— Командир Берс! Вы даёте согласие на выполнение спасательной миссии, или у вас есть встречный алгоритм? — раздался голос Мила.

— Командир Мил! Подтверждаю ваш алгоритм! — ответил Берс.

— Принято, командир Берс! В таком случае ознакомьтесь с командирским  субалгоритмом! Жду его подтверждения, либо встречный субалгоритм! — понимающе произнёс Мил, наблюдая за реакцией Берса.

Вздохнув, Берс принялся рассматривать маленькую алую фигурку командира в прозрачном чреве МК-408. Фигурка вела себя как исполнительная и внимательная домохозяйка начала двадцать первого века, собирающаяся покинуть на продолжительное время свой просторный особняк. Для этого она обходит все его помещения, отключает электрические приборы и освещение, перекрывает газовые и водяные краны, задвигает шторы, плотно закрывает окна и двери и тому подобное. Управившись со всем своим «хозяйством», фигурка командира устало располагается в лифт-капсуле и… покидает комплекс! Командир-домохозяйка, — это уже слишком!

Скрипнув зубами и едва сдерживая себя, суровый Берс прохрипел:

— Командир Мил! Ваш субалгоритм весьма рационален! Всё же, принимаю решение — оставаться на борту до самого прилунения! Это моё право…

— Командир Берс! Ваше предварительное решение принято! У вас есть двадцать семь минут для его аннуляции и возврату к нашему субалгоритму!

— Командир Мил! Моё решение окончательное! — сухо сообщил Берс.

— Командир Берс! Ваше окончательное решение принято! До встречи на Луне! — улыбнулся Мил. Признаться, чего-то другого от рискового Берса он и не ожидал…

Глава 45

Украдкой заглянув в зеркальце, Яна осталась довольна своим чистым лицом. А всё благодаря Зинаиде Васильевне, которая делала ей специальные ночные и дневные маски, пока девочка болела. Все названия и пропорции кремов, мазей и травяных отваров, входящих в состав чудодейственных масок, ровно, как и способы приготовления всего этого, Зинаида-волшебница подробно записала для Яны в память ноутбука и на листиках врачебных рецептов.

После той утренней встречи с Гариком в доме его брата Шурки, Зинаида поначалу ходила печальной и молчаливой. Ни Вовка, ни Яна не осмеливались её о чём-либо расспрашивать, а она не находила себе места. Но, когда сообразительный Вовка, сославшись на незавершённый ремонт нейрошлема Нида, умчался к себе домой, расстроенная женщина, обняв щуплое тельце девчонки, разразилась неуёмными рыданиями, от которых спина Яны очень быстро и основательно взмокла. Но как смогла тогда маленькая тщедушная девочка успокоить взрослую женщину? Для Яны навсегда этот факт останется странным и загадочным…

Сегодня же Зинаиду не узнать! Куда и девалась давешняя печаль и безысходность! Весёлые глаза её блистают любовью и неимоверным желанием жить, придавая колдовского очарования своей хозяйке. Роман Романович, оказываясь порою в свете их тёплых лучей, краснел и непременно делал что-то невпопад. Вовка и Яна, попадая под них, понятливо радовались и грелись, словно котята на солнце. Благодаря кулинарным талантам и усилиям Зинаиды, которой всяк, а уж особенно Яна, норовил помочь, праздничный стол в честь дня рождения был щедро и искусно накрыт.

Пока Вовка с Нидом, лицо которого было густо измазано угольными полосами, заканчивали подготовку к «шашлычно-огневым» работам, Зинаида Васильевна и Яна ушли в Вовкин дом переодеваться. Ждать их, облачённых поначалу в спортивные костюмы с белыми передничками на бёдрах, пришлось долго, как и бывает всегда в таких случаях, но ожидания того стоили!

Роман Романович тем временем заметно нервничал, поскольку никак не мог связаться по мобильному телефону с неизвестной Вовке «одной знакомой дамой». Зато тренер-ветеран, самостоятельно дозвонившийся Роману Романовичу на Вовкин домашний телефон, обещал непременно быть со своей супругой в означенное время. Вовка, отправив испачканного углями Нида в душ, где тому было приготовлено всё чистое с Вовкиного плеча да бедра, тихонько копошился возле музыкального видеокомплекса в беседке, одним ухом прислушиваясь к телефонным разговорам своего дяди.

