Сколько времени Макурра оставалась халкидонитской, неизвестно. В какой‑то момент между 2–й пол. VI в. и началом VIII в. она объединилась с Нобатеей и приняла монофиситство[311]. Иоанн Никиуский рассказывает, что император Маврикий (в конце VI в.) послал полководца Аристомаха, который «победил варваров земли Ноба и Африки, называемых «муртаныс«[мавры] и других варваров, называемых «марикос«[макурриты]. Он разбил их наголову, опустошил их страну, отобрал их имущество и привез всех пленников в Египет по Нилу, ибо война проходила на берегах этой реки»[312]. Была ли война с Макуррой следствием каких‑то вероисповедных разногласий, мы не знаем.
Вообще, весьма примечательно, что вся драматичная и богатая история византийской миссии на Среднем Ниле ни единым словом не упомянута ни в одном греческом источнике. А ведь VI в. обеспечен ими весьма полно. В монофиситстве ли самих миссионеров тут причина или, может быть, в том, что новокрещенные земли лежали за пределами территориальных притязаний Римской, а значит и Византийской империи? Позднее мы столкнемся с таким же удивительным «молчанием века» на примере Киевской Руси (см. ниже, с. 212).
VII. Персия
Время Юстиниана было периодом самых амбициозных миссионерских проектов, однако его преемники также пытались не отстать. Так, при Юстине И, в 569 г., согласно латинской хронике Иоанна Биклярского, африканское племя гарамантов, жившее посреди Ливийской пустыни, «желая подчиниться Римскому государству и присоединиться (sociari) к христианской вере, попросило об этом через послов, которые тотчас добились того и другого»[313]. Что же касается Маврикия (582—602 гг.), то с его именем связана попытка христианизации великого соперника Византии на Востоке — Персии.
Христианство в Персии было известно с очень раннего времени (ср. выше, с. 32). Культурные контакты греко–сирийского и иранского миров, а равно и движение людей через византийско–персидскую границу осуществлялись легко, причем в обоих направлениях. Например, до наших дней сохранилось надгробие перса–христианина, умершего в Константинополе в V в., выполненное на пехлевийском языке: «Хордад, сын Ормазд–Африда… из страны Эраншахр, из области Чарган, из деревни Хишт. Господи, помилуй его! Он находился в Византии в течение года, осуществляя свое упование и ища (?) Господа Христа, справедливого и победоносного»[314]. Существование такого надгробия доказывает, что в столице Империи жила целая община собратьев Хордада по вере. Византийцы же, со своей стороны, довольно свободно попадали на иранскую территорию. В Житии Иоанна Телльского (ум. в 568 г.) рассказывается, как он был схвачен на горе Шингара, на границе, персидским губернатором Нисибина. Перс воскликнул: «Как может такой человек, как ты, входить на нашу территорию без нашего разрешения? Разве ты не знаешь, что это другое государство?» На что святой по–гречески ответил: «Между нашими царствами такой мир, что я не воспринимаю их как разные»[315]. Конечно, так бывало далеко не всегда. Чаще две империи враждовали, и всякое обострение в их отношениях вело к репрессиям против персидских христиан (ср. выше, с. 49).
По мере углубления церковных расколов в христианстве персидские власти переставали преследовать те толки, которые подвергались запрету в самой Византии, и даже начали поддерживать их. Несторианство постепенно сделалось второй по значимости религией Ирана. Например, персидский вельможа Кардагх так увлекся христианством несторианского толка, что заказал себе персидский перевод Писания. Но при этом, когда на Персию напали «греки», он разбил их, говоря: «Став христианином, я вооружился непобедимой перчаткой». На этот факт сослался и царь Шапур, когда маги донесли ему, что его вельможа отказался от господствующей зороастрийской религии[316]. Знаменитый праведник Мар–Аба, знавший персидский и сирийский языки, выучил со временем и греческий — но при этом не осуждал войн против «греков»[317].
Напротив, Византия всячески поднимала на щит тех персидских христиан, которые остались верны халкидонскому символу веры и, соответственно, Константинополю. Самой знаменитой из них стала Голиндуха, дочь и жена персидского мага, сподобившаяся откровений, обратившаяся в православие, претерпевшая гонения и муки, переехавшая в Империю и умершая в 591 г[318]. Перед смертью Голиндухи «митрополит побуждал ее отправиться в Константинополь и молиться вместе с императорами»[319]. Текст грекоязычного Мученичества Голиндухи кончается призывом к святой молиться за византийского императора, «чтобы его царствование стало наисильнейшим против врагов, чтобы подвластными сделались ему страны варварские (χώρας βαρβάρων υποσπόνδους)»[320]. Лояльность святой по отношению к Византии не вызывает у агиографа сомнений — он уверен, что на небесах Голиндуха поддерживает православное воинство Империи в его борьбе против ее собственной родины.
Персидский царь Хормизд IV отличался толерантностью по отношению ко всем христианам в Персии, в том числе и халкидонитам. Эта терпимость шаха породила несколько легенд о его собственном обращении в христианство. Одна из них донесена, как ни странно, в латинской «Хронике Фредегара». Согласно этому источнику, в 587 г. «жена Анаульфа, императора персов, по имени Цезар'а, оставив мужа, с четырьмя сыновьями и таким же количеством дочерей явилась к блаженному Иоанну, епископу Константинополя, и, заявив, что она из [простого] народа, попросила у названного Иоанна благодать крещения. Цезара была крещена самим понтификом, а ее восприемницей из святой купели стала августейшая [супруга] императора Маврикия. Муж [Цезары], император персов, стал через посольства настойчиво требовать [возвращения жены], а император Маврикий не знал, что это его жена…» Когда недоразумение разрешилось, «она ответила: «Если мой муж захочет стать христианином и принять благодать крещения, то я вернусь, в противном же случае даже не отвечу». Когда послы возвестили об этом императору персов, тот немедленно отрядил посольство к императору Маврикию, чтобы святой Иоанн прибыл в Антиохию: он хотел принять крещение, [если оно будет] из собственных рук [Маврикия]. Тогда император Маврикий приказал, чтобы в Антиохии были сделаны великие приготовления (infmitissimum adparatum). Там крестился император персов с шестьюдесятью тысячами. Вышеназванное количество персов было крещено в течение двух недель. Иоанн же и другие епископы обратили еще множество персов свыше названного числа. А того императора принял из купели в Антиохии епископ Григорий. Император Анаульф просил императора Маврикия дать ему епископа с достаточным клиром, которых он разместил бы в Персии, чтобы вся Персида воспользовалась благодатью крещения. Что Маврикий и сделал с дорогой душой, и с величайшей быстротой вся Персия крестилась в Христову веру»[321]. Эта легенда, отсутствующая в византийских источниках, отражает, по всей видимости, те ожидания, которые породило в Империи развитие событий в Персии.
В 590 г. шах Хормизд был свергнут с престола, а его сын Хосров II бежал в Византию. Император Маврикий предоставил ему войска, с помощью которых Хосров отвоевал свой трон, а в благодарность возвратил Византии отнятые его предками земли. Маврикий выдал замуж за шаха свою родсгвенницу Марию (восточные источники объявляют ее дочерью императора, но византийские это отрицают[322]). Согласно анонимной сирийской хронике, «с ней он послал епископов и клириков. Хосров приказал построить два храма для своей жены: один св. Сергису, другой Богородице. Был послан Афанасий, патриарх Антиохии, и он освятил их»[323].
311
W. Frend, The Rise of the Monophysite Movement (Cambridge, 1972),.
312
Chronique de Jean, p. 404.
313
Iohannis abbatis monasterii Biclarensis «Chronica» (см. прим. 116), p. 212. В языке племени туарегов, являющихся потомками гарамантов, сохранилось несколько слов–христианизмов: «анджелус» (из апgelus), «афаско» (обозначение «весны», видимо, из πάσχα/pascha), «аббекад» («грех», явно из латинского peccatum), см.: Р. Лоу, «Гараманты и транссахарская торговля в античное время», Гарамантида (Москва, 1994), с. 164; А. Милитарев, «Глазами лингвиста: Гарамантида в контексте североафриканской истории», Там же, с. 267. Даже из этого скудного материала можно сделать вывод, что до гарамантов добрались какие‑то латиноязычные миссионеры. Конечно, в правление Юстина II латынь еще была в ходу при дворе, однако греческий уже начинал доминировать. Поэтому можно предположить, что император поручил окормление гарамантов кому‑то из клириков Карфагенской церкви, чьим языком оставалась латынь.
314
D. Feissel, «Aspects de l’immigration a Constantinople», Constantinople and Its Hinterland / Ed. C. Mango, G. Dagron [Society for the Promotion of Byzantine Studies. Publications, 3] (Aldershot, 1995), p. 371.
315
Vitae virorum apud monophysitas celeberrimorum / Ed. E. W. Brooks. (Paris, 1907), p. 71—72.
316
Histoire nestorienne / Ed. Addai Scher, PO. Vol. 5 (1910), p. 226.
317
Ibid., Vol. 7, f. 2, p. 155, 159.
318
319
Synaxanum, col. 815—816.
320
«Μαρτύρων τής άγιας μάρτυρος Γολινδούχ», Α. Παπαδόπουλο–Κεραμεύς, Ανάλεχτα Ιεροσολυμιτίχής σταχυολογίας, Τ. 5 (Санкт–Петербург, 1897), ρ. 356.
321
«Chronicarum quae dicuntur Fredegarii Scholastici liber IV», Monumenta Germaniae Histonca, series scnptorum merovingicorum. Vol. II (Hannoverae, 1888), p. 125—126. Сходный сюжет содержится у Павла Диакона, с тем отличием, что у него персы крестятся при Константине, внуке Ираклия (Pauli Diaconi Historia, IV, 50).
322
См.: Фирдоуси, Шахпаме, Т. 6 (Москва, 1989), с. 388, 632.
323
Н. В. Пигулевская, Византия и Иран на рубеже VI и VII веков (Москва — Ленинград, 1946), с. 256.