Я вынул бумажник и отыскал свое медицинское удостоверение. Он нагнулся, чтобы получше разглядеть при слабом свете.

— Любопытно, — сказал он не без сарказма. Но все-таки сел снова.

— Кроме шуток. Я врач.

— Ладно, пускай врач. Правда, от тебя полицейским за версту несет, но раз врач, так врач. Тогда давай, чтоб все по правилам. Видишь вон там четырех парней? — Он кивнул в сторону своих коллег. — Если что случится, они все смогут подтвердить, что ты показал мне докторскую карточку, а не полицейский значок. Это называется получение сведений обманным путем, детка. На суде не пойдет, ясно?

— Я просто поговорить хотел.

— Любопытно, — сказал он и отпил из стакана. Потом слегка улыбнулся. — Значит, уже успели пронюхать. Кто тебе сказал?

— Есть источники.

— Какие источники?

— Да, так… Источники.

— А для кого это?

— Для меня.

— Для тебя? — Он засмеялся. — Брось шутки шутить. Тебе самому ничего не нужно.

— Ну что ж, — сказал я и встал, собираясь уходить, — Возможно, я не на того напал.

— Постой, детка. — Я остановился. Он все сидел за столом и смотрел в стакан, вертя его в руках. — Сядь! — Я снова сел. Он продолжал смотреть в стакан. — Товар качественный, — сказал он. — Бел примесей. Высшего сорта, но и цена высокая, ясно?

— Ладно, — сказал я.

Он суетливо и нервно почесывался.

— Сколько штук нужно?

— Десять. Пятнадцать. Сколько есть.

— Для тебя хватит.

— Тогда пятнадцать, — сказал я, — только сперва и хочу посмотреть.

— Можешь посмотреть. За качество отвечаю. — Он продолжал нервно почесываться, потом улыбнулся. — Но сперва ты мне одну вещь скажи: от кого ты узнал?

Я заколебался.

— От Энджелы Хардинг.

Это сообщение, казалось, его озадачило. Я испугался — не допустил ли ошибки. Он поерзал на стуле, словно в нерешительности, потом спросил:

— Когда ты ее последний раз видел?

— Вчера, — сказал я.

— Дверь вон там, — сказал он. — Даю тебе тридцать секунд, чтобы убраться отсюда, иначе от тебя мокрого места не останется. Слышишь, шпик? Тридцать секунд.

— Ладно, это была не Энджела, а ее подруга.

— Кто такая?

— Карен Рендал.

— Никогда о такой не слыхал.

— Я думал, вы знакомы. Так мне сказали.

— Тебе неправильно сказали, детка. Наврали тебе, вот что!

Я полез в карман и достал его фотографию.

— Это из ее комнаты в колледже. — Прежде чем я успел опомниться, он выхватил карточку у меня из рук и изорвал ее.

— Какая такая фотография? — ровным голосом спросил он. — Ни о какой фотографии я не слышал. В жизни этой девчонки не видел. А теперь убирайся.

— Я пришел сюда кое-что купить, — сказал я. — И с пустыми рука-мине уйду.

— Ты уйдешь сейчас, если хочешь себе добра.

Он снова начал чесаться. Я посмотрел на него и понял, что больше мне выведать у него ничего не удастся.

— Хорошо, — сказал я и поднялся, будто нечаянно оставив свои очки на столе. — Кстати, ты не знаешь, где бы мне достать немного тиопенталя?

На какое-то мгновение глаза его расширились, затем он спросил:

— Чего? Даже не слыхал, что это такое. Ну ладно, топай отсюда, пока один из тех вон парней около стойки не начал с тобой драку и не пробил тебе голову.

Я вышел на улицу. Было холодно; снова стал накрапывать дождь. Я посмотрел в направлении Вашингтон-стрит и ярких огней других увеселительных заведений с рок-н-роллом, стриптизом и прочими развлечениями. Выждав тридцать секунд, я вернулся обратно в бар. Очки по-прежнему лежали на столе. Я взял их и пошел к выходу, исподтишка обшаривая глазами помещение.

В углу Грек разговаривал по телефону-автомату. Это мне и нужно было установить.

В конце квартала за углом находилась дешевая грязноватая закусочная. Заглянув внутрь через большое окно, я увидел несколько девочек-подростков, которые, весело пересмеиваясь, поедали бутерброды, и двух угрюмых забулдыг в потрепанных плащах. В одном углу три матроса хохотали, хлопая друг друга по спине. Телефон находился в глубине зала.

