Если бы Локрин и Тайя Аркизан знали, к каким злоключениям приведет их любопытство, они бы… Они бы все равно отыскали эту секретную дверь!

И уж конечно, постарались бы узнать, что за ней скрывается.

Локрин первым смекнул, что в доме что-то не так. Бросалось в глаза некое несоответствие: две комнаты в западном крыле дядиного дома что-то уж слишком маленькие. То есть если измерить протяженность стены дома снаружи, а затем вычесть внутренние размеры комнат, оставалось лишних четыре шага.

Не могли же стены быть такими толстыми!

Словом, любой, у кого в голове есть хоть капля мозгов, рано или поздно догадается, что в доме имеется потайное помещение. Оставалось лишь отыскать туда дверь и подобрать ключ.

Тайя занялась осмотром стен, а Локрин перебирал и ощупывал различные предметы — в надежде отыскать спрятанную задвижку или замаскированный рычажок, при помощи которых отпиралась дверь. Увы, никаких результатов. Сколько Локрин ни переставлял канделябры, статуэтки, ни нажимал на корешки книг — каменная стена никак не желала раздвигаться.

Тайя оказалась удачливее. Под настенным ковром-гобеленом девочка обнаружила небольшое отверстие — щель, уходящую вглубь между каменными плитами. Она позвала брата.

— То, что нужно, — кивнул тот. — Давай действуй!

Оба понимали, что дядя не стал бы запирать потайную дверь на обыкновенный замок. Наверняка устроил что-нибудь эдакое — что мог открыть только мьюнанин.

Мьюнане, да будет вам известно, — особый народ. Их тела обладают удивительным свойством — они могут становиться аморфными: то есть размягчаться, делаясь податливыми, словно глина или пластилин, и принимать любую форму.

Локрин смотрел, как Тайя, положив на стол правую руку, принялась ее разминать. Рука на глазах вытягивалась, сплющивалась, приобретая форму длинного ножа, пока не сделалась достаточно тонкой и узкой, чтобы пролезть в щель между каменными плитами.

Просунув руку, Тайя нащупала за стеной рычаг. При этом запястье оставалось таким же узким, а кисть и пальцы снова приобрели нормальный вид. Тайя ухватилась за рычаг и потянула. Механизм легко поддался, и послышался щелчок. Взволнованные дети выдохнули одновременно. Они нашли вход в мастерскую дядюшки Эмоса!

Часть стены с мягким скрежетом подалась назад, и дети-мьюнане заглянули в образовавшийся проем. Крутая лестница вела прямо в темный подвал. Тайя вытащила руку из отверстия и несколько раз встряхнула ею, чтобы вернуть кисти прежний вид. Тем временем Локрин принес из кухни фонарь и спички.

Мальчик начал спускаться первым, освещая дорогу. Лестница вела гораздо глубже, чем это бывает, когда спускаешься в обычный подвал. Тайя насчитала пятьдесят две ступеньки. То, что они увидели, сразу объяснило, почему помещение потребовалось прятать так тщательно и глубоко.

Здесь обнаружились все доказательства того, что в своей мастерской дядя Эмос Гарпраг занимался волшебным ремеслом трансформагии! (Просьба не путать со способностями к трансформации, которыми обладали мьюнане.) В отличие от трансформации трансформагия позволяла менять свойства других вещей и предметов, превращать их, подобно собственным телам, в податливый и пластичный материал.

Подземная мастерская была таких же размеров, как и дом над ней. Восемь каменных колонн поддерживали сводчатый потолок. Вдоль стен располагались шкафы и полки. Одна из стен, похожая на отвесный берег, усеянный бесчисленными ласточкиными гнездами, служила хранилищем древних свитков. У мьюнан — нет книг. Они ведут записи на пергаменте, в виде пиктограмм.

