Вечером следующего дня она обвенчалась с господином Христофором ди Негро в крепостной церкви святого Клемента, расположенной у подножия Дозорной башни. На скромный свадебный пир было приглашено человек сорок из находившихся здесь генуэзцев, но веселья не было, гостей одолевали тяжкие думы. По окончании пира, который продолжался недолго, Беата и ди Негро возлегли на брачном ложе.

Турки прекратили обстрел с моря, так как пожар беспощадно продолжал за них начатое дело. Мест для размещения в городе людей с предместий и порта не хватало, и на площади выросли самодельные шалаши, изготовленные из подручных материалов. Устроившиеся там люди готовили пищу на кострах, и сразу же возросла плата за дрова. Люди справляли нужду, где придется, кругом стояли вонь, шум, ругань озлобленных людей, оторванных от домашнего очага, плач детей. Город, до этого опрятный, стал похож на бродягу. Участились случаи воровства, по поводу чего консул издал строгий указ, повелев карать за воровство смертью, и для этого возвести на площади виселицы.

Госпожа Беата стояла на верхней площадке башни консульского замка и тревожно всматривалась вдаль. Со всех сторон поднимались клубы черного дыма. Передовые отряды турок уже стояли перед самой крепостью, на расстоянии чуть больше полумили, более чем достаточного, чтобы быть вне досягаемости камнеметных и копьеметных орудий генуэзцев. Турецких войск, заполонивших долину перед крепостью, уже было больше, чем затаившихся в городе жителей. Они обустраивали лагерь, копали защитный ров, возводили вал, на котором устанавливали частокол. Было видно, что великий визирь Гедик-Ахмед-паши не пытается с ходу покорить грозную крепость, несмотря на малочисленность ее защитников. В том, что великий визирь прекрасно знает состояние дел в крепости, консул не сомневался. Ему было известно, что способствовал сдаче Каффы местный крупный землевладелец и магнат Андреоло ди Гуаско, а пособниками турок при сдаче Тасили, передовой крепости на пути к Солдайе, были его братья - Теодоро и Деметрио.

Беата увидела, как от позиций турок отделились трое всадников и, размахивая белым флагом парламентеров, помчались к крепости. Беата окликнула служанку Мару и поспешила вниз, в город, понимая, что консул парламентеров примет не в своем замке, а в зале для торжественных собраний, построенном консулом Талано Кристиано Мондиано. Вход в зал, перед которым уже собралась внушительная толпа жителей, охраняли аргузии Кароци и Сколари. Увидев госпожу Беату, они не стали препятствовать тому, чтобы она вошла в зал. Войдя, она увидела, что консул сидит в кресле, стоящем на подиуме, по бокам от него расположились два полностью вооруженные аргузия, Якобо и Иорихо, блестя доспехами и грозно сжимая ручки алебард. Чуть ниже в креслах сидели городские синдики совета четырех Теодоро Калаиото, Косма сын Копояна, Константин Арабажи, Фока Орокопос, возле них стоит кавалерий Микаели ди Сазели и капитан аргузиев Константино ди Франгиссо, чуть поодаль епископ Солдайи Иоанн, митрополит Сугдейский Григорий и армянский епископ Карапет.

Спиной к Беате стоял турок в высоком тюрбане, красном халате и двое мужчин в одежде генуэзских вельмож. Один из них начал говорить:

- Великий визирь Гедик-Ахмед-паша, прибывший исполнить священную волю мудрейшего и могучего повелителя Оттоманской Порты, властителя многих земель и народов, падишаха, великого султана Мехмеда II, решившего завоевать этот край, через своего посланника Махмуда-агу, - турок слегка склонил голову, - согласно мусульманскому закону обещает сохранить жизнь и имущество жителям, если они сдадут город, не оказав сопротивления. Иначе он утопит город в крови, пощады не будет никому. Каффа повержена в прах, Генуя далеко - помощи вам ждать неоткуда, - грозно вещал высокий мужчина в темно-красном бархатном камзоле и шляпе с высокой тульей. Беата видела только его спину, но узнала говорившего по голосу - это был Теодоро ди Гуаско.

- Что ответите, досточтимые синдики, на предложения турецкого паши? - послышался голос консула.

Те замешкались, тихо переговариваясь между собой.

- Что скажете, досточтимые синдики на предложения турецкого паши? - повторил вопрос консул, и в голосе его зазвучала сталь.

Беата поняла, что он уже принял решение, вне зависимости от того, что скажет городской совет.

- Господин консул! - решился Фока Орокопос, готовясь озвучить решение старейшин. - К сожалению, великая Генуя и светлейший банк святого Георгия находятся очень далеко от нас, Боспорский пролив закрыт Оттоманской Портой. - Он привстал и поклонился в направлении мужчины в высокой чалме и красном халате. - Оттуда нам ждать помощи не приходится. Каффа, с ее более могучей крепостью, чем Солдайа, и многочисленным войском сдалась турецким войскам. Мы остались одни. - И он замолчал.

- Я жду вашего решения, - в третий раз грозно потребовал консул.

- Мы не устоим против турок. Надо принимать предложение великого визиря Гедик-Ахмед-паши. - Синдик вновь привстал и поклонился турку. - Он нам гарантирует жизнь и сохранность имущества. У нас единодушное мнение - город надо сдать без боя.

- Кто еще придерживается такого мнения? - грозно спросил консул, привстав с кресла.

Зал безмолвствовал, что можно было принять за молчаливое согласие с высказанным предложением. Теодоро ди Гуаско с довольной ухмылкой оглядывал зал, с ним боялись встретиться взглядом, и большинство собравшихся опустили глаза вниз.

- Досточтимый господин консул! Разрешите мне высказаться? - Вперед выбрался крепыш с необъятной шириной плеч. - Я моряк, капитан судна «Быстроногая лань», Томаззио ди Марио. Моему судну чудом, слава святой Марии и святому Варфоломею, моему покровителю, удалось вырваться из Каффы. Я свидетельствую, что Каффа была предательски сдана туркам группой официалов во главе с Оберто Скварчифико, Андреоло ди Гуаско и Грегоро ди Пино. И великий визирь Гедик-Ахмед-паша частично вырезал население города, подверг его грабежу, многих жителей увез в рабство в Турцию. Те генуэзцы, которым не хватило места на кораблях, были прямо в порту зарезаны. Часть гарнизона крепости оказала сопротивление, когда турки были уже в городе, и те, кто остались живы, приняли мучительную смерть на колу. Вы желаете добровольно сдать город и тем самым подвергнуть унижениям и страданиям своих детей, жен, отдав их на поругание врагу? Или вы ослепли и не видите, какое зарево сопровождает движение турецкого войска?

В зале поднялся шум, стали раздаваться выкрики. Консул встал с кресла, гордо выпрямился, и шум сразу стих.

- Властью, данной мне светлейшим советом банка святого Георгия и высокой общиной Генуи, заботясь о жизни и имуществе горожан, я, консул Солдайи, Христофоро ди Негро, принимаю решение оборонять вверенную крепость до последней возможности, обязуюсь ни при каких обстоятельствах ее не покидать, пока жив. В том клянусь на иконе коронования Девы Марии. - И он поклялся на поднесенной епископом Солдайи иконе.

Многие из присутствующих стали следовать его примеру.

- Ты об этом пожалеешь, консул! Горько пожалеешь, когда великий визирь посадит тебя на кол, как и многих других. А твою Беату…

Тут консул властно поднял руку, требуя тишины, и его голос загрохотал:

- Во имя Христа! Властью, данной мне светлейшим советом банка святого Георгия и высокой общиной Генуи для оправления правосудия, обвиняю братьев ди Гуаско в измене и приговариваю их к заточению в темнице до вынесения окончательного приговора, который последует незамедлительно, не позже завтрашнего утра. Кавалерию Микаели ди Сазели взять под стражу Теодоро и Деметрио ди Гуаско!

- Не имеешь права - мы парламентеры и обладаем правом неприкосновенности! - хрипло выкрикнул Теодоро. - Консул, ты ведь все время твердил, что для тебя закон превыше всего, а сейчас…

- У предателей нет права на неприкосновенность, у них нет никаких прав. - Увидев, что турок тревожно наблюдает за тем, как вяжут его спутников, скомандовал: - Проводите господина парламентера на выход, к великому визирю он вернется в одиночестве. Думаю, ему не надо переводить, наше решение ему ясно. А завтра утром его поймет и великий визирь, увидев этих предателей болтающимися на виселице.