— Как ты? — спросила она, когда за баронессой закрылась дверь.

— Хуже не бывает, — отозвался он — Но ты здесь, и это главное, — и вымученно улыбнулся бледными, ссохшимися губами.

— Альберт, они знают про пулю, — выдала она сходу, не в силах больше сдерживать свои эмоции, быстро излагая содержание недавней беседы с полицейским, — Прости, конечно нельзя вываливать все это на тебя так сразу, но я подумала — ты должен быть в теме, когда будешь давать показания, — добавила она в конце, во все глаза наблюдая за его реакцией.

— Не извиняйся, ты все правильно сделала. Только боюсь, — он немного поморщился от боли, сделав попытку пошевелить рукой, — Пуля заинтересует кое-кого еще…

— О чем ты? — с тревогой в голосе переспросила Вик.

— В любом случае, тебе не о чем беспокоиться. Но лучше на время исчезнуть из виду. Если тебе не запретили покидать город, уезжай, не стоит мозолить глаза полиции, подставлять себя под лишние расспросы. У тебя есть варианты?

— Мама приглашала приехать на праздник в Сассекс, — машинально ответила Вик, — Но ты так и не ответил. Кто еще может заинтересоваться этим делом?

— Виктория, ты задаешь слишком много вопросов, я еще не в состоянии выдержать это, — Альберт бессильно откинулся на подушку. Притворщик из него был никудышный, и она без труда догадалась, что на самом деле он не хочет об этом говорить. Но ничего нельзя было поделать. С его упертостью мог справиться только профессор Роберт Пиль, да и то в некоторых сугубо принципиальных для физики вопросах.

— Поезжай за город, сегодня же канун Нового года! И свою маман успокоишь и сама немного развеешься! — Я прошу, так будет лучше, — он вдруг взял ее руку в свою и легонько сжал.

— Ты невыносимый зануда, Альберт Кобург, — сказала она с притворным раздражением, немного поправив его длинную челку, то и дело падающую на глаза.

— Я знаю, — проговорил он, силясь улыбнуться.

Через час с небольшим, Вик сидела в вагоне поезда, который стремительно двигался на юг от Лондона в небольшой городок Укфилд в Восточном Сассексе. Сегодня ей чудом удалось избежать ланча с Аделаидой, сославшись на нехватку времени — она ведь так торопится обнять свою мать, которая немало взволнована тем, что произошло с ней и Альбертом накануне.

Виктория старшая так обрадовалась ее решению приехать на оставшиеся праздники, что сама вызвалась встретить дочь на маленькой станции, решительно отметая все возражения Вик, порывавшейся взять такси.

До деревушки Литл Хорстед, где находился их загородный дом, было рукой подать даже по заснеженной дороге, и Вик пробираясь к выходу из вагона, как могла морально готовила себя к потоку беспокойных вопросов, которые, по всей видимости собиралась задать ей мать наедине в машине.

Разглядев ее подтянутую спортивную фигуру на пустынном перроне, она неожиданно для себя, искренне обрадовалась, хотя, зная характер Виктории старшей, рассчитывать на избавление от душеспасительных тирад не приходилось.

— Как прошли рождественские праздники? Гости остались довольны? — спросила она у матери, добросовестно ответив на все ее расспросы о событиях последних десяти дней. Там были и Гоа, и внезапное возвращение, и тематическая вечеринка и госпиталь Святого Фомы… И ни слова про то, что на самом деле случилось в ее жизни…

— Гости… да, конечно. Мэри, кажется, влюбилась в наш Литл Хорстед и сельскую Англию. Она искренне уверяла меня, что это маленький рождественский рай и даже всерьез задумалась, не прикупить ли здесь по соседству коттедж.

— Надеюсь, ее сын не слишком скучал? Ведь ты наверняка наобещала, что твоя умница и красавица дочка составит ему компанию и покажет местные достопримечательности?

Виктория старшая сделала небольшую паузу, а потом заявила с неожиданным сарказмом:

— О нет, он тут явно не скучал.

— О чем ты?

— Такой обходительный, воспитанный и симпатичный молодой человек…и потом выясняется… Вообщем, Джон как-то видел его… в компании еще одного молодого мужчины. Живой интерес Саймона к истории провинциальных городков Англии стал нам вскоре понятен… Его ежедневные отлучки в Укфилд к английскому другу все наконец объяснили… Ну, ты понимаешь, что это значит…

Виктория выразительно хмыкнула, отметив про себя: «Да, мама, какое разочарование! Надеюсь, что этот случай охладит твой пыл по поиску для меня идеального мужа!» Однако, та и не собиралась сдавать позиции.