Но свитки не интересовали Тайю и Локрина. Куда интересней было то, что обнаружилось на рабочих столах дяди Эмоса, образчики его магического ремесла. На каждом верстаке лежали удивительные полуфабрикаты: куски металла, дерева, даже несколько живых растений, необычайным образом переплетенных друг с другом, самых противоестественных форм. Например, кактус, превращенный в сороконожку. Дерево, выращенное из обыкновенных столовых вилок. И даже кресло с подлокотниками, сделанное из бараньих костей.

Но самыми занятными были все-таки растения. Оставаясь живыми, они были трансформированы почти до неузнаваемости. На столах лежали груды полуфабрикатов разной стадии готовности: несколько корявых пней, обрезки листового железа, других материалов в виде фигурок животных и людей. Судя по ним, Эмос Гарпраг отлично владел искусством размягчать любые предметы, придавая им самые причудливые формы. Древесина свисала с края стола застывшими сосульками, словно еще недавно была жидкостью. Даже на металле, как на мягком пластилине, виднелись оставленные отпечатки пальцев… Это и называлось искусством трансформагии. А Эмос Гарпраг, несомненно, был мастером своего дела, вылепливая предметы из любых самых твердых материалов с такой же легкостью, с какой трансформировал собственное тело.

Все это настолько противоречило тому, чему учили Тайю и Локрина, что у них даже мурашки бежали по коже. Однако дети как зачарованные бродили по мастерской.

— Если он нас здесь застукает, мы пропали, — шепнула Тайя.

— Подумаешь, только посмотрели, — возразил Локрин. — Он что, запрещал нам сюда заходить?

— Вообще-то, нет… Но ведь в том-то и дело: это секретная мастерская!

— Погоди, — принялся рассуждать брат, — вот если бы дядя предупредил, что где-то есть потайная дверь и что он не хочет, чтобы мы в нее заходили, тогда другое дело. Тогда понятно. Но раз он ни о чем таком не предупреждал, а мы просто случайно ее нашли… Значит, имеем полное право посмотреть!

Тайя лишь фыркнула в ответ, и Локрин понял, что не очень-то убедил ее. Да и сам он, прямо скажем, не чувствовал большой уверенности. Впрочем, дядя Эмос уехал в Рутледж и вернется нескоро. Значит, мысли о возможном наказании можно отложить на потом.

Новый удивительный мир, открывшийся им, ждал исследователей. Трансформагия у мьюнан находилась под строжайшим запретом, и еще ни разу детям не случалось наблюдать подобных чудес. А слухи ходили самые разные.

В распоряжении дяди Эмоса был полный набор настоящих, профессиональных инструментов. Локрин с восхищением разглядывал один из них, странно изогнутый и диковинный. Ему и Тайе позволяли иметь лишь детские инструменты, с помощью которых можно было проводить трансформации только собственных тел.

— Мама с папой говорили, что после тетиной смерти дядя перестал заниматься этими вещами… Думаешь, они знают?

— Еще бы! Папа помогал дяде строить дом. А значит, и секретную мастерскую. Просто родители всегда об этом помалкивали.

Тайя подошла к рабочему столу в центре комнаты. На верстаке лежало несколько инструментов, пергаментов из телячьей кожи, испещренных иероглифами, а также поднос с горкой лесных грибов, наполовину превращенных в квакающую жабу.

Девочка пробежала пальцами по листам пергамента и удивленно приподняла брови.

Казалось, записи сделаны не чернилами, а проявились на телячьей коже сами собой. Причем последняя запись обрывалась на полстранице. Рядом лежало перо. А чернильницы вообще не было.

— Ты только посмотри, Локрин! Он и писать может таким способом. Как по волшебству — без чернил!

Локрин взял в руку перо.

— Да уж, — усмехнулся мальчик, — дядя Эмос сэкономил кучу денег на чернилах.

Тайя взяла другой пергамент и стала рассматривать записи. Это были старинные стихи. Она не смогла разобрать их содержание хорошенько, но догадалась, что это какие-то тайные рецепты.

— Дай посмотреть! — воскликнул Локрин, пытаясь выхватить у сестры пергамент.