Я позвонил в Мемориалку и попросил доктора Хэмонда. Мне сказали, что он сегодня ночью дежурит в отделении неотложной помощи. Меня соединили с ним.

— Нортон, это Джон Бэрри. Мне нужны кое-какие сведения из регистратуры.

— Тебе повезло, — сказал он, — сегодня у нас тут затишье. Пара молодцов с ножевыми ранами и несколько пьяных травм. Больше ничего. Что тебе нужно?

— Запиши, пожалуйста, — сказал я, — Грек Джонс, негр, лет двадцати пяти. Мне нужно знать, лежал ли он когда-нибудь у нас в больнице и состоит ли на учете в одной из наших поликлиник? И точные даты.

— Ясно, — ответил Хэмонд. — Грек Джонс. Лежал ли в больнице и лечился ли в поликлинике. Сейчас проверю. Ты позвонишь?

— Нет. Попозже сам зайду.

Как выяснилось впоследствии, это было очень мягко сказано.

Поговорив по телефону, я почувствовал, что голоден, и взял себе сосиски и кофе. Никогда не ем рубленых бифштексов в таких заведениях. Во-первых, потому, что их нередко готовят из конины или крольчатины, а то и просто из требухи или другой какой-нибудь гадости, которую можно пропустить через мясорубку. А во-вторых, в таких местах обычно бывает достаточно всяких патогенов, чтобы перезаразить целую армию. Взять, к примеру, трихины — число людей, зараженных ими в Бостоне, в шесть раз превышает среднюю цифру по стране. Нет, осторожность никогда не мешает.

Одним словом, я взял сосиски и кофе. Я ел их и смотрел в окно на прохожих. И снова вспоминал о Греке Джонсе. Мне очень не понравилось то, что он мне сказал. Совершенно очевидно, он занимался торговлей наркотиками, вероятно — сильнодействующими. Это весьма осложняло дело — в особенности если принять во внимание, как он реагировал на имена Энджелы Хардинг и Карен Рендал.

Я доел сосиски и принялся за кофе. Когда поднял голову, увидел в окно, как мимо быстро прошел Грек. Меня он не заметил. Он смотрел прямо перед собой, и лицо у него было встревоженное. Я залпом допил кофе и поспешно направился вслед за ним.

Я пропустил его вперед на полквартала. Он шел торопливо, расталкивая прохожих. Я старался не выпускать его из виду. Дойдя до Стюард-стрит, он свернул влево. Эта часть Стюард-стрит была безлюдной; я приостановился, зажег сигарету и туже затянул пояс плаща, пожалев, что на голове у меня нет шляпы: стоит ему оглянуться, и он непременно меня узнает.

Грек прошел еще квартал, а затем снова свернул влево. Он явно заметал следы. Я не совсем понимал его маневры, но на всякий случай стал держаться осторожней. Он шел торопливой нервной походкой — походкой испуганного человека. Теперь мы шли уже по Харви-стрит… Здесь находится несколько китайских ресторанчиков. Я задержался возле одного, сделав вид, что читаю меню, висевшее в окне.

Грек по-прежнему шел не оглядываясь. Он прошел еще квартал, а затем свернул вправо. Я следовал за ним. К югу от правительственных зданий характер города внезапно меняется. Напротив этих зданий, на Тремонт-стрит, расположены дорогие магазины и фешенебельные театры. Вашингтон-стрит находится всего в одном квартале отсюда, но она далеко не столь элегантна: там много баров, где толкутся публичные девки, и кинотеатров, где демонстрируются порнографические фильмы. А еще через квартал можно увидеть кое-что и похлестче. Затем идет квартал китайских ресторанчиков, на этом зона увеселений кончается. Отсюда начинается район оптовых магазинов. Преимущественно магазинов одежды. Вот здесь мы теперь и очутились.

Магазины не были освещены. Рулоны материй стоймя стояли в витринах. Двери были большие, окованные железом, здесь сгружали и нагружали товары грузовики. Тут же притулилось несколько галантерейных лавчонок. Магазин театральных товаров. Бильярдная в полуподвале, откуда доносилось приглушенное постукивание шаров.

На улице было сыро и темно. И пустынно. Грек быстро прошел еще один квартал и остановился. Я спрятался в подъезде и стал ждать. Он оглянулся и снова пошел. Я последовал за ним. Несколько раз он возвращался по собственному следу, время от времени останавливался и оглядывался. Пронесся автомобиль, шелестя шинами по мокрой мостовой. Грек отскочил в тень, а когда машина скрылась, снова вышел на тротуар. Он явно нервничал.