубли и устроил для товарищей роскошный банкет в известном одесском ресторане «Черноморец».

К описываемому моменту Лукоморск представлял собой уютный южный городок, зеленый от кипарисов и тиса, дикого винограда и плюща, в изобилии разросшегося на стенах дворов. Даже гражданская война, в результате которой городок не единожды переходил из рук в руки и менял власть, не особо обезобразила его внешний облик.

Одно время в городке проживал известный скульптор Грум-Гурановский, спасавшийся субтропическим климатом от одолевающей его чахотки. Результатом пребывания в городе скульптора явилась копия знаменитого фонтана «Писающий мальчик», который в народе прозвали просто и незатейливо «Ссыкуном». Говорят, при открытии фонтана один из сельчан, прибывший специально на это событие, покачал головой и отметил слабость фонтана, на что один из местных жителей тут же отозвался:

— Та що ты хочешь? Вин же хлопчик еще!

Вот неподалеку от этого достопримечательного фонтана, который не работал по случаю гражданской войны, и проживала мать смуглолицего юноши из ЧК. По дороге Антон с ним познакомился. Звали его Остапом, а фамилия у него и в самом деле была забавная — Котик.

Мать его оказалась полненькой круглолицей улыбчивой хохлушкой.

Постояльцу Дарья Фотиевна откровенно обрадовалась, поэтому и цена за постой, установленная ею, оказалась вполне даже приемлемой.

И комната была светлая, чистенькая, с геранью на окне и постелью, на которой белели взбитые пуховые подушки. Более всего Антона порадовал отдельный вход — всегда можно уйти, не беспокоя хозяев.

Хозяева оказались деликатными, после расчетов они оставили Антона одного.

Некоторое время он слышал их голоса: хлопец восторженно объяснял матери, что их постоялец — столичный писатель, который приехал в Лукоморск, чтобы создать роман о революции.

— Як Гоголь? — певуче удивилась мать.

— Та шо Гоголь! — степенно объяснил хлопец. — Выше, мамо, берите. Як Тарас Шевченко.

- Ложиться на неразобранную постель казалось кощунством.

Антон сел за стол, некоторое время смотрел на начинающий зеленеть сад. Вот он и на месте. Но, если говорить честно, пока даже не представлял, с чего ему начать и как приступить к выполнению задачи. Хорошо, что город оказался в руках красных. Будь здесь белые или тем паче немцы, работать было бы значительно труднее.

Он вспомнил свой разговор с Глебом Ивановичем Бокием.

— Нет, Антон, это не бред, — сказал Бокий. — Эта информация исходит от источника, заслуживающего безусловного доверия. Мы не знаем, что там произошло и что за существо это было, но оно выступало на чьей-то стороне, а значит, каким-то образом подчинено человеку — это не вызывает сомнения. Будем рассматривать случившееся так: перед нами неведомая и страшная сила. Спрашивается, можно ли приручить эту силу, чтобы она послужила делу пролетарской революции? Если этого сделать нельзя, надо поставить вопрос иным образом — как сделать, чтобы эта сила не угрожала делу пролетарской революции.

— Глеб Иванович, — поднял руки Кторов, — я не политик. Мое дело найти и доложить.

— Это ты зря, — еле заметно улыбнулся бледными губами его собеседник. — Разведчик вне политики не бывает. Я такими вещами давно интересоваться начал, еще до войны. Понимаешь, мир велик, в нем хватает места для любых, казалось бы, совсем невозможных чудес. Был такой инженер Оленин, одно время активно оптикой и теплотехникой занимался. Он к Колчаку ушел. Умный человек, а перспектив не увидел. Так вот, мне известно, что он в Сибири изобрел чудовищный луч. «Войну миров» Герберта Уэллса не читал?

Там марсиане тепловым лучом пользовались. Вж-жик, — Бокий сделал рубящее движение ладонью, — и английский крейсер напополам. Так вот, нечто подобное этот Оленин изобрел, называл он свое изобретение теплорезом. Ты только прикинь, что могло бы произойти, дойди его теплорез до промышленного изготовления и поступи он на вооружение к адмиралу? Только не повезло инженеру, что-то он не рассчитал и погиб при взрыве в своей лаборатории. И наоборот — нам повезло, и очень сильно повезло. И такие случаи не единичны, Антон. Так что ты уж постарайся, Антон, сильно постарайся.