2. ПИСЬМО

А ты всё плачешь —
                                      пишут мне, —
мне всё известно на войне.
А пишешь: «Я не плачу…» —
чтоб пуля не смогла
вдруг
             приостановить
                                          мои
сердечные дела.
Я потерял твое письмо
здесь где-то, на снегу.
По старой лыжне в эту ночь
вернуться не могу.
А как жило твое письмо,
волнуясь за меня,
мое убежище,
                         моя
веселая броня!
Оно снега укором жгло,
оно грозило как могло,
просило: «Победи!»
Оно спасеньем залегло
в карманчик на груди.
Я потерял твое письмо
здесь где-то, на снегу.
А вдруг
               оно зашелестит
и попадет к врагу?
Наткнувшись на мои следы,
он кинется за мной
по лыжне
                 узенькой
                                  моей
тропинкою лесной.
И лыжи черные его,
слетая
            с вышины,
перевернут
                     твое
                               письмо
перед лицом луны.
Обрадуется белофинн,
язык ему знаком.
Твой почерк, освещая,
он разберет тайком.
И позавидует он мне,
метнется
                  по моей
                                  лыжне…
Твое письмо верну я —
тут, прислонясь к сосне.
1939

3. «Ночью лыжи шипят: молчи!..»

Ночью
          лыжи шипят:
                                 молчи!
Лес выслушивают враги.
Друзей береги,
                          себя береги,
спичку теплую не зажги,
тихо,
          тихо
                    ступай в ночи.
От беды — головою в снег,
так,
          чтоб снег,
                            не дыша, сверкал,
так, чтобы снайпер не отыскал.
Не закрывай утомленных век.
Спи —
          с тобою противогаз,
спи —
           под голову автомат.
Идешь —
             вокруг погляди не раз,
крадешься —
                      каску надвинь до глаз.
Ты в сражении! Ты — солдат!
Как об этом другим скажу?
Там, когда я домой вернусь,
им подумается:
«Не трус?
Себялюбивый какой — боюсь!»
А я —
себялюбивый какой!
мне приказал командир,—
                                               я мог
в рост под пули пойти, дымок
взрыва закружился б у ног.
Только ведь я люблю тебя,
жизнь —
              действительность и мечты,
жизнь понравилась мне
                                             и ты,
книжек тоненькие листы,
площадь Пушкина и мосты.
И для того, чтобы жить с тобой,
радоваться с тобой, мечтать,
должен был я с винтовкой встать,
версты военные перелистать,
хитро ползти,
                      принимая бой.
Должен был победить в борьбе,
свободу свою отстоять
                                        и жить,
тебя любить, с друзьями дружить…
Дорого я обхожусь себе!
Дорого я обхожусь стране!
Ради победы
                         и ради нас,
чтоб жил я,
                   а не умирал на войне,
вместе с винтовкою
в этот час
мне выдали каску и противогаз.
1939

4. НАБЛЮДАТЕЛЬ

В жизни я наблюдать любил.
Бывало, идешь, глядишь —
Волга вечером,
                          Волга, тишь,
волны выносят ил.
Волны камешками стучат,
баржи идут вдали.
В степь выходил —
                                цветы замечал,
белые ковыли.
В Москве —
любил по Москве ходить,
вдруг, изменяя путь,
девушку пристально оглянуть,
с прохожим заговорить.
Или вдруг, притаясь, как вор,
весь превратившись в слух,
тихий выслушать разговор
самых влюбленных двух.
Так ко мне приходили стихи…
Я, притаясь в снегу,
вижу, как не везет врагу,
дела у врага плохи!
Слышу — ругается белофинн,
язык искажая мой.
Гранатой хочется разрывной,
но — тихо!
                   Лежи.
                              Один.
Так, дыхание затая,
всё вокруг наблюдай!
Не шевелись!
                          Всё передай! —
вот специальность моя.
Я жил у Москвы-реки,
я не думал, страна,
что поэзия и война
так предельно близки.
Я обязательно буду жив,
я по жизни пройду,
не так —
                в рассеянности,
                                             в бреду,
праздно руки сложив.
Я пойду по тебе, земля,
любую открою дверь,
свои заводы,
                       свои поля
ты мне предоставь, поверь.
1940

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: