— Солдатом я не был. Если ты имеешь в виду, не служил ли я в армии…

— Во время войны с Нораньей я был юнгой на корабле моего отца, — принялся рассказывать Неблис. — Это было много лет назад. Отец получил легкое ранение в руку. Но рана загноилась, и появилась угроза заражения крови. Отцу была нужна экстренная помощь. Мы находились у берегов Браскии, но нам не разрешили зайти в порт, потому что браскианцы были союзниками норанцев. Тогда нашему корабельному плотнику пришлось взять пилу и без всякой анестезии отпилить отцу руку, чтобы инфекция не пошла выше. Несколько человек держали отца, который, дабы не кричать, стискивал зубами обрезок каната…

— Грустная история.

— Только безумцы ищут войны, Эмос, — закончив свой рассказ, вздохнул Неблис. — Но если браскианцы что-то затевают, картранцы будут вынуждены ответить.

— А ты уверен, что они действительно что-то затевают? — с сомнением покачал головой Эмос. — Может быть, это все только слухи?

— Недавно мой корабль атаковали в Браскианском заливе. Нас обстреляло браскианское судно. Нам удалось уйти живыми и невредимыми, но паруса оказались в нескольких местах продырявлены стрелами, выпущенными из мощных арбалетов.

— Тогда вы еще легко отделались, — задумчиво проговорил Эмос, словно обращаясь к самому себе.

Этот морской инцидент показался ему чрезвычайно странным. Насколько ему было известно, на вооружении браскианцев были пневматические гарпунные пушки, а не арбалеты. Впрочем, арбалетами не были оснащены и картранские корабли.

— Так ты разыскиваешь двух ребятишек? — вдруг спросил Неблис. — Я как раз слышал, что прошлой ночью двое детей-мьюнан пытались устроить побег какому-то человеку, которого норанцы везли под конвоем в Гортенц. Говорят, на них спустили шаксов…

Колонна тюремных фургонов и бронемашин остановилась перед городскими воротами. Командир должен был предъявить документы и получить разрешение на въезд. Наконец часовой сделал знак, и конвой проследовал под низкие каменные своды арки в Гортенц.

Фургон трясло и швыряло по булыжной мостовой. Хруч размышлял о том, что его ждет и какую в дальнейшем избрать тактику. Выбор у него был небогатый. Если он изберет молчание и не откроет себя, пострадают другие. Если признается, кто он такой, всех отпустят, а его снова отправят заниматься научной работой.

В конце концов Хруч решил, что время терпит. Нужно подождать, сначала посмотреть, что предпримут норанцы.

Шесть тюремных фургонов отделились от походной колонны и въехали на огороженную территорию, где в форме правильного прямоугольника располагались мрачные каменные бараки.

Над тюрьмой высились две сторожевые вышки. С внешней стороны глухие, отвесные стены бараков не имели окон. На крыше вдоль зубчатого парапета курсировали охранники, а из узких треугольных бойниц угрожающе торчали взведенные арбалеты. Такую тюрьму было нелегко взять штурмом, но еще труднее было из нее убежать. Глядя на башни и стены, Хруч совершенно пал духом.

Охранники отперли фургоны, и пленники стали выпрыгивать из клеток и выстраиваться на тюремном дворе перед маленьким человечком в серой шинели, под которой виднелся зеленый мундир и узкий галстук с серебряной заколкой. У него были реденькие, похожие на паутину, светлые волосы. Кожа на лбу сморщенная, словно старый пергамент, сквозь который просвечивали голубые вены. Человечек бесстрастно рассматривал вновь прибывших. Главное — приказ выполнен, остальное его не интересовало.

Хруч хотел выпрыгнуть из фургона вслед за остальными, но охранник грубо затолкал его обратно. Шешил проходил по другой статье. Оглядев пленников и сверившись с записями в блокноте, человечек в шинели объявил:

— Мое имя Мангрет. Я помощник его превосходительства Рак-Эк-Наймена. И у меня к вам только один вопрос, ничтожества. Если я получу на него удовлетворительный ответ, то все отправятся по домам, если нет — то в тюремные камеры. Там у вас будет время подумать… Вопрос следующий. Я ищу человека по имени Шешил Хруч. Есть такой среди вас?..

Наступила полная тишина. Пленники недоуменно переглянулись. А через секунду разразился шквал протестов. Каждый принялся выкрикивать, кто он такой и откуда и что его арестовали по ошибке.

Глядя на всеобщее смятение, Хруч решил, что пора признаться. Эти люди не должны страдать из-за него.

— Я Шешил Хруч! — закричал он. — Вот он я!

К несчастью, Мангрет находился на другом конце двора и в общем шуме не расслышал его крика. Хруч хотел крикнуть еще раз, но неожиданно получил жестокий удар в лицо и отлетел в угол фургона. Из носа полилась кровь, а из глаз брызнули слезы. Все было как в тумане. Чья-то железная рука прижала его к решетке, а около уха раздался зловещий шепот:

— Ты останешься со мной, насекомое! Ни слова больше, иначе я раздавлю тебя и твою подружку прямо здесь. Я же сказала, что ты мой!

Для пущей убедительности женщина-воин по имени Гралкия ткнула его кулаком под ребра. Хруч скорчился от боли, хватая ртом воздух.

Тем временем остальных пленников погнали в бараки.

Мангрет уже понял, что среди них нет того, кого он ищет, но для надежности решил подержать их в тюрьме еще пару деньков. Хруча и Джил выволокли из фургона и потащили в противоположном направлении, к другому бараку.

Хруч с ужасом увидел, что среди его конвоиров находится Гралкия. Не женщина, а сущий дьявол. Теперь она не отстанет от него, пока не отомстит.

Ах, как он теперь жалел, что судьба дала ему шанс вырваться за стены исследовательского центра!

Лучше бы никогда не встречаться ни с этими проклятыми детьми, ни с Джил! При одном воспоминании о чайнике, которым он огрел Гралкию, беднягу самого била дрожь.

Получив пинок в спину, Хруч кубарем скатился по крутой каменной лестнице и оказался в темном и мрачном тюремном коридоре, а затем в маленькой комнатке. Перед ним сидел человек с таким же грубым лицом и мозолистыми руками, как у других воинов, но без доспехов. Человек перебирал какие-то бумаги, которыми был завален его стол.

— Это еще что за фрукт? — поинтересовался он у охранников.

— Он посмел напасть на норанского воина! — заявила Гралкия.

— Что-что? Этот доходяга напал на солдата? Может, он был вооружен?

— Он был вооружен чайником!

Чиновник за письменным столом согнулся пополам и зашелся от хохота. Даже Хруч не смог сдержать улыбки.

— Чайником?! — едва мог выговорить чиновник. — С чайником напал на воина, а когда тот был повержен на землю, добил его бутербродом с ветчиной? — продолжал он, немного отдышавшись. — Я правильно понимаю? Это, наверное, было весьма печальное зрелище: воин, лежащий в луже чая! Ха-ха-ха!

— Ваши шутки здесь неуместны, господин главный надзиратель, — огрызнулась Гралкия.

— Что же заставило его совершить это дерзкое нападение? — спросил чиновник.

— Вы что, издеваетесь надо мной, господин главный надзиратель? — прорычала Гралкия, заметив, что и двое других охранников покатываются со смеху.

— Подождите, не говорите, — попросил чиновник. — Я сам попробую угадать… Наверное, он оборонял стратегические запасы соленых огурцов? Ха-ха-ха! Хотел бы я посмотреть на эту картину! Так вы говорите, он бился чайником насмерть? Хорошо еще, что ему не пришло в голову запустить в вас банкой с яблочным вареньем… Ха-ха-ха!..

Придя в бешенство, Гралкия нависла над чиновником и, схватив его за плечи, так хватила об стену, что посыпалась штукатурка. Хохот мгновенно прекратился.

— Брось его в камеру! — завопила она. — И ни слова больше, если не хочешь, чтобы я вышибла из тебя дух!

Потрясенный надзиратель покорно снял с крючка огромную связку ключей и сделал знак следовать за ним.

— Посади его в самую мерзкую камеру! — сурово потребовала Гралкия, подталкивая в спину Хруча.

Они двинулись по коридору. Надзиратель позвякивал связкой ключей. Гралкия с ненавистью посматривала на ученого. Они миновали не один десяток зарешеченных дверей в камеры, прежде чем надзиратель остановился и загремел ключом в замке. Дверь со скрипом отворилась.