— Да, я немного ошиблась на его счет. Но ты все равно должна подумать о крепком плече, таком, как мой Джон. Знаешь, я считаю его своим самым искренним другом, он так помог мне после смерти твоего отца…

«Ну вот, настало время для старого, как мир, сказания о Святом Джоне Конрое, который вырвал несчастную вдову из пучины страданий и одарил ее благодатью своей любви», — подумала Вик, но вслух не произнесла ни слова, уже в сотый раз покорно выслушивая эту восторженную исповедь.

— А эта странная история с ограблением, — продолжила мать, закончив наконец перечислять достоинства Конроя, — Я склонна видеть в ней закономерное следствие твоего непредсказуемого образа жизни. Вечером в районе Ватерлоо, посреди Лондона? Я была права! Ты пока нуждаешься в руководстве! Пусть это будет не Альберт, хотя… сдается мне, ты так и не вынесла ни единого урока из ваших прошлых отношений. И наверняка даёшь ему напрасную надежду этими совместными вылазкам? Кстати, Аделаида уже запретила приближаться к своему драгоценному сыну ближе, чем на сто ярдов?

Вик промолчала, мужественно выслушивая заготовленную матерью речь по дороге к их небольшому коттеджу. Рассеяно смотря на пейзаж за окном, она мечтала оказаться, наконец, в своей уютной, все еще по-девчачьи обустроенной спальне. Ей сейчас не хотелось уже привычно возражать, бунтовать и отстаивать свою точку зрения — у неё просто не было для этого ни моральных, ни физических сил. Единственная цель ее поспешного бегства из Лондона — собрать себя по кусочкам в родных стенах, помнящих отца и отпустить, наконец, груз последних сумасшедших дней. Она должна вернуться к любимой работе отдохнувшей и полной сил! Ни матери, ни Конрою она не позволит помешать этому прекрасному плану!

***-

Неожиданно уютный и домашний Джон Конрой, облаченный в вязаный свитер, приподнялся с простора клетчатого дивана, изображая благодушие и радость от встречи с Викторией младшей. Но хватило его ненадолго. А ровно до того момента, пока он не разглядел в руках Вик переноску, в которой вполне себе мирно восседал мистер Финдус.

Ноздри Джона шумно втянули воздух, а губы скривились как от прокисшего молока. Виктория не без удовлетворения отметила эту перемену.

— Бога ради Виктория, неужели ты не могла оставить животное в Лондоне? — не вытерпел он.

Мать успокаивающим жестом погладила его по руке.

— К сожалению, сейчас в праздники все приюты переполнены, Альберт в больнице… Не бросать же его одного в холодной квартире — объяснила она за Вик.

— Это всего лишь кот, причем, вполне воспитанный. Вам незачем беспокоиться, Джон, — добавила та.

— Очень надеюсь на это, — недоверчиво произнес Конрой, покосившись на переноску, откуда, как ему показалось, зловеще сверкнула пара зеленых глаз.

Несмотря на мамины увещевания и недовольную мину Конроя, Вик была рада оказаться в родной и уютной обстановке их загородного дома.

В этом старом коттедже, купленном и отремонтированном руками отца, время словно остановилось. Оно бережно и заботливо, словно старая нянька сберегло светлые детские воспоминания о тех счастливых днях, когда они втроём приезжали в Литл Хорстед на выходные и праздники.

Поднявшись наверх в свою комнату, Виктория, едва разложив вещи и выпустив наконец Финдуса на волю, принялась разглядывать милые безделушки на туалетном столике, которые собирала будучи подростком. Ее любимые книги и журналы школьной поры все также аккуратно стояли на полке.

Руки сами потянулись к знакомым потрепанным корешкам и почти машинально извлекли на свет любимый томик «Джейн Эйр». Почему, Вик и сама не могла понять. Она увидела ленточку-закладку и открыла книгу на отмеченной странице: «Смотреть на него доставляло мне глубокую радость — волнующую и вместе с тем мучительную, драгоценную, как золото без примеси, но таящую в себе острую боль. Удовольствие, подобное тому, какое должен испытывать погибающий от жажды человек, который знает, что колодец, к которому он подполз, отравлен, но все же пьет божественную влагу жадными глотками.» Сердце у Вик невольно сжалось, настолько описанные эмоции были схожи с ее собственными недавними переживаниями. Рядом была напечатана небольшая иллюстрация: силуэт высокого джентльмена у окна, изображенного в профиль — так очевидно художник представил мистера Рочестера.