«Маня, ты была не права. Не родись красивой, а родись счастливой - мудро гласит пословица. А я счастлива и судьба на моей стороне. Не важно: случай или мои усилия помогли избавиться от Ольги, и теперь я ее наследница. Все, чем владела Ольга, теперь станет моим, даже ее муж Глеб. Природа обделила меня красотой? Ничего, красивые вещи и косметика скроют этот недостаток. А теперь прочь отсюда. Жаль, что беременность не дает возможности отметить мой триумф - подправить вином плохое настроение».

- Смотри, как Иван Степанович старается, - услышала она рядом разговор и прислушалась, - как будто самого дорогого человека хоронит. А ведь Ольга была женой его самого заклятого соперника, Глеба Леонидовича. Если бы тот в тюрьму не попал за убийство, то не долго бы «царствовал» Иван Степанович на своей должности. И не известно, убивал ли Глеб Леонидович ту женщину. Мирный он человек, и на убийцу не похож.

- На Чикатило тоже никто бы не подумал, что он убийца, - возразила другая женщина, но уточнила, - хотя на Глеба я подумала бы в последнюю очередь.

- Убивал, не убивал, - это не наша компентенция. Главное, что после того, как Глеб попал в тюрьму, отношения у Варавы и Ольги значительно улучшились, можно сказать, они максимально сблизились.

- Да что вы здесь такое говорите, у гроба покойницы! - вмешалась в разговор третья женщина. - Как вам не стыдно!

- Галя, неужели это ты? - услышала Галя, обернулась и с удивлением увидела бабу Марусю из села Ольшанка. Рядом с ней заметила еще нескольких односельчан. Галина сдержанно поздоровалась с ними.

- Галя, ты теперь совсем городская стала! - одобрительно сказала баба Маруся, оценив внешний вид девушки и пожаловалась. - Вот незадача! Как только узнали, что с Олечкой приключилось, мы собрались и приехали сюда. - Маруся вытерла платочком слезящие глаза - Решили забрать Олечку и похоронить на родине, в Ольшанке, рядом с Ульяной, а этот плешивый, - она указала пальцем на Иван Степановича, который как раз произносил прощальную речь, - не отдает. Говорит, что здесь ей место. А мне председатель автобус дал и подмогу, чтобы Олечку сопроводить домой. А плешивый не дает! Сжигать ее надумал!

Нельзя ее здесь хоронить, да и время уже позднее. - Маруся с досадой махнула рукой. - Пошли, Галочка, вместе попросим его. Авось сдастся плешивый черт!

Галя послушно поплелась за бабой Марусей. Иван Степанович после речи вновь обмахивался шапкой, словно веером.

- Что, соколик, притомился? Может одумался и отдашь тело Олечки, чтобы захоронить его на ее родине, в Ольшанке? - ласково спросила баба Маруся.

- Гражданка, не несите ересь! - маленький человек аж покраснел от возмущения. - Институт взял на себя организацию похорон гражданки Костюк, и доведет все до конца. А вы здесь не мельтешите. Приехали прощаться, - значит, прощайтесь! А меня больше дурацкими вопросами не отвлекайте! - и он отвернулся. Баба Маруся печально вздохнула. В это время рыжий поп начал отпевать покойную. Баба Маруся достала из кошелки несколько свечек, перетянутых шпагатом.

- Галя, возьми себе свечку. Никого из родных Олечки здесь нет, так хоть мы ее помянем. Жаль, певчих с собой не взяла! Пойду раздам свечи нашим односельчанам, для Олечки мы здесь самые близкие, - и она исчезла в толпе.

- Иван Степанович, возьмите свечу и прочитайте про себя «Отче наш»! - услышал Варава голос рядом с собой, и с удивлением уставился на худощавую темноволосую девушку, протягивающую ему горящую свечку. Что-то в ней было необычное, скорее всего большие черные пустые глаза, ничего не выражающие.

- Зачем это?

Девушка приблизила свое лицо к нему и прошептала.

- Вы ведь любили ее, и были любимы! Я это знаю, как и то, что той ночью в Ольшанке она была не одна, а вместе с вами. - Иван Степанович почувствовал леденящий ужас, сковавший холодом его тело. Он вспомнил ту страшную ночь, когда поддался просьбе Ольги и отвез ее в Ольшанку. Как она прибежала перепуганная, рассказав, что кого-то ранила в том селе, одного или двух человек. Как переживал, боялся встречи с милиций, огласки его отношений с Ольгой. А теперь эта девчушка заявляет, что знает об этом!

