Последний сборник, «Прозрачная тьма» (с намеком в названии на собственную слепоту), представляет собой попытку поэта создать органическую лирическую книгу. В ней, благодаря посвящениям, читатель знакомится с кругом близких Сумбатову литераторов: С. А. Щербатов, М. Г. Туркова-Визи, В. Смоленский, Д. К Кленовский, В. Мамченко, Б. К. Зайцев, Ю. Терапиано и др. В стихах поэт воздает должное любимым поэтам, от А. Фета до М. Цветаевой. Автобиографическая канва переплетается с поэтическими аллюзиями из русской классической поэзии. В своей рецензии Ю. Терапиано подчеркивал отдаленность сборника от всяких «измов» и «нот» и отмечал стремление поэта к музыкальности [15]. Ю. Трубецкой определяет Сумбатова как «поэта-визионера», и визионерство поэта приобретает самые глубокие и трогательные черты именно в последнем сборнике, где ужасному жизненному опыту слепоты, когда тьма сочетается с чисто дантовско-ивановским эпитетом «прозрачная», Сумбатов придает силу и способности поэтического творчества. Это касается, в частности, таких стихотворение, как «Ангел» и «Прозрачная тьма», о которых Ю. Терапиано писал:

«В них такая глубина страдания и такая индивидуальность подхода к нему, что этот опыт поэта не может не поражать читателя <…> Сумбатов здесь достигает метафизических высот» [16]. Стихотворение «Прозрачная тьма» в чисто автобиографическом ключе развивает тему внутреннего зрения:

Яснее вижу в темноте
Всё, что когда-то видел в свете,
Но впечатления не те
Теперь дают картины эти.
Как будто был я близорук,
И мне теперь очки надели, –
Всё так отчетливо вокруг,
Всё так как есть на самом деле,
И даже больше, – суть идей
И чувств теперь я глубже вижу,
Кого любил – люблю сильней
И никого не ненавижу.

Это одновременно зрение поэзии и зрение любви, обращенной к жене, ангелу-хранителю:

АНГЕЛ

Кн. Е. Н. Сумбатовой

Трудно жить человеку без зренья, –
Вместо красок и форм видеть мрак,
Жить на ощупь, не знать направленья,
Натыкаться на каждый косяк…
Не своими глазами читаю
И пишу не своею рукой, –
У тебя, милый друг, отнимаю
Краткий отдых и редкий покой.
Ты полна доброты и терпенья,
Ты меня понимаешь без слов,
Ты – надежда моя на прозренье,
Ты – защита моя и покров.
И под благостным этим покровом
Дух мой новым познаньем расцвел, –
Я таинственным зрением новым
Вижу ангельский твой ореол.

Стихи эти совсем чужды ухищрений, как отметил другой рецензент, Я. Горбов [17]. Сборник гармонически развивает все темы сумбатовской лирики: тему родины и изгнания, тему войны и похода, рассуждение о поэзии и о красоте. Одновременно как отметила Э. И. Боброва, вся книга овеяна «редкой глубины искренним чувством» [18]. И действительно, поэзия и жизнь, вдохновение и жизненный опыт связаны нерасторжимо и мужественно, как писала Л. Гатова именно в связи со стихотворением «Прозрачная тьма»: «Это мудрость библейского Иова» [19].

Особенно впечатляют посвященные Б. К. Зайцеву стихи о Сицилии. Их Э. Ло Гато перевел на итальянский язык и включил в свою знаменитую книгу «Русские в Италии» [20].

Интересно также отметить, что заключительное стихотворение сборника, «Грехопадение», вызвало несогласие архиепископа Иоанна Сан-Францисского (Дмитрия Шаховского, литературный псевдоним Странник) и вовлекло Сумбатова в долгий богословский спор. В частности, архиепископ Иоанн, который определяет «Прозрачную тьму» как ступень к прозрачному Свету, не принимал толкования жизни Адама и Евы в Раю как жизни без знания добра:

Прапредков жизнь в раю текла
Безрадостно вначале –
Они не ведали там зла,
Но и добра не знали…

В письме от 20 мая 1969 г. он заключал: «Лучше не богословствовать, чем богословствовать чисто житейски, поверхностно говоря о слове Божьем. Бог не познание запрещал – и запрещает – человеку, но познание самостное, отделенное от Него, от Бога, от Древа жизни» [21]. Не будем судить о богословской стороне вопроса, но хочется подчеркнуть желание поэта завершить свою книгу на светлой ноте:

Для нас запреты не новы
Во всех садах публичных:
«Не рвать цветов. Не мять травы».
И там это обычно,
Но рай – блаженство, и запрет
Блаженство умаляет!
Где есть запрет – блаженства нет, –
Ведь, всякий это знает!
И что ж? К чему нас привело
Всё это рассужденье? –
Не знаем мы, в чем было зло
И в чем грехопаденье.

Это особенно важно, учитывая, какое значение поэт придавал своему сборнику. Очевидно, думая о себе, он так писал в стихотворении «Памяти поэта»:

Вынесли гроб отпетый,
Зароют в землю потом…
Жил-был поэт, – и нет его,
И вянут цветы под крестом…
Книжка стихов останется
И долго еще будет жить, –
К ней от могилы тянется
Бессмертия хрупкая нить.

Именно по поводу книги «Прозрачная тьма» Ю. Терапиано в некрологе на В. Сумбатова выразил надежду, что она будет «переиздана, с прибавлением новых стихотворений последних лет, печатавшихся в разных журналах и газетах». В самом деле, творчество Сумбатова не исчерпывается последним прижизненным сборником. Поэт продолжал писать и печататься до самой смерти (он умер в Ливорно в июле 1977 года).

Некоторые неизданные тексты Сумбатова, особенно 1920 – 1930-х годов, были недавно опубликованы в научных изданиях. Наше собрание является первой попыткой ответить на пожелание Ю. Терапиано и с возможной полнотой представить современному русскому читателю лирическое наследие Василия Сумбатова.

вернуться

15

Ю. Терапиано. Новые книги // Русская мысль. 1969. № 2743. 19 июня. С 8-9.

вернуться

16

Там же. С. 9.

вернуться

17

Я. Горбов. В. Сумбатов. Прозрачная тьма // Возрождение. 1969. № 215. С. 142. Другой рецензент, Л. Гатова, определяла творчество Сумбатова как «поэзия беспритворства» (Л. Гатова. Сила духа // Новое русское слово. 1977.30 окт. С. 5).

вернуться

18

Современник. 1971. № 22/23. С. 159.

вернуться

19

Указ. изд.

вернуться

20

E. Lo Gatto. Russi in Italia. Roma, 1971. P. 311.

вернуться

21

Архиепископ Иоанн. Письмо В. А. Сумбатову от 20 мая 1969 г. Семейный архив поэта (Кембридж).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: