Она уже взялась за массивную ручку входной двери… Ей так хотелось поскорее добраться до своей постели под самой крышей и коснуться подушки, но требовательный хрипловатый голос заставил Абигайль обернуться.

— Кто здесь отвечает за размещение? Доложите ему о поступлении раненых немедленно!

Один из санитаров, поправляя на ходу пилотку, поспешил в просторный холл, другой неспешно подошёл к откидному борту машины и раздвинул полы тента.

— Сколько у Вас здесь, сэр? Есть тяжёлые?

Из темного нутра машины послышались голоса и стоны.

— Всего 12 человек, но состояние двоих вызывает мои опасения…

Девушка решительно подошла к сопровождающему:

— Для тяжёлых и средних у нас подготовлены места на первом этаже, а вот с лёгкими ранениями придется что-то придумать — пока не все палаты обустроены… Сейчас определимся…

— А почему Вы не в форме, мисс? Это госпиталь, а не танцевальный клуб, －офицер оглядел тонкую фигурку в шелковом платье, с пиджаком, небрежно накинутым на плечи.

— Может дождёмся всё-таки коменданта, это его компетенция? — сказал он уже примирительно. — Не получится. Он уехал в Лондон за медикаментами и вернётся только завтра, капитан,－ Абигайль уже научилась распознавать знаки отличия на погонах, и судя по блеску новеньких звездочек, стоящий напротив неё мужчина носил это звание совсем недавно. — Майор Робинсон, как главврач, и я, как хозяйка, сможем Вам помочь,－она нарочно не прибавила «сэр», давая понять, что он разговаривает как минимум с ровней.

«Голубоглазая малышка явно с характером»- подумал капитан, и вернулся к машине, инстинктивно поглаживая ноющую к ночи руку. Касательная осколочная рана, полученная им ещё в Бельгии, в боях за переправу через реку Лис, почти затянулась, но давала о себе знать.

Санитары с носилками и дежурные медсестры запоздало высыпали на крыльцо, начав принимать через откинутый борт машины раненых. Немолодой усатый майор, сонно щурясь, застёгивал на ходу пуговицы кителя. Оперировал он сегодня много и только недавно задремал на кушетке в бывшей бильярдной, наспех переделанной хозяевами под рабочий кабинет.

Приезжий отдал честь и пожал протянутую руку.

— Капитан медицинской службы Кент,－ представился он, — сопровождаю раненых и прикомандирован в ваш госпиталь для прохождения службы… после ранения.

Так Джордж Кент, ещё неделю назад воевавший на континенте и чудом выживший при переправе через Ла-Манш, встретил в июньских сумерках свою судьбу, а леди Абигайль — будущего мужа. Но неумолимый рок не был милосерден к ним, так же как и ко многим другим, повстречавшим друг друга в пору военного лихолетья.

«Бабушка, потеряв мужа и оставшись без поддержки своей семьи, смогла в те тяжёлые времена родить и одна воспитать сына, неужели я не смогу?» — думала Вик, вглядываясь в родное лицо на старой фотографии. Мысль о трудной и достойной жизни одинокой женщины с маленьким сыном на руках вдохновляла и согревала ее в минуты грусти. Память о леди Абигайль навсегда останется в ее сердце и в этом доме.

Виктория потянулась к верхней полке, чтобы поставить подарок — милый альбом с пожеланиями и смешными рисунками от друзей, как вдруг почувствовала, что по ногам сбегает теплая влага. С решимостью своего отца ребёнок спешил прийти в этот мир раньше срока!

Старинный Мельбурн-холл, в самом сердце равнинного Дербишира накануне нового 1846 года, утопал в снежном плену. Декабрьские метели и редкие в Англии морозы окончательно отрезали его обитателей от внешнего мира. Это нисколько не беспокоило хозяина — непогода не внесла никаких изменений в его обычный распорядок дня: беспокойный и короткий ночной сон, неспешный утренний туалет и бритьё, поздний завтрак, затворничество в библиотеке до вечера, изредка разбавляемое писанием писем и распитием очередной бутылки бренди.

