«Остановитесь – один только раз…»
Остановитесь – один только раз.
И поверьте, мне ни Ваших слов, ни Вашей руки не надо.
Неужели Вы не остановитесь, для меня, никогда?
В марте рано светает. Кем-то тушится газ,
Просыпаются деревья единственного в мире сада,
Светлеет в Сене вода.
Мне не о чем Вас спросить.
Мне нечего Вам сказать о себе — и не надо.
Неужели март пройдет, как в прежние года?
Но если все-таки Вы остановитесь здесь –
один только раз –
Я запомню дерево, что цветет у самой ограды,
И день, и час, навсегда.
«Не верится – мы утомленные, бледные…»
Не верится – мы утомленные, бледные,
Живущие так без восторга…
А помнишь ли в детстве тяжелые, медные
И редкие листья каштана…
А помнишь ли в детстве глаза удивленные
И слезы совсем без причины…
Не верится – мы навсегда примиренные,
Так мудро, так тихо, так рано…
«Кому нужны твои сомненья…»
Кому нужны твои сомненья,
Твоя Мария, твой рассвет?
– О, совершенно никому…
Ты не герой, конечно, и не гений.
Ты любишь, ты поэт.
Тоскуешь. По чему?
О, эта боль плебейских вдохновений,
И слезы тихие взволнованных мещан.
– И эти лица так бледны…
Туман. Огни. Сиреневые тени.
Ее рука. Туман.
Кому они нужны?
«Неузнаваемо небо молочно-зеленое…»
Неузнаваемо небо молочно-зеленое,
Вечером город чужой и прозрачный такой…
Что это значит? – Пусть плачут в разлуке влюбленные…
Это зовется молитвой, восторгом, тоской.
Что это значит? – Страстное и неумелое,
То, от чего в этой жизни не будет удач…
Дерево в чьем-то саду, неожиданно-белое,
Чей-то холодный и радостный голос: не плачь.
«Если Вы не всегда без печали…»
Если Вы не всегда без печали
За ущербной следили луной,
Если Вы не всегда молчали,
Если Вы не устали – не очень устали,
Побудьте немного со мной.
Равнодушней, внимательней, строже…
(И зачем, и о чем – до утра?)
Улыбнулся – не нам ли? – прохожий.
Мы, должно быть, на очень счастливых похожи…
До свиданья. Мне тоже пора.
«Где-то заиграла шарманка…»
Где-то заиграла шарманка
(Кажется, здесь шарманок нет),
Вывернуть бы душу наизнанку.
Пусть ее, скупую, видит свет…
Рассмеяться, закричать, сломать,
Оскорбить – но только не молчать.
От чего? От гордости несчастной.
Для чего? Для скучной чистоты.
И напрасно, навсегда напрасно,
Музыка из темноты.
«Значит мало такого молчанья…»
Значит мало такого молчанья,
Значит мало мечты о страданье,
Значит мало люблю и горжусь…
Только ночи июльской дыханье,
Равнодушие только и грусть.
Это все. Только темные липы в цвету,
Только этот доверчивый взгляд в пустоту.
Только то, что во мне не оставит следа
Оттого, что забыть не смогу никогда.
«От пустоты, парижской пустоты…»
От пустоты, парижской пустоты…
При чем тут осень, примиренье, слава?
И если даже все на свете правы,
А виновато, сердце, только ты.
То помни, помни чудное признанье
Нетемного, неровного дождя…
При чем тут молодость, прозрачность, узнаванье?
(Все делается тихо и шутя.)
То помни, помни чудное… Рассвет.
Ты право, сердце, — грусти тоже нет.
«Убитые стыдом. Смущенные несчастьем…»
Убитые стыдом. Смущенные несчастьем…
А осень в листьях, в небе, в голосах.
И каждый о другом, с злорадством и участьем,
И каждый о себе… В стареющих сердцах
Злопамятность и память о добре,
И благодарность солнцу в сентябре.
«Неправда, что осенью грустно…»
Неправда, что осенью грустно,
Совсем не грустней, чем весной.
Такой же холодный и солнечный день,
И та же борьба с тишиной,
И запах дождя, и (откуда?) сирень…
Неважно, что завтра случится со мной,
Неважно, что завтра случится со всеми…
Бывает беспечно-ненастное время,
Когда не жалеешь, что листья опали,
Что рано зажглись фонари.
… И в сумерках осени меньше печали,
Чем в свете весенней зари.
«Учись и все-таки не верь…»
Учись и все-таки не верь.
Узнай и все-таки забудь.
Закрытую надолго дверь,
Спокойную – не долго – грудь.
Все беспощадное, родное,
Что так печально любишь ты.
Как теплые зимой цветы,
Как это узкое, ночное,
Вдруг посиневшее окно…
Вернись… и все-таки пойми
Все, что усталыми людьми
Осмеяно и прощено.