— Алло, ал-ло! — надрывался Роман Романович, набирая в который раз телефонный номер, но его «знакомая дама» упорно не отвечала. Вовка хитро ухмылялся себе под нос и продолжал делать вид, будто возится с коммутационными шнурами. Конечно, если бы дядя прознал про то, что Вовка утром втихаря вскрыл его мобильный и ослабил винт крепления антенки, то услужливому племянничку досталось бы не только на орехи, но, пожалуй, и на всё ореховое дерево!

— Вовка, дай-ка мне свой мобильник! Может, с него дозвонюсь? Я ж ей дорогу-то к нам не объяснил толком!… — догадался дядя попросить помощи у Вовки. Но телефон предусмотрительного племяша имел точно такой же механический дефект. Всё же дяде повезло, ибо «знакомая дама» сама дозвонилась ему на Вовкин домашний телефон. Передавая дяде радиотрубку, воркующую девичьим голоском, Вовка взгрустнул, ведь помешать им общаться он уже никоим образом не мог.

— Да, да, милая! Это я! Ты где? Я сей же час выеду тебе навстречу! — оживился Роман Романович, но затем удручённо замямлил:

— Прости, виноват… Но, почему? На ко-концерт идёшь? А ка-ак же я…

Несколько минут, то краснея, а то бледнея, Роман Романович выслушивал упрёки в свой адрес и получал неприятнейшую информацию от дамочки по поводу того: с кем, когда и куда та собирается сегодняшним вечером отправится. Затем дядя неожиданно перешёл в наступление, справедливо предчувствуя всю полноту подлого коварства и предательства девицы:

— Прости, милая… Но, разве… Ах вот оно что! Не ожидал от тебя такого… Иван Семёнович, значит! Юбилей у него сегодня? Так, так… После концерта в ресторан? Ну, знаешь… А потом? Что значит, какая разница? Ресторан в гостинице? Всё ясно… Прощай!

Расстроенный Роман Романович, явно не ожидавший такого подвоха со стороны «одной знакомой дамы», молча ткнул надрывно пикающую радиотрубку Вовке в руки и понуро выбрел из беседки. Держа руки глубоко в карманах брюк своего элегантного белого костюма, дядя принялся вышагивать тротуарной дорожкой от беседки к воротам и обратно. Его лицо было пунцового цвета, а бледные губы пытались насвистывать непонятную мелодию. На свист тотчас услужливо подрулил Шварц, но, получив от дяди лёгкий пинок под хвост, коротко взвизгнул и убежал за дом.

Вовка сочувственно поглядывал на дядю, не отваживаясь включить музыку. Всё же палец мальчишки предательски дрогнул на кнопке пульта управления, — и беседка наполнилась лирическим шёпотом Градского:

— «Оглянись, незнакомый прохожий. Мне твой взгляд неподкупный знаком. Может я это, только моложе? Не всегда мы себя узнаём…»

Но раздосадованному дяде было глубоко плевать на всех «незнакомых прохожих» с неподкупным взглядом, и он продолжал сгорбленно вышагивать дорожкой, не оглядываясь. На словах песни «мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли» дядя остановился, глубоко вздохнул и принялся разглядывать носки своих белых туфлей.

Внезапно голубоглазый Роман Романович, тряхнув своими светлыми кудрями, восторженно выпрямился и расплылся в обворожительной улыбке, — на крыльцо лебёдушкой выплыла Зинаида Васильевна. На ней красовалось золотистое вечернее платье, плотно облегающее её величественную фигуру и сияющее мелкими чешуйками. Вокруг её нежной загорелой шеи, перемигиваясь с рубиновыми камешками на ручных браслетах и серёжках, блистало золотое колье, щедро усыпанное крошечными бриллиантами, изумрудами и рубинами. Под цвет платью были и пышные волосы, собранные в высокую прическу с водопадом локонов до открытых плеч. Красивое округлое лицо Зинаиды, с аккуратным носом и полными алыми губами, чарующее задорными искорками светло-зелёных глаз в больших рамочках густых ресниц, озарялось беломраморной улыбкой и притягивало к себе взгляд. В руках Зинаида Васильевна, направляясь к смущённому имениннику, держала кустообразный букет ярко-красных гладиолусов и небольшую подарочную коробочку. Шла она к Роману Романовичу плавно и торжественно, покачивая упругими бёдрами и пристально вглядываясь ему в глаза.