Иван Степанович послушно взял свечу и начал едва слышно читать молитву «Отче наш», хорошо знакомую ему по деревенскому детству. И отрешился от всего окружающего, словно этим мог помочь любимой женщине, лежащей в гробу на холодном каменном постаменте. Любил ли он ее? На этот вопрос он не мог ответить при ее жизни, но после того, как безвозвратно потерял, то понял - да, любил! Неприятности, которых он опасался после злополучной поездки в Ольшанку, были ничто, по сравнению с тем, что ее больше нет. Воспоминания об Ольге захлестнули его, у него возникло чувство того, что вместе с ее смертью он потерял самое важное в жизни.

Когда он пришел в себя, странной девушки рядом не было, так же, как и свечи, которую недавно держал в руках, ощущая, как горячий воск стекает по пальцам. Остались лишь следы воска и ощущение, знакомое ему по далекому детству, словно он украдкой выплакался.

- Не девушка, а наваждение! - прошептал Иван Степанович и непроизвольно перекрестился. Сегодняшний день был богат всевозможными задержками, срывами, из-за чего они так сильно и опоздали. В морге не могли найти тело Ольги, хотя санитар помнил, что подготовил его и уложил в гроб. Потом выяснилось, что его по ошибке погрузили на другой автобус, а разобрались, только когда собрались выставить гроб для прощания возле дома. Ее тело перепутали с телом пожилого мужчины. Иван Степанович представил себе лицо вдовы, когда подняли крышку гроба, и обнаружили вместо тела горячо любимого супруга молодую женщину. Неожиданно для себя, он громко, весело хихикнул, спохватился и покраснел.

Распорядительница скомандовала:

- А теперь родственники, друзья, знакомые могут в последний раз попрощаться с Ольгой Викторовной.

Галя дождалась своей очереди, подошла к гробу, склонила голову, в последний раз взглянула на Ольгу, и похолодела от ужаса. Покойница открыла глаза и насмешливо посмотрела на нее. Галю парализовало от ужаса, ее тело оледенело и она зажмурилась. Когда открыла глаза, то все было как обычно. Покойница лежала с плотно закрытыми веками, и лишь на лице немного поплыл грим. Окружающие люди вели себя, как обычно, послышалось сдержанное рыдание, - это Нюра, бывшая одноклассница Ольги, приехавшая вместе с бабой Марусей, не смогла себя сдержать.

«Неужели ЭТО никто не заметил?!» - Галя не могла прийти в себя от увиденного.

А Ивану Степановичу показалась, что покойница ободряюще улыбнулась ему, и он решил на ночь выпить снотворного, чтобы не приснились кошмары. Галя решила не сопровождать гроб до могилы, а поскорее возвратиться домой, чтобы ей еще что-нибудь не померещилось. На выходе из траурного зала ее задержала баба Маруся.

- Галюся, а свечку ты положила в гроб? - тревожно спросила старушка.

- Да. Как и положено, в ноги. Что-то случилось? - автоматически переспросила Галя, хотя на самом деле хотела как можно скорее оттуда уйти. Очень сильно болела голова, стало подташнивать.

- Я раздала семь свечей, а в ногах обнаружила только шесть. Ошибиться я не могла.

Нет седьмой свечи! - с тревогой в голосе пояснила баба Маруся. - На похоронах Ульяны также не досчитались свечи, и сколько смертей после этого последовало…

- Свою я положила, баба Маруся. Извините, но я себя плохо чувствую, похоже, заболела. До свидания. Буду в Ольшанке, обязательно забегу.

И Галя заспешила прочь, уже не слыша ничего, что ей говорила старушка. А та сетовала, что уже сгустились сумерки, и поп не будет присутствовать при захоронении Ольги, а, значит, не опечатает могилу. Она-то землицы наберет и отвезет отцу Никодиму для опечатывания, но не знает, когда будет возможность передать эту землицу обратно на могилу.

По дороге домой Галя не выдержала и заехала на квартиру, где до недавнего времени проживала Ольга, и куда должен был вернуться из заключения Глеб, и не один, а вместе с ней, Галей. Выходка была крайне безрассудная и опасная, так как она могла попасться на глаза соседям, и у тех возник бы закономерный вопрос - окуда у нее ключи? Но все сошло с рук.