Лорд Мельбурн не любил Рождество, слуги прекрасно это знали и в предпраздничные дни были особенно тихи и осторожны. Истинную причину его плохого настроения знал только камердинер — Роб Хопкинс. Почти пять лет назад в эту же пору в жизни виконта появилась загадочная молодая незнакомка. Ее внезапное исчезновение с молодым хлыщом в канун Нового года окончательно разбило немолодое сердце Уильяма Лэма. А потому никаких рождественских гимнов, пунша, ёлок и, －упаси Боже!－рождественских венков из остролиста, которыми гостья когда-то украсила покои Брокет Холла!

После ухода с поста премьер-министра страны и перенесённого тяжёлого апоплексического удара весной 1842 года постоянным местом жительства для Уильяма стало старинное родовое гнездо Лэмов — Мельбурн Холл. В любимый Брокет он наведывался теперь редко, с ним было связано слишком много воспоминаний, слишком много разбитых надежд… И потому, неизменно сопровождая хозяина в поездках в Хартфордшир, Хопкинс с особым рвением следил за тем, чтобы никто из оставшихся на службе в доме обитателей Брокета случайно не напомнил лорду о мисс Виктории Кент, так недолго гостившей в его стенах. К старым призракам Брокет-Холла в лице неистовой Каро и апатичного сына, прибавился тонкий профиль за занавеской, смотрящий на подъездную аллею.

Но жизнь других обитателей Мельбурн Холла шла своим чередом… Чета Хопкинсов поселились в маленьком уютном коттедже неподалеку от главного дома, обретя в родных для Рози краях свое тихое счастье. Брутальный камердинер за последние годы превратился в заботливую няньку не только для собственных детей, но денно и нощно присматривая за своим немолодым хозяином. — Эх, вот бы виконт хоть изредка выезжал в столицу, навещал салоны великосветских красоток и лондонские клубы, а не добровольно прозябал в глуши. Все было бы лучше, чем смотреть на его безучастное ко всему лицо и очередную опустошенную бутылку бренди, — думал верный слуга.

С тех пор как Мельбурн отошёл от государственных дел, передал лидерство в партии вигов более молодым политикам и перестал появляться при дворе, он большую часть времени проводил в библиотеке за своими старинными фолиантами и манускриптами. Изредка и очень нехотя после своего выздоровления принимал в имении кого-то из соратников по партии или соседей, но сам никуда не выезжал. Стопка пожелтевших конвертов с приглашениями валялась на его столе вместе с ворохом исписанных листков, отчетами стряпчих и управляющего. Со временем лондонские знакомцы смирились с добровольным затворничеством «неотразимого кавалера», как когда-то называли его в обществе, и практически о нем не вспоминали.

Иногда деятельная сестра и ее не менее амбициозный муж предпринимали попытки расшевелить Уильяма, приглашая в Лондон на семейные праздники и светские рауты для избранной политической элиты. Зять прозрачно намекал на очевидный вред такого бездеятельного затворничества, как для самого Мельбурна, так и для пошатнувшегося престижа партии.

Кроме четы Палмерстонов, старинный и преданный друг — леди Эмма Портман－ была, пожалуй единственным человеком, которого Мельбурн охотно принимал в своём доме, и чьи письма он читал тотчас же после получения. Только ей удавалось на время разогнать его хандру, быть неиссякаемым источником ценных новостей из Лондона и приятной собеседницей. Порой из гостиной, где они вели неспешную беседу, под аккомпанемент лёгкого храпа ее мужа, героически сопровождавшего повсюду свою деятельную супругу, доносился сдержанный смех хозяина. Хопкинс, как преданный слуга виконта, был безмерно благодарен ей за это, видя, как с каждым прожитым годом вдали от двора и королевы его хозяин теряет интерес к жизни.

— Будет ли Ваша светлость выезжать сегодня? — осведомился Роб, ловко пройдясь щёткой по бархатному лацкану домашнего сюртука, и уже заранее зная ответ Мельбурна. Даже любимые конные прогулки по живописному парку его более не прельщали и стали большой редкостью.

— Ты же знаешь, что нет. — раздраженно бросил Уильям, потянувшись за первой в это утро рюмкой бренди.

Хопкинс знал, что играет с огнем, попасть в немилость к виконту не составит большого труда, но молчать он более не мог. Сегодня он все-таки выскажет хозяину свою идею, которую вот уже несколько месяцев тщательно взвешивал и вынашивал в своей голове.